Из шёпота листьев, земли, неба

Является нам грустная небыль.

Аня. 2008.г.

 Серой  стрелой шоссе уводило на запад. Горизонт на спусках сужался или совсем исчезал, но мощная машина вновь выносила к небу, бездонному, бесконечному, всё серое побеждавшему. Небо господствовало! Великий художник смешивал краски с непостижимостью гения: солнечно-сиреневое с розовым, изумрудную зелень с пурпуром. Да, иногда вечернее небо – настоящий праздник для глаз и души.

Она и не отводила глаз. Небо  завораживало,  она боялась пошевелиться,  лишь бы сохранить, продлить блаженство, да ещё радовалась молчаливости своего спутника. Впрочем, и он нынче благодушествовал: закатное солнце не грело машину, а климат-контроль он не выносил по причине частых простуд.

 Впервые за последние сутки им обоим было  хорошо.

– Рядом, но не вместе, – мысль мелькнула, не мешая завороженно следить, как облака складываются в очередную замысловатую фигуру, – Да это же замок! Интересно, а на облака можно загадывать? Что будет с этим волшебным замком-облаком через несколько минут?

Машина, нырнув по склону, вынесла всё к тому же видению – облаку, только вместо островерхой крыши небесного чертога и зубчатых стен внутри их стало быстро расти что-то волчье, с оскаленной пастью.  При одном упоминании волков, сколько она себя помнила, её охватывал  ужас. Она даже в зоопарке до встречи с Антоновым не была ни разу, лишь бы случайно не столкнуться с безмолвными серыми тенями. Очевидный вопрос: зачем ходила с ним? Да всё потому, что он волков  обожал. А у неё была не та ситуация, чтобы отказываться.

Иное. 1922г.

 Вечерело. Девушки, сёстры, в чьём родстве никто бы не усомнился, в длинных белых платьях, смеясь и помогая друг другу, пробирались вверх по узкой тропинке. Наконец, лес отступил, и они оказались там, куда шли. Каменистый утес по впадинам и трещинам зарос травой. Одна из девушек тут же присела на неё, как на подушку, другая подошла к самому обрыву, с которого были видны многочисленные изгибы полноводной таёжной реки. Одним взглядом и не охватить такое пространство. Но она смотрела только на небо.

Какая роскошь! Сколько видела закатов, но все-равно прихожу сюда и жду чего-то. Они – единственное, что не изменилось. Помнишь сад в имении бабушки? Мы лежали в траве и гадали, на что похоже облако. Давай, поиграем, как раньше. Ах, я вижу корабль, парусник! Найди скорее!

 Её сестра подняла руку, чтобы прикрыть глаза ладонью от садящегося солнца. Тщетно, тонкая рука, кажется, косточки просвечивают, не дала тени. Она замерла, ослепла, перестала дышать. Сестра, всё поняв правильно, быстро обняла, прижалась лбом, глаза в глаза – лучше, чем слова. Первое время всегда очень тяжело, но можно поддерживать: гладить, держать в своих руках их ладони.  Продолжая обнимать, она старалась не слишком сжимать руки, словно боясь причинить боль. Боль! Как много её в их мире! Но исчез ужас. И есть надежда.

Аня.

Нет, извини, Аня, этого я понять не могу! Ты бегала за ним, искала встреч вот для этого? Ты что-то скрываешь.

Подруга Дарья металась по кухне, умудряясь каким-то чудом не наступать на рыжего Василия, что, в принципе было странно. Забавно было и то, что Анну волновал именно этот вопрос:

Почему я хожу спокойно и всё равно об него запинаюсь, а вы сейчас оба носитесь тут и ни разу не столкнулись?

Дарья плюхнулась на стул и, проследив за Аниными глазами, наконец, выдала диагноз:

Ты рехнулась. Хочешь, чтоб я ушла?

Между этими короткими репликами прошла целая минута. Аня молчала. И  этого Дарье хватило, чтобы завестись по новой.

Тут, в принципе, версий две. И обе плохие. Васька твой предпочитает легко пострадать, зная, что получит за это вкусненькое. Ведь так? Он умница, а ты, Аня..

Ладно, я – дура, а вторая версия?

Ты в любом деле заранее видишь негатив. Как с Васькой, которого боишься раздавить, так и с Антоновым. Объясни мне, как можно полгода строить мужчине глазки, добиться, чтобы он пригласил тебя к себе на дачу, а потом сбежать.

Я не сбегала. Он довез меня до дома.

Ага, а ты хлопнула у него под носом дверью подъезда. И это при том, что на даче у вас все сложилось.

Последние  слова Аню словно разбудили. Дарья поняла это и запираться не стала:

Ну виделись, и что? Пересеклись в офисе. Видела бы ты его, он просто  разбит. Дозвониться до тебя не может. Ты что, заблокировала его? Ань, ты же добилась своего! Он намекнул, что готов подать на развод.

И напрасно.

О-о, я поняла, ты его так дожимаешь! Последний аргумент королей, да, подруга?

