С той поры Краб поселился в расселине, старательно и самоотверженно ухаживая за Раковиной. Он устилал всё вокруг мягким золотистым песком из глубоких морских ущелий, вперемешку с серебряным лунным, что остаётся после отливов на далёких побережьях. Краб украшал нишу, куда он перенёс Раковину, лучшими, редчайшими по красоте анемонами, в сравнении с которыми поблекла бы красота изысканнейших земных орхидей – и всё, всё напрасно… Была она всё так же темна и молчалива, и не было в ней и намёка на то волшебное, пленительное сиянье, так очаровавшее всех когда-то. Воистину, все морские жители считали Краба безумцем, и пучеглазо переглядывались, когда видели, что несёт он своей ажурной Раковине очередное добытое им сокровище – необычайного отлива коралл, или кусочек янтаря, в котором маленькими крапинками сверкало солнце – то солнце, «которого она ведь никогда не видела…» – как доверчиво сообщал Краб всем, кто желал его выслушать. Да беда-то была в том, что желающих становилось всё меньше и меньше, а Раковина… что ж, раковина по-прежнему была нема.

И в душу Краба порою закрадывалось отчаянье, часами разглядывал он чуть заметные узоры на её поверхности, прислушивался к её дыханью, тихо колышущему прозрачную – ежели был день, или тёмную – когда тучи скрывали и луну, морскую воду. И так прошло много дней…

Но вот однажды, в один прекрасный день…

… Что бы не говорили потом, как бы ни пытались объяснить дивную, неправильно-совершенную форму этой жемчужины – и тем, что когда-то Краб занёс в раковину несколько неровных песчинок, и странными, ажурными прихотями раковины – но только там, в глубине, в розовой мякоти, лежала она, и невозможно было оторвать от неё глаз, потому что была это та Самая Жемчужина, которую один из потомков этого Краба подарит Морской Принцессе, и она станет её носить в самом центре своей изящной жемчужно-рубиновой, самоцветной диадемы, и которой потом суждено…

Но… Всему – своё время.

28 октября

«…А в качестве день-варенного… то есть день-рожденного подарка – с улыбкой поправился S., глядя с каким детским наслажденьем принцесса облизывает ложечку с вареньем, а во взгляде её сочетаются лукавая благодарность, предвкушенье подарка, да юное вкусное довольство всем на свете – я позволил себе преподнести вам этот пергамент…»[20]

Именно так: «День рожденья Принцессы» и должна была называться эта сказка… Но, во-первых, почти так была уже названа другая, знаменитая и грустная сказка[21], а эта сказка хоть и будет грустной, но в конце её всё-таки разливается нежный жемчужный свет, а во-вторых, речь в ней пойдёт не об обыкновенной принцессе[22], а – о принцессе морской. И всё сходство их лишь в том, что начинается она – тоже в день рожденья принцессы…

Итак, был День Рожденья принцессы. Сколько ей исполнялось сегодня лет, мы не знаем, ведь морские жители живут иначе, совсем не так, как мы, и их время – текучее, прозрачное, или мутное и тёмное, взбаламученное, но – совсем, совсем иное. Потому и год радости равен у них векам, а мгновенья страданий – тысячелетиям…

