Только я напрягся, как послышалась возня со входной дверью. Расслабив организм, откинулся на тонкую подушку и прикинулся спящим. Дверь отворилась, сквозь еле приоткрытые глаза увидел мощную фигуру вертухая: Приходько, напарник Копытова, в тусклом луче коридорного фонаря охранник выглядел зловеще. Он уверенно посмотрел на меня, а затем, как-то не свойственно себе, воровато оглянулся.

— Двигай уже, чего встал, — скомандовал он, кому-то невидимому.

— Не гони, начальник, ща всё в ожуре оформим, — в дверях нарисовался мелкий тип в тюремной робе.

— Живо, у тебя три минуты! — дверь закрылась практически бесшумно.

— Сазончик, братан, как жизня? — зэк приближался. — Да ты в жёстком отрубоне, — негромко произнёс он.

Непростая ситуация… Что я могу сделать? Тупо притворяться дальше? А почему бы и нет, правая рука лежит на стальной дужке койки, недалеко, но дёрнуться всё же смогу. Лицо разбито настолько, что не понять, вижу я или нет. Если судить по взглядам Уварихи, то выглядел я тем ещё трупом, это должно усыпить бдительность. Молитва поможет с остальным, бабуля, царствие ей небесное, вбила в мою бестолковую голову пару предложений, которые не раз помогали мне по жизни. Мои губы как бы сами собой зашептали ещё в детстве выученные слова.

— Чё ты там бормочешь? В галюны нырнул?

Я наблюдал за тем, как приближается его физиономия, оскал жёлтых зубов, зловонное дыхание. Тут я сменил тематику и прошептал другое.

…– Под нарами нычка… кха… кха…

— Чё? — он склонил ко мне немытое ухо.

Рывок, мои зубы с хрустом смыкаются на ушной раковине, тут же почувствовался солоноватый привкус, по разбитым губам потекло. Зэк начинает орать благим матом, размахивает исколотыми до синевы конечностями, да так неудачно, что левая попадает в мою руку, а это, извините, ещё один капкан. Ногти я редко стригу не потому что возможности нет, просто начал забивать на внешний вид, медленно, но неотвратимо, скатывался в омут безразличия. Однако жажда жизни или скорее врождённое упрямство, никуда не делось, а отросшие ногти только на пользу, впились в тощую кисть не хуже волчьего капкана. До крови, до жил добрался. Зэк, разумеется, удовольствия не испытал.

— Сука-а… Отпусти! Порву чепуш… — раздался влажный хруст, и неудавшийся покуситель вырывается из моих зубов.

На лицо брызнула кровь, я успел заметить окровавленный огрызок, некогда бывший ухом, меня перекосило от отвращения, может и вырвало бы вместе с остатками чужой плоти, но произошло сразу несколько событий.

Перед глазами промелькнул показавшийся зловещим текст; зэк, упал на задницу, но из моей цепкой руки так и не вырвался; я чувствовал боль, этот урод бил по кисти чем-то острым, похожим на шило. Снаружи послышался шум и голоса, я узнал Приходько и Увариху, последняя что-то недовольно кричала.

Дверь с грохотом распахнулась, первым вбежал вертухай, глаза навыкате, дубинка наготове.

— Отпусти его, Сазонов! — не став дожидаться моих действий, он с силой ударил дубинкой.

Она пришлась по руке, та хрустнула, одаривая меня дикой болью.

— Сука… начальник, это беспредел!.. Сука… Ухо, моё ухо!

— Заткнись, Ципин! — прошипел Приходько.

— Что тут происходит? — громко, командным тоном спросила Увариха. — Старшина Приходько, как вы объясните нахождение в лазарете осуждённого Ципина?

— Анна Ник…

— Обращайтесь по званию!

— Товарищ кап…

Боль была невыносимой, казалось, моя рука отделилась от тела, а из обрубка хлещет кровь, к счастью, моему организму этого хватило, сознание погрузилось во тьму.

* * *

Меня разбудила тихая музыка, что-то вроде блюза а-ля семидесятые; запах спирта и каких-то медикаментов; начала просыпаться боль. Стиснув зубы, я открыл глаза.

