Директоров заводов обвиняли во вредительстве и саботаже. Представитель Государственного контроля считает необходимым арестовать директоров предприятий, а их дела передать НКВД. А самому Ванникову было рекомендовано назначить новых директоров, способных наладить работу.
Немного в стороне, скрепленные большой металлической скрепкой, лежали документы, обвиняющие в недобросовестности начальника Главного управления по производству гильз товарища Георгия Бодрякова. На заводе № 52 комиссия под его председательством не сумела раскрыть истинные причины брака капсюлей-воспламенителей и тем самым скрыла виновников в нарушении технологического процесса, нанесших ущерб более чем на 120 миллионов рублей. Представитель Государственного контроля настаивал на его немедленном аресте. Ответить на это письмо Борис Ванников должен был незамедлительно, но причины, чтобы потянуть время, у него имелись.
В июне сорок первого, находясь на должности Народного комиссара вооружения СССР, Борис Львович был арестован и просидел во внутренней тюрьме на Лубянке почти два месяца. Обвинялся в шпионаже. По мнению НКВД, контакты с иностранными агентами случались во время его служебных командировок. Даже после двух бесед с Маленковым и Берией, настаивавшими на его чистосердечном признании, Ванников свою вину не признал. После месяца боевых действий обнаружились перебои с боеприпасами – Дмитрий Устинов, назначенный новым наркомом, с работой не справлялся, – и тогда по распоряжению Сталина бывшего наркома Ванникова привезли в Кремль прямо в кабинет к Сталину, где они проговорили более двух часов. Иосиф Виссарионович попросил обиды не держать и предложил ему вновь возглавить Наркомат вооружений.
В нелегкий период ареста от Бориса Львовича отвернулись почти все. Ванников даже не мог предположить, что вокруг него столько недоброжелателей, о чем ему позже сообщали следователи, зачитывая свидетельства бывших соратников. Уже на следующий день после его ареста Георгий Бодряков записался на прием к Лаврентию Берии и пытался убедить всесильного наркома, что произошла чудовищная ошибка. Его поступок можно было назвать самоотверженным – Георгий Ефимович не мог не знать, что нередко подобные заступничества заканчиваются арестом просителей. А ведь между ними дружбы не существовало, отношения обычные, какие случаются между начальником и подчиненным. И вот такой поступок… Такое нужно ценить.
Макнув перо в чернильницу, нарком боеприпасов попробовал чернила на уголке бумаги, а потом вывел свой вердикт: «Считаю арест начальника Главного управления по производству гильз товарища Бодрякова Г. Е. необоснованным. На заводах, где произошла смена с шеллачного лака на идитоловый, вины т. Бодрякова не наблюдается, о смене технологического процесса по производству гильз ему доложено не было».
Расписавшись, нарком почувствовал облегчение. Вызвав секретаря, он протянул ему подписанный документ и сказал:
– Отправьте это сообщение в Государственный контроль товарищу Мехлису. И еще… Скажите ему, что я лично ручаюсь за товарища Бодрякова.
Едва секретарь ушел, как зазвонил телефон высокочастотной связи. Взяв трубку, Борис Львович произнес:
– Народный комиссар Ванников.
– Товарищ Ванников, как проходят полигонные испытания реактивных минометов?
Ванников невольно сглотнул, узнав голос Сталина.
– Товарищ Сталин, в настоящее время мы проводим испытание новой разновидности реактивных снарядов на самолетах И-153. Но опасаюсь, что в испытаниях может случиться некоторое замедление…
– Вот как? В чем причина? – В голосе Верховного послышались едва различимые нотки раздражения.
– Дело в том, что вчера бандитами был убит один из ведущих конструкторов БМ-13 военный инженер третьего ранга Колокольцев. Именно он возглавлял группу, ответственную за реактивные снаряды на самолетах И-153. Это большая потеря для нас.
– Ах вот оно что… Бандитов нашли?
– Насколько мне известно, пока еще нет. Московский уголовный розыск делает все возможное, чтобы отыскать убийц.
