И еще до выхода на пенсию Клочихин немало времени обретался в этом медвежьем углу, а уж отпуск – обязательно и непременно, и даже несколько раз там проводила два-три дня его спутница жизни.

Словом, отвел душу старый агротехник в богатом, необозримом лесу, на водах и лугах, где замечательно щедро росли дикий лук и лилии, и даже на огороде, которому их с Надеждою Ивановной городской огород в подметки не годился. И Сергей Степанович, несмотря на некоторые хвори, оставался бы здесь и дольше, пользуя себя целительной природой, да несравненная половина его, прожив на приволье месяца полтора, запечалилась, затосковала и даже спала с лица. Потому что не с кем ей было разговаривать и обсуждать новости, которых в Выселках по большому счету даже и не было. А вот поди ж ты!

Видя такой оборот, глава семьи дал ей увольнительную, то есть не совсем, конечно – как это можно в их-то возрасте: летом она несколько дней жила в Выселках, а зимой, напротив, большую часть времени Клочихин проводил в ее владениях. В конце концов, обзаведшись радикулитом и гастритом, наскучив приготовлением овсянки и тушенки с макаронами, Сергей Степанович сдался и решил расстаться со своей полухолостяцкой, почти робинзоновской жизнью. Радости Надежды Ивановны не было предела. Что и неудивительно: Клочихины отличались упрямым, даже капризным иногда характером, доходящим до отметки «вредность». Хотя упрямство представители этой замечательной фамилии выдавали за упорство, а капризность – за разборчивость. Все эти черты были свойственны Сергею Степановичу, и даже в несколько умноженной степени. Понятно, что возвращение великовозрастного Маугли к своему домашнему очагу было встречено со сдержанным ликованием.

У Корнева же ситуация складывалась глупая: приятель Листунов уж, без сомнения, принялся готовить встречный марш сослуживцу со всем причитающимся, а тут приспичило дядьке срочно эвакуироваться из его таежной заимки. И ведь предыдущие дни и недели текли размеренно и спокойно, а тут на тебе! Хоть разорвись. Хорошо еще, нет какой-то неотложной третьей заморочки!

Напрасно он так подумал: не успел после разговора с дядькой сообщить Листунову об изменившихся обстоятельствах, как телефон зазвонил снова и Андрей коршуном налетел на гаджет, будто боясь его бегства. Звонила Анна, что само по себе уже было событием. Они хоть и старые знакомые, но обмениваются звонками не так часто, а встречи – совсем уж случайны. Некогда, потому что. Анна Звонарева готовит диссертацию по искусствоведению, замыслив строить карьеру по этому, в общем-то, сомнительному направлению, а Корнев постоянно был завязан на своей экономической службе. Нередко приходилось трудиться сверхурочно, поскольку начальник хотел выглядеть. То есть, перед вышестоящими.

– Привет, Андрей! – раздался в трубке голос искусствоведа.

– Здравствуй, здравствуй, Аннет! Давно тебя не слышал!

– А твой голос, похоже, я скоро и не узнаю!

– Ты что, как можно! Я в два раза чаще буду звонить. Но ты ведь сейчас вся в трудах?

– Одно другому не мешает. А звоню по случаю дня рождения. Нет, у меня не два: один, как и прежде. У Лидии Ершовой, подруги моей, день ангела. Буквально завтра. Там узкий круг, но мужчин недостача, одни приятельницы. Вот я и подумала, что, если и ты присоединишься?

– Горе, горе мне, бесталанному! – в голосе Корнева послышалось неподдельное расстройство. – Понимаешь, дядька у меня заболел и попросил подменить его на вилле, собаку кормить, кошку, разные крестьянские дела. Это в Выселках. Да пошел бы он, но я уже дал согласие, что сегодня там объявлюсь. Невезуха!

– Да уж, – разочарованно отвечала трубка, – человек предполагает… И надолго ты на вахту?

– Неделю-другую, он говорит. Пока найдет покупателя.

– По-моему, туда покупателя года два надо искать.

– Но я-то согласился только на две недели. А знаешь, что?

– Откуда же мне знать?

Речь абонента оживилась:

– А давай туда поедем вместе! Посмотришь на первобытное житье, натуральное хозяйство увидишь в натуре, цветы-ягоды-грибы. Огурцов тебе наберем – дядька говорит, их нынче море! А потом я доставлю тебя обратно.

