– Это везение не будет вечным, Арина. Он или она обязательно на чём-нибудь проколется, вот увидишь.

Присаживаемся перед телом девушки.

– Красивая – задумчиво говорит Арина – но на первую жертву не похожа, та русоволосая, эта – блондинка.

– Единственное, что между ними общего, это то, что одна работала в ресторане, а вторая – в элитном бар-клубе. Ирина – официантка, Татьяна – администратор с очень неплохой зарплатой.

– Квартира её?

– Да, взяла в ипотеку год назад, успела обставить и сделать ремонт.

– Семья, дети?

– Нет. Одинока, как и первая девушка.

– Соседи видели что-то?

– А у неё на площадке пока нет соседей, она одна.

– Как так? Почему?

– Часть квартир в доме ещё не продана. Татьяна выбрала квартиру на последнем, сороковом этаже, здесь три квартиры. Две соседних не заняты.

– Что за блажь выбрать квартиру так высоко?

– Ну – я пожимаю плечом – может ей нравилось. И потом, говорят, чем выше этаж, тем дешевле квартира по стоимости. Представляешь, Ариша, если лифт сломается…

– А разве в этом доме нет консьержа?

– Пока нет, управляющая компания не сильно с этим торопится, ждут, когда дом полностью заполнится жильцами.

Арина осматривает квартиру своим цепким взглядом. В отличие от квартиры, которую снимала Ирина, эта представляет собой просто огромную студию с абсолютно белой мебелью, из-за чего всё вокруг кажется стерильным, как в нашем морге.

– А убитая была очень педантична – замечает Арина – вот посмотри, вокруг ни пылинки, Захар.

Она опять склоняется над телом девушки, её внимание привлекает маникюр Татьяны – идеальный, ярко-синего кислотного цвета, абсолютно не вяжущийся с её образом в целом. Ногти длинные, заострённые, как ятаганы, какие-то на мой взгляд, слишком хищные.

– Дай мне пакет – говорит Арина и берёт его у меня из рук. Пинцетом подцепляет что-то из-под ногтя убитой, внимательно смотрит на свет. Я тоже смотрю на этот крошечный кусочек, и не могу понять, что это может быть.

Это какой-то плотный кусок полиэтилена, он совсем непрозрачный, но упругий и эластичный.

– От чего это? – спрашивает меня Арина – как думаешь?

– Перчатка? – предполагаю я.

– Нет, на перчатку не похоже. Ладно, в лаборатории разберутся, надеюсь.

Она качает головой:

– Всё тот же предмет – восьмигранник, заточенный до идеального состояния, длинный и острый, и я даже не сомневаюсь, что девушка получила также тридцать ударов в пах. Посмотри, искромсана ровно также, как Ирина Купцова.

– Это ещё не всё – я склоняюсь к девушке, отгибаю край кофточки от домашнего костюма и пинцетом беру с груди мотылька, большого, с раскрытыми в последней агонии крылышками – ну вот, теперь это его фирменный знак. Интересно, что он или она хочет этим сказать?

– Слушай, а может девушки вели какую-то потайную жизнь, и убийца намекает на то, что они…ну…ночные бабочки? Мотылёк ведь – ночное насекомое…

– Надо будет проверить эту версию…

Я не успеваю договорить, потому что на лестничной площадке раздаётся какой-то шум, возня, крики: «Пустите меня! Пустите!», и в квартиру врывается женщина средних лет, хорошо одетая, с полным, миловидным лицом. Она смотрит вокруг какими-то сумасшедшими глазами, а потом вдруг падает на колени перед телом и воет совсем не женским басом: «Тааааняяя! Дочка!! Ааааа!»

– Захар! – резко говорит мне Арина.

Я подхожу к женщине, поднимаю её с колен, она упирается, тянет к неживому телу руки и никак не хочет уходить.

– Пойдёмте! Пойдёмте! – говорю я ей – вы уже не поможете своей дочери, пойдёмте!

Я отвожу её туда, где длинная барная стойка разделяет кухонную зону и комнату, наливаю ей воды, а она всё оседает и оседает на пол, и я еле-еле могу удержать её. Эта сцена материнской скорби в очередной раз противным червем врывается в мой мозг, и я знаю, что сегодня в ночной тиши, не в силах заснуть, я всё ещё буду слышать в ушах этот пронзительный материнский крик.