– Держите испытания реактивных минометов на личном контроле. И постарайтесь не выходить из графика испытаний, я очень на вас рассчитываю, товарищ Ванников.
Не попрощавшись, Иосиф Сталин положил телефонную трубку.
* * *
Иосиф Виссарионович в задумчивости прошелся по комнате, а потом вновь взялся за телефонную трубку и набрал номер:
– Лаврентий?
– Да, товарищ Сталин.
– Что происходит в городе? От бандитов людям просто житья нет, – раздраженно произнес Иосиф Виссарионович. – Ты бы хоть навел в городе порядок.
– Бандитов, конечно, много, но мы работаем, товарищ Сталин. Все подразделения милиции переведены на усиленный режим службы.
– Вчера бандиты убили Колокольцева, ведущего конструктора БМ-13. Тебе не хуже меня известно, что означают для нас ракетные установки… Это что же делается? Разобраться как следует! Возможно, что убийство произошло не случайно и в Москве орудуют немецкие диверсанты. Найти немедленно бандитов, убивших конструктора, и доложить мне лично!
– Бандиты будут пойманы в ближайшие дни, товарищ Сталин. Дело возьму под личный контроль.
– Мало поймать бандитов, – строго сказал Иосиф Виссарионович, – важно очистить Москву от всех преступных элементов. Они создают в обществе напряжение. Мы должны защищать наших граждан. Бойцы Красной армии и матросы Военно-морского флота должны быть уверены, что, пока они воюют на различных фронтах, их семьи, жены, дети находятся под надежной защитой государства. Тебе понятно, Лаврентий, о чем я говорю?
– Так точно, товарищ Сталин. Мы сделаем все возможное, чтобы граждане чувствовали себя в безопасности.
– Жду твоего доклада через пять дней… Нет, послезавтра!
* * *
Ответить согласием Лаврентий Павлович не успел: в телефонной трубке раздались резкие короткие гудки. У Иосифа Виссарионовича имелась привычка прекращать разговор неожиданно, не дожидаясь ответа собеседника. Он просто без долгих разговоров взваливал на подчиненного задачу, не желая выслушивать возможные контраргументы. Будь добр ее разрешить и доложить!
Народный комиссар Лаврентий Берия почувствовал большой груз ответственности, возложенной на него. Срок для решения задачи небольшой, но реальный для ее выполнения. Правда, придется напрячь весь аппарат НКВД.
В ближайшие часы следовало накрыть все преступные притоны и места, где предпочитают собираться злоумышленники. Необходимо проверить их на наличие преступлений и различного рода противозаконных нарушений. Если таковые обнаружатся, передать дело в суд, а остальных вывезти за сто первый километр от Москвы.
Подобная операция уже была проведена осенью сорок первого, когда возникли серьезные опасения, что преступники могут дестабилизировать ситуацию в Москве и даже выступить на стороне немцев.
Подняв трубку, народный комиссар сказал:
– Василий Васильевич, поднимись ко мне на минуту.
Через несколько минут в кабинет Лаврентия Берии бодрой походкой вошел комиссар государственной безопасности 3-го ранга Василий Чернышев. На должности заместителя наркома внутренних дел он находился с 1937 года при народном комиссаре Ежове и был единственным из его ближайших соратников, кому удалось избежать ареста и дальнейшего расстрела. Возможно, потому, что он возглавлял Главное управления рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР и держался вдали от политических игр, в которые были вовлечены все заместители Ежова. Как бы там ни было, но Лаврентий Павлович высоко ценил профессионализм Чернышева и нередко поручал ему задания, которые мог выполнить только такой человек – с огромным опытом работы на руководящих должностях НКВД и обладающий стальной хваткой.
Моложавый, черноволосый, с острым пронзительным взглядом, Василий Чернышев умел нравиться людям, чему в немалой степени способствовала его добродушная, почти ребячья улыбка. Даже при жестких методах работы он не стал черствым человеком, было известно немало случаев, когда, пользуясь собственной властью, он освобождал людей, взятых по ошибке, из-под ареста.