Настороженная, притихшая встретила их Москва. Враг был совсем рядом. Упругий осенний ветер взметывал кое-где пепел пожарищ, играл неплотно приклеенными матерчатыми лентами, перечеркнувшими крест-накрест окна москвичей. Мерзли, жались друг к другу люди в очередях за дровами, за пайкой хлеба...

В Кремле он никогда не был, и белокаменный зал, освещенный множеством огромных хрустальных люстр, поразил его. Он пристально вглядывался в выбитые золотом на мраморе стен имена тех, кто создавал и множил ратную славу России, и чувствовал сейчас себя прямым наследником бойцов прошлого.

Приглашенных было много, и, когда Михаил Иванович Калинин негромко назвал его фамилию, Власов не сразу тронулся с места. Старый мудрый человек отлично понимал его состояние и потому не торопил, ласково поглядывая на сразу угаданного им стройного молодого летчика. А потом, после церемонии вручения наград, Михаил Иванович, проникшись к Николаю расположением, взял его под руку, когда началась церемония фотографирования.

И снова потекли фронтовые будни: тревоги, боевые задания, обучение новичков.

...Разведчик гитлеровцев значительно углубился на нашу территорию и вот-вот должен был повернуть восвояси. Переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, Николай ждал, когда заправят его самолет. Механики видели это и нервничали. Наконец он, не дожидаясь, когда закончат, влез в кабину, пристегнул парашют. Механик поднял руку: готово! Власов взлетел и, сделав крутой разворот, пошел на стремительное сближение с врагом. Найти без наведения с земли — а рацию в те времена имел не каждый самолет, — успеть набрать заданную высоту и нагнать противника было совсем непросто. Однако Николай быстро справился с этой задачей. Вот он, враг. Командир «Юнкерса-88» хитрил, скрываясь в облаках и часто меняя курсы, а когда краснозвездная машина подошла к нему на расстояние выстрела, обрушил на советского летчика мощный пулеметно-пушечный огонь. Ловким разворотом выйдя из-под огня, Николай нырнул под брюхо врагу. Но и тот оказался не промах — тоже нырнул вниз, не забыв ударить по истребителю Власова из носовых пушек.

Разведчик укрылся в рвани облаков, но Николай вновь отыскал его. Начал нагонять — в лоб ударили пулеметные трассы. Пилот оглянулся и ужаснулся: они уже проскочили озера. А за ними вот он — рукой подать — передний край. «Юнкерс» явно заманивал его на свою территорию, под удар истребителей прикрытия. Неужели уйдет? С разведданными о наших войсках, с пленкой аэрофотосъемки. Николай ринулся в атаку сзади и сверху. Что называется, не кланяясь больше пулям, подошел на короткую дистанцию, решил бить наверняка. Все крупнее, четче в дымчатом стекле прицела пилотская кабина. Пора! Но почему же не стучат его пулеметы?! Аэродромная спешка? Вот чем она обернулась в бою!

Уже не обращая внимания на огонь врага, Власов бросил свою машину в хвост вражескому самолету. Истребитель содрогнулся от страшного удара, летчик на какое-то мгновение потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел: чернокрестная машина, разваливаясь на куски, падает на ничейной полосе. Теперь во что бы то ни стало к своим, хотя бы за линию окопов...

Израненный самолет не слушался рулей. С трудом пилот выровнял его, заставил планировать. Высота двести, сто пятьдесят, сто. Фашисты из всех видов оружия открыли по падающему самолету ураганный огонь. Но близок локоть, да не укусишь. Вот они, наши окопы, вот поле за ними, изрытое оспинами воронок.

Николай притер самолет к самой земле. Замедляя движение, он уже катился по полю, потом вдруг нежданно провалился одним колесом в воронку, резко клюнул носом...

Когда пехотинцы вытащили пилота из кабины, он все еще был без сознания. На лице страшные следы удара о приборную доску.

Госпиталь ненадолго удержал Власова в своих стенах. Прихрамывая, со следами швов на израненном лице, он вскоре появился в родной части. Летать пока не мог, но огромный опыт летчика-инструктора, боевая закалка первых месяцев войны делали его просто незаменимым при подготовке к боевым вылетам молодых пилотов.

Однако главное свое назначение Николай Иванович видел не в инструкторской работе — как можно скорее обрести боевую форму, вновь подняться в воздух на истребителе и бить, бить, бить проклятых захватчиков и на земле и в воздухе.