– Уносите тело – кивает Арина медикам, а мать всё провожает взглядом дочь, обречённо глядя на то, как уносят от неё её ребёнка.

Я накапал ей в стакан большое количество валерьянки – она успокаивается, но взгляд её становится тупым и ничего не выражающим.

– Анастасия Тимофеевна – мягко говорит ей Арина – примите наши соболезнования. Скажите, вы готовы ответить на наши вопросы?

Женщина кивает, потом тихо отвечает:

– Вы правы, я всё равно уже ничем не помогу ей. Но обещайте мне, что вы найдёте эту тварь! Танечка у меня одна, я воспитывала её без мужа – её отец погиб, он был пожарником, с тех пор моя личная жизнь не сложилась, и я жила только ради дочери. Вы не представляете, как это страшно – дорастить ребёнка до двадцати семи лет, а потом потерять его!

– Анастасия Тимофеевна! – Арина торопится задать вопрос, чтобы женщина снова не впала в истерику – скажите, вы что-то знаете о том, были ли у вашей дочери отношения? С мужчиной?

– Танечка была очень строгой девочкой. Но это не значило, что она была ханжой. У неё был мужчина…

– Вы его знаете?

– Видела пару раз, он подвозил её ко мне, но не заходил – ждал в машине. Я успела рассмотреть, что он молодой, привлекательный…

– На чёрном джипе?

– Нет – она недоуменно смотрит на Арину – на белом… Но в последнее время у них что-то не складывалось. Дочка говорила, что хочет расстаться с ним, мол, он сильно давит на неё. В чём именно, я так и не поняла… Танечка была очень независимой девочкой, она не любила, когда кто-то ставил ей условия, понимаете. Но она совсем не страдала от того, что хотела с ним расстаться, наоборот, у неё словно выросли крылья, она была довольная и прямо летала.

– Вы знаете, как найти этого мужчину? Кто он? Где работает?

– Нет – задумчиво говорит женщина – вероятно, знают её подруги, я сообщу вам, с кем общалась моя дочь, вы сможете спросить их об этом мужчине.

К нам подходит оперуполномоченный и басит:

– Арина Анатольевна, это было в прикроватной тумбочке.

Протягивает ей уже знакомую ярко-синюю коробочку. Арина вскрывает её – всё те же капсулы.

– «Мадам Баттерфляй» – бормочу я.

– Анастасия Тимофеевна, вы знаете, что это такое и откуда это у вашей дочери? – показывает на капсулы Арина.

Женщина смотрит на нас непонимающим взглядом:

– Нет. Я никогда не видела их у неё. А что это?

– Капсулы для похудения – вздохнув, отвечаю я.

Да что же это такое? Уже у второй жертвы находят эту японскую дрянь высокого качества. Неужели все убийства – из-за этих капсул?

– Но зачем они были нужны моей девочке? У неё была прекрасная фигура, я не думаю, что она могла всерьёз увлекаться этой ерундой.

– Тем не менее – Арина опять заглядывает в колбочку – капсул здесь не хватает. То есть она успела принять примерно две таблетки.

От матери девушки нам больше не удаётся добиться чего-то существенного. Может быть, подруги Татьяны будут полезны?

Возвращаемся к себе, удручённые мыслью о том, что преступник крайне осторожен и опять не оставил никаких следов, кроме непонятного куска полиэтилена под ногтем своей жертвы. Как ему это удаётся? Как потом удаётся уйти незамеченным? Ведь он должен быть просто залит кровью? Никаких ответов, одни вопросы.

Арина уже даже не идёт к судмедэксперту, Антон звонит ей, и я слышу, как он бубнит в трубку:

– Ариш, ну почерк тот же… Удары наносились точными, выверенными движениями, словно преступник знал, куда бить надо. Впрочем, как и в предыдущем случае. Что ещё? Орудие убийства то же самое… В лаборатории с ног сбились, пытаясь найти хоть что-то подобное… Полового контакта у девушки не было, но вообще, она жила половой жизнью. Нет, не беременна… Капсулы из упаковки те же, что и в первом случае… У меня всё.

Мы идём к Борису Ефимовичу, который ждёт от нас хоть каких-то результатов. Шеф озадачен, недоволен, во взгляде его читается раздражение.

– Ну, не может, не может быть так, чтобы этот самый маньяк совсем не оставлял следов! Ищите! Ищите, работайте!