– Скажи честно, ты эти слова на ходу придумываешь? Это вид гипноза, чтоб человек обалдел и не мог сбежать?
– Но генезис(13) ты понял?
– Генезис? Я читал. Это же из Библии, да(14)?
– Ну… И туда тоже можно.– отмахнулся Вирус и продолжил гипнотизировать умными словами.
Обратно пошли другим путем, хотели увидеть дриад, но те решили не показываться.
– С дриадами у меня никаких проблем. Сами живут, сами питаются, сами развиваются. Очень комфортные девчонки. Они большей частью на фотосинтезе.
– А меньшей частью на чем?
Вадим пожал плечами.
– Я им фрукты оставлял. Вроде бы съели. А может птицы растащили. Твои, кстати, тоже сами питаются. Очень упрощает уход.
А мне подумалось, что уход может и упрощает, а вот тренировку нет. Местной рыбой я их не удивлю.
Вернулись мы к уже накрытому столу. Ноздри щекотал аромат горящих поленьев и жареного мяса. Сотрудники заповедника были радушными сами по себе, а на меня они еще и возлагали большие надежды, так что, прием был очень теплым. Одновременно с нами к веранде подошел мужчина ростом гораздо выше среднего, подмышкой он держал сатира.
– Жеваный крот, ну хоть капля мозга у них будет? Застрял в изгороди. Наполовину пролез и застрял. Иду, смотрю – вонючий случай! Торчит!
Великан потряс сатиром. Козлоногий жевал жвачку и ни чуть не смущался своим положением. Великан подошел к изгороди и перебросил рогатого в загон. Сатир упал на четыре кости, тут же вскочил и стал увлеченно обнюхивать столб ограды. Мы сели за стол. Колонистов, как они себя иногда называли, было одиннадцать. Четыре женщины – ветеринар Алёна, фельдшер Юля, берейтор(15) Галя и «нимфоведка» Диана, с которой я уже познакомился. Мужчины, протягивая руку, называли имя и своих подопечных.
– Егор – сатиры.
– Леонид – гидра и тритоны(16). Тритонов нет, пока с твоими сиренами не разберемся.
– Максим – мантикоры, грифоны и всякие кошкообразные.
– Давид – Цербер, Орф и Сцилла скоро будет. Собачатник, в общем.
Был еще Светлицкий, Олег Анатольевич, занимавшийся гарпиями. Но его питомник находился на другом конце заповедника, на скальнике. Здесь он появлялся пару раз в месяц, эдаким героем романов Купера – верхом, одетый в кожаную одежду, грузил в телегу брикеты замороженных куриных лап, мешки с мелом и пемзой, забирал свой сухпаек и уходил в закат, в свои Скалистые горы. Ну и Вадим Юрьевич, мой старый добрый Вирус, со своими разносортными дриадами. Я тоже представился:
– Николай. До сегодняшнего дня – преимущественно, тюлени.
– Пойдет. Я тоже, пока сюда не попала, по нормальным девиантным(17) подросткам специализировалась, – поддержала забывшая о конфликте нимфоведка.
Мне сразу стали вводить в курс дела. Видимо, тема была наболевшая. Сирен было двенадцать.
– Зачем так много?
– Тушкан, а мы знали? Мы думали, ну будут плескаться в море двенадцать красивых девочек с рыбьими хвостами. Всем на радость, нам на умиление.
– А то, что там агрессия в генетику вписана это никого не насторожило?
– Ну… На заборе тоже написано, а там же дрова.
Двенадцать милых мальков скоро выросли в двенадцать злобных девиц. Девицы держались стаей и ни в грош не ставили сотрудников. По замыслы им полагалось жить около определенной скалы. Там были устроены для них кормушки и места для живописного возлежания. «Что? Всего лишь одна скала, когда есть целое море и в нем нет конкуренции?» – сказали сирены. Не то что бы они так сказали, говорить они не умели. Они так поступили. Сломали кормушки на скале, переворачивали лодки сотрудников. Когда колонисты устраивали погружения, чтобы наладить контакт с девицами, те пользуясь своим преимуществом в воде, отбирали у ныряльщиков оружие, сдергивали маски, портили трубки для дыхания. Первое время, когда колонисты еще покупались на такие провокации, некоторые сирены претворялись беспомощными или ранеными, например, придавленными подводными камнями. А затем окружали наивного ныряльщика, ринувшегося помогать, нападали и мешали всплыть на поверхность. Одну из сотрудниц чуть не утопили. Схватили её за ноги и потащили на дно. Она и сама толком не помнит, как удалось вырваться. Вскоре уже никто не рисковал заходить в море, ни под каким предлогом. В таких условиях ни о какой дрессуре или изучении уже не могло быть и речи. Образ прекрасных дев, нежащихся на камнях и распевающих заманчивые для моряков песни, никак не срастался. Какие там песни? Голосов сирен никто не слышал. Скорее всего, они были вовсе немыми, как рыбы. Они только клацали зубами, если замечали людей поблизости. За других существ тоже возникали опасения. Пока никто не погиб, но попытки напасть уже случались. Это произошло когда сирены решили, что моря им недостаточно и попытались оккупировать еще и реку. Та, к счастью, оказалась слишком мелкой для них и дальше самой дельты хищницы не пробрались.
