Наа-на-на-наа!

НА-А! НА-НА-НА! НА-НА-А!

ИИ-ХУУ! – вскрикнули, мальчики со сцены.

Наа-на-на-наа!

НА-А! НА-НА-НА! НА-НА-А!

Девочки приняли прежние места и продолжили петь:

Ландскроона моожет от-крыть

Секрееты ду-ши,

Таайные знаания твоей се-мьи.

Ты станешь сиильным,

Велииким волшеебником,

Свой стихией ов-ла-деешь, если прежде не умеешь!

В конце одна девочка заиграла на флейте.  Откуда ни возьмись вылетела целая стая свиристелей, таких небольших ярких птичек, очень красивых, словно их раскрасили кистью. Птички весело запели, поддержав игру на флейте и кружа над головами поющих ребят. Когда музыка кончилась, свиристели растворились в воздухе с резким хлопком, оставляя за собой небольшой салют из цветных перьев. От этих хлопков Элис вздрогнула. Зал окутала тишина, и теперь был слышен лишь шум усилившегося дождя, со всей мощью забарабанившего по огромным дрожащим  стёклам… Все камины Актового зала мгновенно вспыхнули ещё сильнее прежнего. Стало очень тепло и уютно.

– Так странно… Утром дома была ужасная жара… А спустя несколько часов здесь во дворце, на высоком холме в окружении огромного сада холодина и льёт дождь, и горят камины, чтобы не замёрзнуть… – подумала Элис. В этот момент в Актовый зал вошёл мокрый и запыханный Эдгар, за ним, вытирая лоб, шёл Герман Морган (преподаватель, с которым Элис познакомила мама на Волшебном рынке), а следом ещё один мужчина маленького роста, который отряхивал на ходу свои брюки. – Видимо, все кошки уже сняты с деревьев, – подумала Элис и улыбнулась, вспоминая эмоциональный рассказа Габуса. Преподаватели поднялись на подиум и заняли последние пустые места. Теперь похоже все в сборе.

– Фиииу! – через открывшиеся в конце помещения двери с громким свистом влетела большая птица жёлтого цвета с длинным золотым хвостом. Птица села на край подиума и развернулась лицом к детям. Такой птицы Элис никогда не видела. Большое тело, около полутора метра в высоту и вдвое длиннее хвост, но самое удивительное было это её голова: человеческое лицо, покрытое лёгкой золотистой опушкой и длинный острый клюв… – Фиииу! – странная птица заголосила вновь и её силуэт стал плавно вытягиваться, затем завертелся спиралью и… – на подиуме появилась очень красивая женщина с волнистыми длинными волосами почти до самого пола, переливающихся золотом и серебром. Она была одета в сверкающее платье в тон к её волосам, из под подола которого выглядывали босые бледные ноги. Зал завизжал и раздался рукоплесканиями.

– ААА! Боже мой! Не верю! Это же сама Эмма Кассиопея! Я впервые вижу её так близко! – со восхищением и вздохами кричала Мия, аплодируя со всей мощью.

– Кто?… – удивлённо переспросила Элис.

– Только не говори, что ты её не знаешь! Боже! Это ведь Эмма Кассиопея! Я её преданный фанат! У меня есть все плакаты и фигурка из последней коллекции… А мама мне даже сшила платье на мой День Рождения, как у Эммы, в котором она выступала на праздновании летнего солнцестояния! Но это!… Это платье просто фантастика! Аааа… – эмоции Мии били ключом.

Женщина начала что-то петь, на незнакомом для Элис языке, и все замолчали, притаив дыхание. Голос у неё был, как у оперной певицы, но голосила она совсем как какая-то сказочная птица. Во время пения Эмма начала танцевать и кружиться вокруг себя: с развивающихся волос полетели золотые искры, подол сверкающего платья загорелся бледным огнём… Крошечные искры долетали до ног Элис и других ребят, сидевших в первом ряду… С потолка спустились нимфидии и закружили в танце, как под гипнозом, повторяя движения Эммы. Элис заметила, что нифмидии поменялись в цвете, став платиново-серебристыми, с их крылышек сыпались такого же цвета блёстки. Целая стая нимфидий столпилась над головой певицы, танцуя в такт её пению…

