Театр глухонемых актеров затерялся среди офисных помещений и магазинов в одном с ними здании, относящемся к культурному наследию. Это был вытянутый дом с арочными проходами во внутренний дворик – сквер со скамейками и палисадником. Вывеска театра и афиша были невзрачные, но вот дверь с красивой ручкой под старину и резные наличники на окошке-кассе привлекали внимание, будто намекали, что внутри скрыто что-то прекрасное.
Оля прошла мимо этой двери. Она юркнула в арку и очутилась с задней стороны дома, чтобы вскоре исчезнуть за дверью служебного входа. На небольшой сцене уже вовсю проходила репетиция. Одни девушки порхали в воздухе как балерины, другие тянули шпагаты. Представления здесь были не такие, к каким привыкли люди, ведь слова заменялись жестами и пластикой тела. Танцы – вот, что составляло основу местных постановок.
Оля выглянула из-за кулис в зал. Галина Сергеевна активно жестикулировала, объясняя что-то новенькому парню из массовки. Женщина она была статная, высокая, одним своим видом внушающая уважение и доверие. Соловьева вмещала в одну себя и директора театра, и режиссера-постановщика, и сценариста, и продюсера. Но для Оли она была как вторая мама и понимала девушку порой лучше, чем родная. Взяв себе на попечение маленькую Мальцеву, Галина показала, что мир без звуков это не серый и унылый мир. Можно выступать на сцене и доносить эмоции и чувства вовне без слов, при этом разукрашивая себя изнутри.
Когда женщина закончила с массовкой, Оля решилась выйти из тени. Соловьева тут же кинулась к девушке и крепко прижала к себе, чуть ли не выбивая из легких девушки весь воздух. Будто наставница не была старше на тридцать лет, не корила труппу одним лишь взглядом своих темных глаз за оплошности, не держала в страхе новеньких неоперившихся птенцов. Они обе скучали друг по другу, нуждались друг в друге, и это стирало границы.
Отодвинув Олю немного от себя на вытянутых руках, но все еще сжимая за плечи, женщина быстренько пробежалась взглядом по миниатюрной фигурке. Ей хотелось понять, не изменилась ли ее любимая девочка, не сильно ли похудела из-за стресса, не тяготит ли что-то. Она стала закидывать Олю жестом за жестом, спрашивая про поездку, врачей, последние новости. «Все в порядке», «Поездка безуспешная, но родители хоть на время утихомирились», «Оставили ли мне роль?». Мальцева тоже активно задвигала руками, наслаждаясь общением со своей старшей. Здесь она была как дома, среда была родной, уютной. Свой театр Оля не променяет ни за что на свете.
– Конечно, главная роль за тобой, – произнесла медленно и четко и сопроводила ответ жестами Галина. – Готова представиться труппе? Половина сейчас из новичков.
Оля кивнула. Она не была человеком с душой нараспашку, обычно ей тяжело вливаться в новый коллектив, но здесь сцена помогала раскрыться, и сходиться с людьми удивительным образом получалось. «Сегодня очень хороший день» – подумала Оля, когда ребята поприветствовали ее и впустили в их общий мир, на свое место.
Для Камиля же оставшийся день складывался не так радужно. После того, как поезд умчал его прочь от станции и девушки в цветочном платье, он добрался до кофейни, где была назначена встреча Тани и Егора. Находился Кам в каком-то странном состоянии задумчивости и рассеянности, прокручивая в голове вопрос за вопросом, где один особо рьяно выходил на первое место – почему же он все-таки выскочил на платформу и напросился на кофе от Оли?! Как именно его интересовала эта девушка, и к чему приведет общение, если оно дальше сложится? Да и однокурсницу его появление особо не обрадовало. Она отчаянно хотела заполучить внимание Рыжова, будто бы подтверждая своим поведением слова Пушкина: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».
В итоге два человека в смешанных чувствах сошлись на том, что выходной день приятнее провести вместе в горизонтальной плоскости, чем в одиночестве. После чашки кофе они с Таней переместились в однушку, которую та снимала. Вот только дружок Камиля в первый раз в жизни его подвел. Не встал на шикарную девушку с третьим размером груди в черном кружевном белье! И никакие манипуляции Тани, а та оказалась вполне опытная в вопросах интимного характера, не способствовали улучшению ситуации.
