Литмир - Электронная Библиотека

Может свидимся. Бывают же чудеса, – шептала мать, чувствуя, что конец совсем близок: Нужно, наконец, оторваться, отпустить верного Архипова. Мужчине от этого станет  легче, авось прорвётся в Манчжурию. А я уже не дойду. Останусь здесь, ведь доченька рядом. Какой-то десяток вёрст всего!

Красное Поле, – название деревни она помнила, красивое название, русское, не то, что эти туземные: Тыреть, Залари, Матаган. В последней деревне всё и решилось. Небольшой отряд каппелевцев рассыпался по деревне. Она с капитаном и парой солдат оказалась в крепкой крестьянской избе, остро пахнуло едой, хотя стол был пуст. Ирина Всеволодовна, сразу как вошла, упала на лавку, привалилась к печке, не чувствуя ног. Капитан же, стоя посреди кухни, зорко искал приметы еды.   Хозяин, заробев при виде вооруженных людей, сам предложил садиться за стол, пошарив в углу, достал сало, хлеб. Следом хозяйка поставила на стол  чугунок с картошками. После горячей еды мужчины осоловели, только Ирина Всеволодовна поблагодарила хозяев, нарушив молчание в избе. Те не ответили, только хозяйка вздохнула. Надо было уходить. Но капитан, глянув на свою спутницу, положил на стол деньги и попросил у хозяев какой-нибудь одежды и валенки. И тут баба метнулась вперед, голося и закрывая собой сундук. Двое мужчин несколько минут пытались оторвать хозяйку от её добра, а потом капитан не выдержал, выхватив нагайку, он хлестал ею по бабьей спине, по рукам, вцепившимся в железные скобы. Цветастая кофточка рвалась под ударами, напитывалась кровью, всё могло кончиться убийством, да подскочил хозяин. Ухватив жену за волосы, оторвал от сундука и только после этого полное женское тело сдалось, рыхлой кучей замерло на полу. Лишь тогда Ирина Всеволодовна очнулась, глянула в лютые глаза бабы, не услышала, а кожей почувствовала проклятия, что шептали искусанные в кровь губы. Поняла, что это конец, что никто ей не поможет, и что не станет она искать дочь свою. Где бы она не появилась, там сразу будет просыпаться ненависть, и эти глаза, неотрывно следящие за ней, меняясь и прячась, найдут. Нет больше русских, Русь распалась на победителей и проигравших, и нет ей, урождённой княжне Белецкой, места на родной земле. Капитан ещё суетился, стягивал с неё драные, обмотанные верёвкой старые валенки, одевал другие, закутывал в шаль. Но мать Ксении уже ничего не слышала. Не таясь она вышла из избы, за углом сняла валенки, теплые рукавички, шаль, уложила аккуратно всё добро на завалинку. Потом надела своё старьё и по овражку ушла  прочь от деревни. Никто её не хватился. Пришло известие, что на подходе к деревне партизаны, капитан бросился собирать свой небольшой отряд, и вскоре каппелевцы быстро двинулись на восток. Только поздно вечером, когда отряд забился на ночевку в какую-то глухую заимку, капитан понял, что вдова его товарища исчезла, не попрощавшись.

– У дочери, всё-таки, решилась остаться, правильно сделала, – думать, как несчастная княжна будет добираться до села, стоявшего в стороне от московского тракта, ни времени, ни сил у капитана не было.

– Святый Боже, вверяю себя Твоей воле. Это – конец,  никто на земле мне уже не поможет. Доченька где-то рядом, как же хочется увидеться с ней. Но боюсь я искать дочь свою, потому что только беду приведу к ней. Узнают меня, найдут. Тебе, Господи, всё ведомо. Если угроза я счастию доченьки, не дай мне дойти. Нет мне, урождённой княжне Белецкой и вдове офицера, оставшегося верным присяге, места на родной земле. Святый Боже, отпусти грехи мои. Пресветлая и Милосердная Матерь Божия, заступись за всех нас, грешных перед Сыном Твоим.

Женщина уже не чувствовала холода, просто тихонько шла вдоль кромки леса по занесённой снегом дороге. Со стороны деревни всё время доносился невнятный шум, но что-то зашуршало и рядом. Она остановилась, продолжая молиться.

Отревевшись, баба  нашла на завалинке свои вещи. Почти детские следы  ног уходили вдаль. Вместе с мужем они шли по ним   пока не набрели на полянку, всю истоптанную волками. От женщины ничего не осталось. Волки в эту холодную и голодную зиму были особенно люты. Скорее вернулись домой, непрерывно крестясь. Правда, потом баба часто сокрушалась, что угораздило ту пришлую умереть на полянке, где рос рясный ягодник. Больше она там ягод не собирала.

