– Скоро приедет, – заверяла Елизавета, загадочно улыбаясь. – У него сейчас напряженка: родители уехали в город, еще зимой, по причине медобслуживания, а все хозяйство на нем, на Геннадии. – Еще тут сестра у него с дочкой, в городе. Их надо поддерживать тоже. А насчет остального – так в Выселках молодежи и нет, кроме самого Лузина.

– Ну, как-то надо определяться, – несколько успокаивалась мать.

Затем Елизавета со своей подругой съездили к этому Лузину в гости, а по приезде сообщила, что на днях он предпримет поездку к ней. И в качестве презента преподнесла родителям ведерко спелой, истекшей соком клубники, на редкость ароматной и сладкой.

– Можно бы больше, но она раздавится, получится каша, – с сожалением заметила дочь. – А это так – вам на пробу. А какая там природа! – Елизавета мечтательно закатила глаза. Не зря он так держится за Выселки.

И она погрузилась в воспоминания об этом вояже, кратком, но таком красочном, словно в давнем советском мультфильме.

Елизавета Серова вела уроки в Доме детского творчества по линии дополнительного образования подрастающего поколения и в эту летнюю пору постоянно порывалась устроить встречу с Геннадием. И постоянно что-то мешало, как назло, какие-то пустяки, но тормозящие с большою силой.

Она обещала навестить Лузина в Выселковском медвежьем углу, пока у нее будет отпуск. Значит, уже в эти поры. Подготовила даже родителей, сообщив, что собирается в гости к подружке. Звать ее тогда Гена не рискнул: доехать до автобусной остановки даже на своей Ниве он вряд ли сможет, пока не упала вода, а вести гостью по тропе через лес – как-то неприлично. Хотя лес и роскошный: тут тебе лилии, тут же и куртины черемши, жарки, всякие медуницы и прочие незабудки, бабочки-стрекозы. Одно только плохо: уж слишком много мошкары и комаров, да еще и слепни. Он решил звать ее на послезавтра. В крайнем случае, заведет старый «Белорус», никакая грязь его не остановит.

Решив так, Лузин в то солнечное утро ответно улыбнулся светилу и скинул ноги с кровати. Часы показывали без пяти семь. Хорошие часы. Умные, потому что, не только по названию, но и на деле. Хочешь узнать погоду – пожалуйста, свое давление – да сколько угодно, число сделанных шагов – нет проблем. Что-то ему показалось странным на дисплее изделия, но тут экран погас. Включив часы снова, Геннадий понял, что его насторожило: аппарат показывал 2305 шагов, хотя после 12-ти ночи Лузин никуда не ходил. Откуда же взялись эти лишние полтора километра? Пощелкав ногтем по часам, он выключил их на минуту и включил снова. Результат был тот же. Может, он сбил нечаянно настройку, и теперь они считают за шаги отходящие минуты? Не получается по арифметике. Да и никогда такого не было. Инструкцию теперь не найти, да и, кажется, код там какой-то нужен.

Этот пустяк вывел Геннадия из себя. Не то чтобы ему были так дороги часы, просто он не мог сообразить, что же за оказия случилась в это замечательное утро. Умываясь, обнаружил в ладони занозу. Вонзилась она неглубоко и не болела, может, поэтому он и не заметил ее до самого отбоя? Но ведь перед сном он тоже умывался?

Раздосадованный, вышел на крыльцо и, надевая дежурные галоши, нашел их необыкновенно грязными, с налипшей по краям глиной. Обычно он чистил обувь в конце трудового дня или сразу после обнаружения загрязнений. А тут… И откуда взялась глина? Ближайшая – в кюветах затопленной сейчас дороги.

Лузин сел на крыльцо и, обхватив голову, напряг память. Был бы он пьяный… Как легко бы все разрешилось! Но он не брал в рот ни капли уже больше недели. Хотя в холодильнике стояли вино-водчные изделия, заготовленные на случай приезда Елизаветы.

«Ты ждешь, Лизавета…» – прозвучали в уме слова известной песни и Геннадий совсем закручинился: как звать ее сюда, когда у него, похоже, поехала крыша?