В этот день принцесса, как и обычно, отправилась на прогулку. Придворные тритоны с зелёными бородами, трубя в витые раковины, сопровождали её любимое янтарное ландо[23], в которое были запряжены самые изящные и резвые морские коньки из конюшни его Величества. И путь по своим владеньям, меж песчаных расселин и головокружительно глубоких впадин, над полями пушистых водорослей и стайками разноцветных рыб, принцесса, как и всегда, выбирала, подчиняясь лишь своим прихотям и желаньям. Но были её владенья столь велики, что нечасто приходилось ей навещать многие из них – такие, как вот это скалистое взморье, которому, впрочем, солнечные прозрачные и светлые лучи придавали нынче вид праздничный и нарядный. А быть может, просто в день рожденья у принцессы было чудесное настроенье, и всё вокруг радовало её. И вдруг… Ох, уж это вдруг! – за ним во многих и многих сказках всё и начинается – ураган, унёсший фургончик Элли в Волшебную страну, появленье белого Кролика, или… Но у нас, в нашей сказке, ничего подобного не случилось. Просто принцесса увидала великолепный букет актиний, стоящий на изумрудном пригорке, словно на подставке. И был он так изящен, такой прохладной радостной свежестью сияли его лепестки, что принцесса рассмеялась от счастья и захлопала в ладоши. Конечно, принцесса никогда не видела земных цветов, но мы с вами, ежели б попытались найти сравнение, могли бы сказать, что было в них что-то от самых изысканных орхидей и от нежности и изящества ирисов…

Букет занял почётное место на тёмном любимом малахитовом столике принцессы, и она весь день улыбалась, глядя на него, а, засыпая, почувствовала себя совсем-совсем счастливой…

На следующий день что-то заставило принцессу изменить путь своей обычной прогулки, чтобы поглядеть на то место, где она нашла букет. И – о чудо! – к её восхищенью там стоял уже другой букет, столь же изысканный. С тех пор каждый день принцесса находила на этом месте новые цветы. Это были и роскошные букеты, переплетённые морскою травою, и простые актинии, но столь нежные и изящные, и выбранные с таким тщанием… Но любопытству принцессы с той поры не было покоя. И вот однажды, когда волны моря носились по поверхности особенно бурно, раздуваемые восточным ветром, принцесса появилась на взморье раньше обычного…

… Ожиданье уже стало скушным, как вдруг в тёмной расселине она заметила какое-то шевеленье. Надобно сказать, что и тут принцесса, наверное, не смогла бы застать врасплох таинственного дарителя, когда б неожиданно одинокий солнечный луч не пробился сквозь облака и толщу воды, и не заставил бы жемчужину в диадеме принцессы засиять нежным рассеянным светом. И Крабарросор (ибо это был именно он) застыл, словно заворожённый, глядя на принцессу…

… Краб оказался изумительным собеседником. Он рассказывал дивные древние сказки про обитателей моря и жителей земли, знал, казалось, всё на свете, и самые сложные предметы становились в его изложеньи занимательными и понятными. Кроме того, в его обращении чувствовалась такая изысканная простота и печальная нежность, что принцесса каждый день стала приплывать к его расселине, и полюбила подолгу беседовать с ним. Краб рассказывал слушавшей его затаив дыханье принцессе о больших городах и маленьких деревушках, о странствующих рыцарях и бродячих музыкантах, о замках в горах и аромате цветов на берегу хрустальных горных рек… Но больше всего любила принцесса рассказы о танцовщицах, на запястьях которых звенят серебряные колокольчики, фарфоровые ножки которых не знают устали, и все любуются на них, не отрывая глаз… И сердце её, само не зная почему, рвалось туда, туда…

И вот однажды принцесса исчезла. Долго ещё говорили после этого морские жители, что видели принцессу у старой прорицательницы рыбы-Пифии, а потом – и у логова самой морской Ведьмы, которое охраняли стаи морских чертей да страшные щупальца каракатиц и полипов, логова, даже в окрестности которого мало кто отваживался заплывать. Ведь это была та самая ведьма, что отняла у русалочки её голос, та, про которую говорили, что она лишила юного рыцаря его облика за то, что он отверг её любовь, наложив на него страшное заклятье, от которого можно было освободиться, лишь создав из ничего волшебство красоты и отрёкшись от своей любви… Говорили, что дала Ведьма принцессе возможность жить на суше, потому что много разных чар и проклятий было в запасе у Ведьмы. Говорили ещё… но – мало ль о чём болтают между собою морские жители? Мы-то с вами знаем, сколько правды в таких разговорах…