Аня

 Старый деревенский дом для городского жителя таит множество сюрпризов. Еще больше неожиданностей подстерегает в общении с местными жителями. Аня ежедневно открывала для себя новые обстоятельства. Воодушевление новопоселенки прошло быстро. Нужно было учиться жить без паники и авралов: натаскать вовремя воды, прополоть грядки, закрыть плотно ставни, чтоб не просыпаться десять раз за ночь от их скрежета. Впрочем, в доме хватало и других звуков неясного происхождения. Аня никогда не ощущала себя такой трусихой, как в первые дни своей деревенской жизни. Она даже научилась планировать свои походы в туалет, потому что с приходом ночи только пожар мог заставить её выйти во двор. Но зато днём Аня оживала. Скажи ей кто раньше, что вид собственной земли может наполнять душу радостным покоем, она бы не поверила. Иногда Аня просто бродила по своему огромному участку, даже разговаривала с деревьями. Однажды, найдя заросли дикой клубники, раздулась от гордости. Своя земля! Она поглядывала и по сторонам, где луга и поля уходили до самого горизонта. По невнятным семейным легендам,  недалеко отсюда раньше располагались родовые земли с мельницами, хуторами, которые принадлежали её предкам до раскулачивания. Нынешняя деревня раскинулась привольно, до ближайших домов по улице и напротив было метров двести, лес и того ближе. Да и сама усадьба поражала  воображение лабиринтом пристроек, надстроек и иных закутков непонятного назначения. Первые дни она ходила, открыв рот от удивления. Справедливости ради следовало признать, что она не раз жила здесь. Когда была жива бабушка, маленькая Анечка каждое лето проводила здесь часть каникул. Но тогда её время было занято купанием в пруду в компании детворы. Бабушка Лиза, добрейшей души человек, кормила единственную внучку блинчиками и киселями, да не из щербатой посуды, а из тонко-просвечивающего, «настоящего», как она говорила, фарфора. Даже повзрослевшей девочке, если и поручала вымыть пол, то  только тряпкой чуть больше носового платка, чтоб от работы тонкие внучкины пальчики не огрубели. А помощь на огороде, например прополка, ограничивалась выдергиванием десятка травинок, после чего бабушка Лиза  отмывала нежные Анины ручки и ножки, а та  заливалась смехом то ли от щекотки, то ли от счастья. Только повзрослев, Аня поняла, что бабушка её была не из «простых», хоть и родилась уже в двадцатые годы прошлого века, когда последние островки старого мира таяли в океане новой советской страны.

«Баба Лиза-Лизавета, шлю тебе свои приветы!» – наивная присказка вспомнилась ей, так она обычно подписывала традиционные праздничные почтовые открытки. – Я и не подозревала, сколько времени и сил отнимает обычная стирка в таких условиях, без водопровода и канализации. А ведь ты и после семидесяти лет держала корову, поросят, – с нежностью думала Аня. Помнила она важных индюков и петуха, которого всегда обходила стороной, значит и курочки были. А ещё огород и сад, где росли не только полезные вещи, но и редкие для деревни цветы. Она потому и порывалась выйти в антоновский палисадник, что увидела там роскошный куст пионов. Как у бабы Лизы в   детстве. Тогда она подолгу сидела в его тени даже в полдень, и каждый цветочный шар был  больше, чем оба её кулачка.

 Бабушка Лиза умерла тихо, никого не потревожив. Аня готовилась к экзаменам, её родители – к выяснению отношений. Приехали уже на похороны. С ними и окончилось Анино детство с запахом пионов и вкусом топлёного молока. Запоздалый, оттого и тяжёлый пубертат как-то очень быстро завершился обретением полной самостоятельности. В  деревню она больше почти не ездила, хотя дом родители не продали. Не потому, что решили сохранить старое гнездо, просто цена его с точки зрения горожан была ничтожной. Всё-таки деревня располагалась в настоящей глухомани, почти двести километров от областного центра. Анин отец верил, что со временем земля в таких благословенных краях начнет цениться, вот тогда можно будет и продать. А тогда было решено сдать дом большой русской семье, приехавшей в деревню из одной бывшей советской республики. Плата за дом напоминала средневековый натуральный оброк: мясо, картошка, грибы-ягоды. Обе стороны были довольны. Отец иногда сам ездил за продуктами, но чаще ему, как барину, доставляли всё на дом. Перепадало и Ане, да и сам дом уже несколько лет  находился в её собственности. Отец, обременённый уже новой семьёй, исполнил давнее устное пожелание своей матери. Будь деревня поближе, она не согласилась бы его продавать, использовала бы как дачу. Но в последний год арендаторы стали часто звонить, подолгу рассказывая, что дом ветшает и проседает. Планы у них, приехавших десять лет назад с одним чемоданом на семерых, теперь были грандиозные: разобрать старый дом, чтоб построить на его месте новый. Понятно, что без права собственности начать перестройку они не могли. Аня их понимала и уже начала собирать пакет документов для продажи, хотя и жалко было, но не переезжать же ей в деревню. Тогда и прозвучал вечерний звонок.

2
{"b":"932733","o":1}