Вернувшись в общежитие, Камиль все-таки засел за высшую математику – эта участь неизбежна, но произошедшее все никак не отпускало. Парень испытывал негодование в отношении к собственному организму.
– Что с тобой сегодня такое? – шипел Кам, откинувшись на спинку стула, отодвигая резинку штанов и заглядывая внутрь.
Естественно ответа от своего органа он получить не ожидал. Фыркнув, парень вернулся к столу, взял в руку карандаш, принялся играть с ним, катая между костяшек пальцев. Цифры смешивались в тетради в сплошную мешанину, никак не удавалось сосредоточиться. А потом в голове неожиданно возник образ Оли, девушки из метро. Валеев вспомнил, как ветер подхватил подол ее платья, как тонкие пальцы утонули в цветочной ткани, прижимая ту к ногам, как волосы растрепались, прилипали к губам, как лицо озарила улыбка. Нежная такая, робкая. И внизу встрепенулось. Тело решило таки что-то ему сказать. Камиль ошарашено опустил карандаш на тетрадный лист.
– Это еще что за херня?!
Вопрос парня повис в воздухе. Он прозвучал так громко, что в соседней сто восьмой комнате его точно услышали.
5.
Пока Камиль разбирался с извращенцами в метро и пытался наладить контакт с глухонемой девушкой, Егор сидел в маленькой, но уютной кухне за столом с клетчатой скатертью и пил чай с чабрецом и еще какими-то травами из фарфоровой кружки с нарисованными фиалками по бортику. Ася сидела напротив с уже опустевшей чашкой, и с тех пор, как он вышел из ванной, не проронила ни слова. Тишину нарушали заводные часы советских времен, тикающие так, что подняли бы мертвого из могилы. Атмосфера была странная, но не гнетущая. Глаза Егора уже пришли в норму, кожу не пекло как от раскаленной кочерги, баллончик оказался не таким уж страшным зверем, как его малюют. Достаточно промыть водой с мылом, и снова как огурчик. Но очки на нос он все-таки вернул, удостоверившись, что стекло может быть отличным барьером от ненормальных с перцовыми баллончиками.
Девушка напротив не была той самой. Они были похожи, очень. Но отличался овал лица и цвет глаз. Радужка напоминала серый жемчуг. Ася была более резкая не только в словах и движениях, но и во внешности – скулы, ямочка на подбородке, а смягчали образ лишь щеки и небольшие припухлости под глазами. Когда она смотрела на Егора, то не с теплой приветливостью, а с излишней внимательностью, постоянно что-то выискивая, желая раскопать то ли в нем самом, то ли в его словах какие-то нюансы. Подобно инженеру хотела разложить прибор на детали, вот только образцом выступал он сам. Но все же владелица уютной квартирки хоть и кололась порой как кактус, в глубине души была добродушной и к себе располагающей. Не всякий позовет домой незнакомого человека, чтобы ему помочь. Не говоря уже о чаепитии.
Стоило хлюпнуть чай в последний раз и отставать пустую чашку, как Ася подхватила ее вместе со своей и, быстро убрав посуду в раковину, вернулась за стол, но уже вытянув на нем руки и скрестив ладони в замок. «Да начнется допрос» – мысленно подумал Рыжов.
– Итак, – сказала девушка тоном следователя НКВД.
– Итак, – повторил Егор, наигранно вздохнув, хотя самому хотелось ухмыльнуться, – ты хочешь поговорить?
– Это логично и закономерно. Думаю, что после пережитого часом ранее, я имею права на некоторые ответы.
– С какого момента лучше рассказывать?
– С любого, какое посчитаешь важным.
Он все-таки усмехнулся. Знать бы самому, что является важным, а что бессмысленным.
– Я уже пытался на улице объяснить, что не фотографировал и не преследовал тебя как сталкер какой-то. Просто я ищу одного человека, – он сглотнул слюну, которая комком встряла в горле, – уже довольно долго ищу. Нужно было убедиться или, наоборот, разубедиться, что ты – не она.