– Так ты ведь едешь сегодня, а обратно ночью будешь доставлять? Ведь мне надо будет еще привести себя в соответствующий вид!

– Вот уж истинно, горе. Тогда, может быть, после именин? Думаю, там замечательней, чем в Антальях.

– Ну, это видно будет.

– Да, тогда немного отложим. Я ведь и сам-то в Выселках еще не был. Вдруг там совсем не формат. Съезжу, посмотрю, а уж потом… Да?

– Видно будет, – повторила Звонарева официальным голосом и заключила:

– Пока!

– Да, пока!

Он покрутил в руке телефон, словно ожидая вновь услышать голос Анны, и с сожалением отложил аппарат. Как-то нескладно все получается. Начиная с ликвидации конторы. Полоса невезения?

***

От раздавшегося снова звонка он вздрогнул. Звонил Сергей Степанович.

– Так Андрей, – начал он и замялся. Племянник после затянувшейся паузы кашлянул и сказал: «Да?».

– Ну, вот какие дела: доехать до самых Выселок не получится: вода после дождей прибыла, теперь через ручей только на вездеходе. Придется километра полтора идти по тропе. Я уезжал-то уже по лужам, а через час позвонил Филиппычу, соседу, он сказал, что проезда уже нет. Ты вот что: на автобусе можешь доехать по Листвяжинской трассе до развилки, до знака «Выселки». Автобусы ходят каждые два часа. Как доедешь, от знака еще метров двести отойди и смотри – по левую сторону там обозначится торная тропа. Потом-то она сужается, да это уже мелочи. Главное, зайти на нее. И – до самого дому. Я его тебе ведь обрисовывал. Понятно, что получается как-то непредвиденно и канительно, добираться так, но кота с собакой жалко, с Булькой. Или не поедешь? Через день-другой авось, я оживу и доберусь туда. Поди, не пропадут? Огород-то – леший с ним!

– Даже и не знаю, дядя Сергей. Но если ты считаешь, что обстоятельства требуют, я поеду. Как автобусы – на ближайший не опоздаю?

– Последний идет в шесть часов, а вот где-то через полчаса – предпоследний. Лучше на него успеть, а то темновато будет в лесу.

– О-кей, то есть буду успевать. Телефон там можно заряжать?

– Да, конечно. Звони, если что. А я, вскорости, думаю, появлюсь. Я сейчас Филипповичу позвоню, скажу, чтобы тебя встретил, ввел в курс.

– Тогда я пакуюсь и айда! Привет Надежде Ивановне!

Очень скоро Андрей, обремененный внезапно свалившейся охапкой привходящих обстоятельств, взял старт. И вот теперь он пробирался по этой самой тропе, которой следовало вывести его к Выселкам. Дожди, о чем упоминал дядька, пролились тут, действительно щедрые: там, где тропинка выбиралась из травы, под ногами проседала почва, а местами даже хлюпала жидкая грязь. В тени деревьев и густого кустарника просыхала земля неторопливо. Пелена жидких облаков затягивала небо, и сумерки вытесняли из лесу свет с каждой минутой. Все назойливей звенели комары, и явственно стала ощущаться прохлада. Андрей ускорил шаг и скоро вышел на небольшую поляну, сплошь покрытую маслятами. Лоснящиеся шляпки обещали замечательное блюдо, но собирать их было не во что, да он и слабо представлял, как их варить-жарить, а потому не стал тут задерживаться. Надо было поспешать, потому что неизвестно, сколько еще предстояло пройти. Дядька говорил час… или он говорил – полтора? То есть выходило – прогулка по лесному свежему воздуху ожидалась продолжительной. Свежести, и в самом деле, хватало, даже с избытком, а со временем что-то не ладилось: Андрей шел уже около часу, а никаких признаков деревни не наблюдалось. И угораздило же родственника забраться в такие дебри! Он мог бы огородиться и в своем поселке зеленой изгородью, через которую не пробивались бы ни пыль, ни звуки уличной суеты, поливал бы ее, холил и лелеял, а в свободное время разводил огурцы. Чем не тайга? Ну, правда, с рыбалкой было бы туговато. Но на крайний случай раз-другой в неделю можно бы и заглянуть на ближайшее озеро, поймать пару ершей. Главное же – не валовой улов, а процесс.