Даш, пожалуйста не надо, между нами, действительно, всё кончено, тема закрыта, – попросила Аня тем единственным тоном, что всегда надежно остужал пыл разошедшейся подруги. Помогло и сейчас, Дарья, наконец, занялась приготовлением чая, прошипев напоследок:

Всё ждем-с чудес, а их и нету.

 Оставшись одна, Аня задумалась. Ждать подсказки было абсолютно не от кого. Её отношения с матерью десять лет назад приобрели острый характер  личной войны за независимость. Со временем всё наладилось, но родители успели развестись, создать новые семьи. Ане там места не было, особенно с проблемами, во всяком случае, она так считала. Советам Дарьи она уж точно не собиралась следовать. Антонов был  начальником подруги, и Аня ни минуты не сомневалась, что та уже рассчитала схему своего карьерного роста в фирме. Собственно, Дарья и познакомила их, когда поняла, что Антонов романов на службе не признаёт. Аня покривила бы душой, если бы  не признала, что вначале Дарьин шеф ей очень понравился. Знала, что у него семья, почти верила, что разведётся, подумывала уже родить от него. Но там, на даче, увидев, как некрасиво он прячет от неё семейные фотографии, впервые ощутила неприязнь.  Увидела это случайно, незачем столько зеркал развешивать. А дальше больше: Антонову и погусарить хотелось, и следы замести. Только очень грустно, когда отпечатки твоих каблучков на земле тут же аккуратно  затирают, да и в сад с распустившимися пионами не пускают из опасения, что соседи сразу гостью приметят. Тридцатилетняя женщина всё-таки имеет чувство достоинства. В общем, ничего хорошего из этой поездки для неё  не вышло. А может, наоборот, убереглась от ошибки? Обошлось всё, кстати, без особых  страданий – метаний, так себе: брезгливое сожаление и ощущение, что нужно что-то срочно менять. Работа в юридической консультации уже не увлекала, как прежде, а близкий отпуск представлялся ещё туманным. Пока отношения с Антоновым были на взлёте, само собой отпуск вопросов не вызывал. Сейчас же перспектива провести лето в городской духоте пугала. Ехать к морю было банально не на что: большая часть отпуска предполагалась без содержания, потому что их офис закрывался на капитальный ремонт. Начальство, конечно, предложило варианты, но очень уж убогие.

– Закон бутерброда, – думала Аня, устраиваясь спать: в кои веки отпуск летом, а что делать – не знаю.

Утром её разбудил звонок, который разрешил  вечерние заботы.

Семейная летопись. 1919-1920

 Разные судьбы рисунком несхожие

Любовь заплетает в косу пригожую.

 Ксении было почти двадцать лет, когда занялась на русской земле кровавым пожаром Смута. Отец её – офицер, верой и правдой служа Отечеству, после большевистского переворота оказался в числе его врагов. Мать с дочерью, пока шла германская война, жили в Москве. Рядом расположился госпиталь, и Ксения с подругами помогала персоналу ухаживать за ранеными. Там  познакомилась с сибирским парнем, когда он выздоровел, собралась за ним в Сибирь.  На востоке, в армии Колчака воевал её отец. Мать Ксюши, Ирина Всеволодовна, собиралась к мужу, рассчитывая устроиться в Омске. До Волги добирались  вместе, потом пути разошлись, её дочь с мужем поехали дальше, на его родину, Иркутскую губернию. Вначале родители, конечно, были недовольны выбором дочери, просто невозможный мезальянс. Молодых тихо и незаметно для всех повенчал близкий семье священник. Впрочем, через полгода, когда погиб муж – офицер из окружения барона Каппеля, мать Ксении уже не столь отрицательно относилась к её замужеству.  Зять  внешним видом походил на  пролетариев, но политикой не интересовался, был осторожен.  Мать надеялась, что такой сумеет уберечь её дочь в лихолетье.  Потом, когда стало ясно, что Колчаку не стать спасителем России, через письма она пыталась убедить его и дочь уходить в Китай. Все ли они доходили до адресата, и доходили ли вообще, она не знала. Сама она пыталась прорваться на восток с остатками колчаковской армии. Отступление уже больше походило на бегство. Пятая Красная Армия шла по пятам, озлобленные, вкусившие яда анархии партизанские отряды, а по сути разбойничьи ватаги, давили, сжимали израненное тело ещё недавно великой, блестящей Белой Армии. Совсем плохо стало после переправы через Енисей. Генерал Каппель, принявший командование арьергардом, получил обморожение ног, началась гангрена. Какое-то время он ещё держался в седле. По слухам, сам Колчак находился уже фактически под арестом отступавших по Транссибу к Иркутску белочехов. Каппелевцы, обмороженные, голодные, разрозненными отрядами шли следом. Ирине Всеволодовне ещё повезло – товарищ мужа, пожилой капитан, не бросал её, заботился как мог. Они уже подходили к местам, где должна была жить Ксения с мужем, если только та не образумилась, не уехала, пока путь был свободен. Но это представлялось маловероятным. Из трёхмесячной давности письма мать знала, что её дочь ждёт ребёнка, едва ли она рискнет покинуть дом мужа накануне родов.