Все находящиеся в зале дети и взрослые смотрели на происходящее как заворожённые. Артём раскрыл рот и не мог ничего сказать. Лицо Мии было таким, словно это самый лучший день в её жизни. Даже преподаватели выглядели безумно счастливыми. Два маленьких мужчины, которые выступали перед этим, сидели покосившись, а у одного из них по подбородку стекала слюна…

Подол платья Эммы Кассиопеи к концу песни изменился, оставив обугленные лохмотья, свисавшие чуть ниже колена, словно лист пергамента сгорел не до конца (края стали чёрными с искрящимися вкраплениями), а затем всё платье поменялось в чёрный искрящийся цвет… Волосы певицы плавно темнели, темнели и… превратились в чёрные волнистые локоны со сверкающими серебристо-золотыми переливами…

– Вааау! Такое впервые!… – тихо восхищалась Мия. – Не могу поверить, что я всего в нескольких метрах от Эммы! Это шок! – у Мии побежали мурашки.

Элис улыбнулась. Всё происходящее выглядело, конечно, изумительно и чудно, но, в то же время весьма странно… Особенно смешно было наблюдать за реакциями зрителей.

Тут заиграла другая мелодия (более энергичная)… На подиум вышли два худых и очень высоких мужчины с длинными чёрными патлами, прикрывавших лица. В руках они держали электрогитары.

– Новая песня! Боже! Это премьера! – Мия подскочила с места от радости, крича и хлопая в ладоши. Но вдруг она затихла и резко села в кресло. Элис увидела неодобрительный взгляд профессора Николя Вайдена, направленный на Мию. Профессор рукой указывал, что необходимо присесть.

Эмма Кассиопея стала танцевать притопывая, прихлопывая и поворачиваясь каждых раз на 45 градусов. Нимфидии кружились в воздухе над её головой и двигались точно так же. Раздался оглушительный бас гитар и с потолка посыпалось такое огромное количество золотых искр, что подиум пропал из вида, будто взорвалось несколько сотен фейерверков. Зал завизжал как умалишённой, но через мгновение искры рассеялись и шум стих… Музыка продолжала играть, но уже тише и мелодичнее… Певица тонко, пронзительно и очень громко запела на прежнем непонятном языке. В её руках было два широких кожаных поводка, которые вели к двум громадным чёрным псам, размером с небольшого быка каждый. Эти псы стояли рядом с певицей и выглядели просто жутко: огромные чёрные глаза светились странным холодным светом, их окаймляла ярко-красная кожа; шкура на шее свисала скрученными мотками; каждая лапа большущая, как у медведя, с длинными когтями; головы огромные и ужасающие; уши и хвосты отрезаны… Весь зал смолк, притаив дыхание… Эмма Кассиопея медленно спустилась по ступеням и пошла вперёд между рядами с учениками, ведя перед собой псов и продолжая петь. Игравшая музыка доносилась из гитар, которые теперь витали в воздухе, невидимый зажим перепрыгивал по струнам, провоцируя звуки. Музыканты куда-то исчезли.

У самого прохода в третьем ряду сидел пухленький мальчик Сева Пупыш. Он, увидев приближающихся громадных псов, ахнул и бездыханно свалился в обморок… С подиума сбежал, словно плывя, Николя Вайден. Буквально мгновение, и профессор уже стоит возле Севы, лежавшем в кресле с бледным, как мел, лицом, на котором застыли страх и ужас. Никто не обращал на них внимания, все следили за Эммой Кассиопеей, продолжавшей петь, медленно прогуливаясь с двумя громадными псами… Директор склонил голову над Севой и тихо что-то шептал, водя своими длинными костлявыми пальцами над головой мальчика… Через минуту Сева вскочил, будто спал и увидел кошмар. Его глаза в ужасе бегали, разглядывая окружающих. Он тяжело и испуганно дышал.

– Тише, Сева! Тише! – спокойно говорил профессор, положив руку на его плечо.

Сева вдохнул полной грудью, слегка успокоившись, и присел на своё место.

– Всё хорошо, Сева? Как ты себя чувствуешь? – так же спокойно спросил профессор.

– Да… Эм… А что случилось? – Сева был в недоумении и растерянности.

– Ничего страшного. Пошли. Тебе нужно в лазарет к тётушке Вале, чтобы выпить микстуру… успокаивающую. Ты слегка переволновался, – сказал профессор и улыбнулся уголком рта. Он вывел Севу к выходу и там передал какой-то женщине, которая повела Севу прочь из Актового зала. Николя Вайден вернулся на прежнее место.