А пока, пока он осваивал тихоходный легкий ночной бомбардировщик По-2. Не мог сидеть без полетов, не представлял своей жизни без участия в боевой жизни полка, справедливо полагая, что и на этой неказистой машине немало можно сделать полезного для разгрома врага. Кстати, именно с этим периодом временного затишья в боевой биографии летчика Власова связана история, сделавшая его фамилию известной далеко за пределами родного подразделения.

Одним из любимых учеников и однополчан знаменитого Ивана Семеновича Полбина был Герой Советского Союза старший лейтенант Филипп Демченков — снайпер бомбового удара, виртуозный мастер воздушного боя.

Но вот однажды с ним случилась беда. Отбомбившись и уходя из глубокого вражеского тыла, бомбардировщик Демченкова был настигнут группой «мессершмиттов» — скоростных, прекрасно вооруженных фашистских истребителей. Один против шести — силы были явно неравными. И, однако, Демченков принял бой и успешно выдерживал его до тех пор, пока не кончились боеприпасы. Машина стала беззащитной. Почувствовав полную безнаказанность, два стервятника отделились от группы, вплотную подошли к бомбардировщику и расстреляли его в упор. Стрелок-радист был убит, пилотская кабина разбита, самолет горел.

Демченков, несмотря на встречный воздушный поток, который буквально вдавливал его в кресло, несмотря на тяжелое ранение, нашел в себе силы приготовиться к прыжку. Подтянулся на руках, перевесился за борт, и теперь тот же поток, что мешал ему выбраться из кабины, легко выбросил летчика наружу. Демченкова перевернуло в воздухе, сильно ударило ногой о стабилизатор. Кость хрустнула, нестерпимая боль обожгла колено.

На земле разыскал его штурман. Перевязал раны, парашютным шелком перетянул ногу. Достали пистолеты, прислушались — немцев не было. Штурман оттащил Демченкова в кусты, рассчитывая вечером тронуться в путь, к линии фронта.

Добрались до деревни. Летчиков оставили в доме Марии Ивановны, пожилой колхозницы, проводившей на фронт двух сыновей. Потом пришли еще женщины, перевязали пилота, напоили отваром из трав. Он пришел в себя, обратился к штурману: «Что делать будем?»

Сообща решили, что Демченков пока останется здесь. Даже если и заглянут фашисты в деревню, люди не выдадут его, укроют. А штурман в одиночку постарается перейти фронт, прислать подмогу.

Николай Иванович занимался с новичками, когда его вызвали к командиру полка.

— Как здоровье? — издалека начал командир.

— Нормально, — ответил майор. — И если речь идет о боевом вылете, я давно готов. Так что, если вы, товарищ командир, разрешите...

— Разрешаю! Только задание сегодня будет необычное. И полетишь на По-2.

Негромко, словно швейная машинка, постукивал двигатель. По-2, прижимаясь к земле, шел на минимальной высоте. Обнаружить его, да еще в темноте, было непросто. Вот Власов миновал линию фронта — разрозненные винтовочные выстрелы были реакцией на его неожиданное появление. Где-то, явно для собственного успокоения, прогрохотал крупнокалиберный пулемет.

Погодка выдалась по-настоящему осенняя: грузно набухшие темные тучи чуть не цеплялись за еловые макушки, сыпал мелкий дождь. Внизу виднелся лес, болотина, кустарник. Николай перегнулся через борт, внимательно разглядывая землю: где-то здесь должна быть эта деревушка. Сверился с картой — да, где-то здесь или совсем близко должна быть развилка дорог, а около нее и цель его путешествия.

И вдруг внизу, как на ладони, возникли коробки вражеских танков, машины с пехотой. Появления самолета над колонной в ночь, в непогоду враг никак не ожидал. А Власов, быстро отметив на карте крестиком начало колонны, пошел на бреющем вдоль нее. Он летел очень низко, внезапно обрушивая тарахтенье своего маломощного мотора на чужих солдат, обдавая их холодящим ветерком и видя, как они с испугом вскидывают головы. Колонна все не кончалась, и, так как танки чередовались с грузовиками, Николай сбился с раздельного счета. Когда наконец вереница оборвалась, он прикинул, что тех и других было никак не менее двухсот. Власов положил самолет резко влево, ввел его в разворот и увидел сотни вспышек над колонной, услышал грохот стрельбы. Фашисты опомнились наконец и разряжали в бессильной ярости свое оружие.