Крупная фигура в белом халате, сидела ко мне спиной, что не вязалось с правилами безопасности. А вдруг зэк свихнётся и выплюнет какой-нибудь дротик или половинку лезвия, мы те ещё затейники. И что это за привкус во рту? Чем меня напичкали?

— Сазонов, очнулся? — Увариха развернулась полубоком. — Как себя чувствуешь, рука сильно беспокоит?

— Рука, — прохрипел я. — А что… ё***ь!

— При мне не выражаться, осуждённый!

Я её не особо слушал, рассматривая правую руку: профессионально наложенный гипс, кончики пальцев, испачканные белым, торчали из-под бинта, а ещё я не был прикован, точнее одна конечность. Перелом был как раз в районе запястья, не на гипс же наручник цеплять?

— А ты оказывается людоед! — медсестра ухмыльнулась.

— Подумаешь, за ухо укусил, не хрен было шилом угрожать!

— Сазонов, я Ципину повязку накладывала, у него уха нет! Всё обыскали, не нашли, значит, ты его сожрал!

Всё слишком быстро закрутилось… вот почему привкус во рту. Я почувствовал неудержимый приступ тошноты, развернулся и опорожнил желудок в заботливо подставленную утку.

— Фу-у, гадость! Как теперь это забыть? — я утёрся гипсом.

— Хм… Странно, только каша утренняя.

Шустрая, несмотря на габариты Увариха, не только утку успела подставить, но ещё и ковыряется теперь в остатках полупереваренной пищи, используя пластиковую указку.

— Где ухо? Сазонов!

— Товарищ капитан, может, хватит уже? — я скривился в отвращении.

В этот момент в дверь постучали, медсестра, кряхтя, поднялась, открыла, на пороге стоял зэк с тележкой.

— Обед, — съёжившись под взглядом Уварихи, проблеял он.

После последних событий есть вообще не хотелось, но желудок был другого мнения, подсасывал, словно говоря: «хозяин, ты со мной не шути!»

Пока я терзался в сомнениях, Увариха забрала мою порцию и захлопнула дверь, запахло щами. Медсестра ловко кинула в меня влажной салфеткой, после того как я относительно привёл себя в порядок и уселся, поставила на колени железную миску с супом и парой кусков хлеба. На второе были макароны с куском рыбы. Закидал всё быстро, стараясь не думать о грязных ушах.

— Анна Николавна, снять бы с меня эти приблуды, — я указал себе ниже пояса. — Неудобно, честное слово!

— Не положено! — казённо ответила та.

Ну нет, так нет, другого я не ожидал, можно и другим вопросом поинтересоваться, потерев свободной рукой глаза, я спросил.

— И как же тут Цыпа оказался? Мимо проходил?

Увариха, похоже, решила совместить нужное с необходимым, закончив с моим кормлением, если это можно так назвать, я же сам себя обслуживал. Она устроилась за служебным столом и заполняла какие-то бумаги.

— Ты такой любопытный, Сазонов, — медсестра посмотрела на меня поверх очков. — Народную мудрость не слыхал? Любопытному варвару без базаров болт вкрутили!

Я хохотнул, слишком уж мудро. Если честно, рад что вместо Уварихи не какой-нибудь бородатый медбрат, хрен бы он со мной разговаривал, а так, она женщина, я мужчина, природное влечение никто не отменял. То, что она не в моём вкусе, положения дел не меняет, флюиды работают и так, то есть я в её вкусе.

Надо попробовать воспользоваться.

— Анна Николавна, ты же знаешь, глупить не буду, сними, а! Достала уже эта хреновина! Я и сам могу на горшок сходить… И вообще, меня можно в камеру перевезти!

Нагловато с моей стороны, указывать начальству, но ведь я зэк — наглость моё счастье. И ничего удивительного, в том, что Увариха отреагировала как женщина, не было.

— В камере ты и пары дней не проживёшь, а здесь хоть какой-то пригляд, — сказано было не особо уверенно.

— Не надо меня опекать! Я уже большой… Завалят, значит судьба такая, я тебе не муж и даже не родственник!

— Да ни дай Бог, такого мужа! — сказала она, поднимаясь и натягивая перчатки. Я на это промолчал.

Пара минут неприятных ощущений и моё тело свободно, не считая кандалов и гипса, разумеется.

Надо же, сработало.

— Сейчас Абдуллина вызову, лежи смирно, — медсестра вышла.