Спешить в больницу? Там анализы, молоток, долбящий под коленку, выяснение родословной до пятого колена насчет душевных патологий и подозрения в излишнем употреблении крепких напитков, несмотря на постоянные предупреждения Минздрава, что алкоголь в больших дозах вредит здоровью. Он провел день в отвратительном настроении, не было желания за что-то браться, а если и брался – все валилось из рук. Ему представлялась картина: вот приезжает Лиза, уже в сумерках, подходит к его дому и видит на крыше прогуливающегося Лузина в грязных галошах, вымазанных глиной. Геннадий едва не заплакал. Почему он должен был прогуливаться именно по крыше, и отчего гостья должна была объявиться в потемках – такими вопросами он не задавался.

Без пяти 12 ночи он резво пробежался по двору и зафиксировал прибавку 120 метров. Суммарно количество пройденных за день шагов составило 7200. На этой цифре, когда она сменилась на 00, и отправился Лузин почивать. Только не так просто это было сделать: сон никак не шел и задремал страдалец только в третьем часу и, как показалось ему, проснулся почти сразу. Но настенные часы показывали уже без четверти пять. Собравшись с духом, он посмотрел на умные. 320! То, что в эту ночь намотанный километраж оказался в семь раз меньше, чем в предыдущую, было слабым утешением. Хуже всего, что даже проблеска воспоминания о променаде в памяти не осталось. Лузин вышел в сени, осмотрел галоши: они имели такой же вид, в котором он оставил их перед полуночью. Стало быть, со двора, скорее всего, он не уходил. Что с того? Как теперь с Лизой?

Телефонный звонок подбросил его, словно катапульта. Геннадий не ошибся: звонила она.

– Здравствуй! – услышал он долгожданный и несколько встревоженный голос. Я тут все дела домашние собиралась переделать, пока в отпуске, но, кажется, не переделаю. И вот я выезжаю к тебе, потому что ты, кажется, тоже не можешь их переделать. Время идет, а у нас только дистант. Телефонное правило. Или ты заболел?

– Да как сказать, не то, чтобы… Здравствуй, Лиза, я рад тебя слышать. Ждал звонка, а так неожиданно! Я и сам хотел звонить… – сумбурно отвечал Лузин. – Хорошо, что ты позвонила!

– Еще бы! – чуть насмешливо отвечала трубка. У тебя в жизни, кроме нападения домашних дел, ничего не переменилось?

– Ничего, – постепенно обретая способность здраво мыслить, ответил он. – Ты, серьезно, решила сюда ехать?

– Серьезней некуда. Да мы ненадолго, особо тебя не побеспокоим, – с ноткой обиды в голосе заверила она. Потому что мы едем с подругой, с Зиной. Она страсть хочет увидеть настоящую тайгу. Ты не против, надеюсь?

– Я-то беспокоюсь только, когда не созваниваемся долго, – сказал он, и осекся. Помолчав секунду, спросил:

– А когда ты выезжаешь? Вы выезжаете, – поправился он.

– Уже на автостанции. Звоню на всякий случай – вдруг у тебя командировка!

Отвечать шуткой было бы подло. И без того он чувствовал себя свиньей. Надо же было навалиться на него этой напасти!

– Я вас встречу, с автобуса. Жду!

Отложив телефон, Гена лихорадочно начал прибираться в доме. Зная, что взгляд его уже замылился от постоянного созерцания того же интерьера, где все было на своем, а может, и не на своем месте, но уже прикипело к нему, он оценивал обстановку как гость. Кое-что переставив, а то и уволив на неопределенное время в сарай, принялся за мытье полов. Особого засилья мусора не наблюдалось, потому что мусорить было некому, но следовало освежить пол, для чего в ведро для мытья он забросил пригоршню побегов полыни с листьями, налил немного воды и вскипятил. После этого наполнил ведро холодной водой и принялся за работу. Полынь Гена выкинул, но парфюм остался. Вполне явственно ощущался теперь запах полыни, его обнаружилось даже с избытком и пришлось открыть окно, чтобы уменьшить концентрацию ароматизатора.

Боясь опоздать к автобусу, он завел машину с запасом времени едва ли не в полчаса.

У остановки «Выселки» сошли только двое – и это были Лиза Серова и предполагаемая Зина.

Стоявший в ожидании подле «Нивы» Лузин раскинул руки и приобнял обеих:

– С приездом! А я – Гена.

– Привет лесовикам! – отозвалась Серова.