– Надо как-то их приручить. – резюмировал Давид.– Видал я сук, но таких!.. А главное, датчики слежения поставить. Вдруг они в открытое море вырвутся.
– Я боюсь к морю подходить, – грустно поддержала Юлия. – Я в этом году даже ножки там не помочила… А в прошлом году плескались как дельфины-шизофреники…
У некоторых сирен были клички. Живчик – неугомонная, лихо наматывала восьмерки. Пестрая – с красными чешуйками на мордашке. Замятыш с кривоватым лицом, Пышка, короткотелая, пухлая и медлительная, но зато в нападениях не замеченная. Была даже Ирка. Но ничего общего с мирной Ириной. У нее на лице были чешуйки зеленого и оранжевого цвета, так что Ирка это производное от ИРА(18). Характер соответствующий. Скромная Мышь и бледная Моль. Даже по именам можно было понять, что никто к ним особой любви не питал.
После краткого экскурса в мою будущую сферу работы, колонисты, отдохнувшие и повеселевшие от вина, принялись травить местные байки. А их уже набралось достаточно.
–Должны были нам привезти Ехидну(19). Но что-то там перепутали и привезли четырех нагов(20) из индуистского заповедника. Мы смотрим, ничего понять не можем. Почему Ехидн четыре штуки? Почему все четыре штуки самцы? И почему они такие размалеванные?
– Но «индусы» быстрее нас сообразили…
– Ну еще бы! У нас-то перебор, это ладно, а у них-то недостача.
– Индусы в смысле индуисты? – уточнил я.
– В смысле сотрудники индуистского заповедника. Как мы «античники», где-то на северах «кельты», так они «индусы». Так вот. «Индусы» сразу в позу – возвращайте нагов! Да не вопрос. Возврат оформили, отправили. Но тут вмешиваются реальные индийцы и говорят: А собственно, какого лингама(21), вы, господа хорошие, в нашу мифологию играетесь? И вывозят весь индийский зоопарк, подчистую, к себе в страну, на бессрочное дожитие. А теперь, Тушкан, отгадай загадку – что может быть доказательством того, что индуизм способен впитать в себя любую другую религию?
– Ну… Не знаю.
– А, например, то, что у Ехидны сейчас точка на лбу. Они же нам её вернуть не успели. Её вместе с нагами увезли.
Колонисты захохотали. Я деликатно поулыбался. Наверное, это была действительно смешная шутка, но я еще недостаточно проникся духом заповедника. В ответ я рассказал байку, как мы чудили в старших классах, как раз на уроке истории и маленькая, в каштановых кудряшках, Галя спросила:
– Вадим Юрьевич, а почему вы Вирус?
– О, Галочка, – пафосно начал Вадим. – Это потому что я неуловим, всепроникающ и практически бессмертен.
– Кого вы слушаете?– перебил я.– Это потому что он в малолетстве с нефоркой Бациллой встречался. Жуткая была девица. Вадим Юрьевич, не смотри так. Я хотел сказать – вы были очень гармоничной парой.
Так за байками, жареным мясом и густым вином, мы досидели до самого рассвета. Потом Вирус пошел показать мне мою койку и я решил спросить:
– Откуда у вас столько вина?
– О! Это Алёну надо благодарить. Она обосновала, что раз заповедник античный, то наши зверушки без вина жить не могут.
– Но вы же им вина не даете?
– Нет, конечно! – возмутился Вирус. – Они сознанием как дети. Вином поить все равно, что ребетёнку цыгарку совать. Но это тс-с-с!
