– Соня снова оставила тебе цветы?

– Да.

Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Они не блестели, как это бывало, когда он был счастлив. Когда он был по-настоящему доволен, от него исходило теплое сияние, которое было неотразимо.

– Знаешь, она очень влюблена в тебя, – я улыбнулся, потому что это было мило.

– Да, я знаю.

– Но это не...

– Я уже говорил тебе и ей, что не ценю ее ухаживания за мной, какими бы невинными они ни были. Я дал конкретные указания, что такое поведение должно быть прекращено, – он говорил очень медленно, очень четко, отделяя каждое слово, чтобы я точно услышал его. – Это не соответствует офисному этикету и больше не будет допускаться. С цветами, записками и шоколадками на День святого Валентина покончено.

– А если я заставлю ее пообещать?

– Нет, – огрызнулся он.

– Но, босс, это просто не...

– Позвони Дарси и скажи ей, что я хочу, чтобы она была переведена сегодня и чтобы завтра здесь была новая секретарша. Я хочу, чтобы все было сделано до обеда.

– Серьезно?

– Да, – уверил он меня.

– А что, если Дарси больше некого к нам послать? Ты хочешь сказать, что лучше будешь отвечать на звонки сами, чем она будет здесь?

– Ты отвечаешь на мои звонки, а не она.

Это был отличный аргумент.

– Я хочу, чтобы она ушла, – повторил он.

– Но что, если им некуда ее отправить? Может, тогда она не сможет платить за квартиру или...

– Мне все равно.

– Ух ты. Это немного жестоко, тебе не кажется?

– Нет, – раздраженно сказал он, и я понял, что его терпение на исходе. Я сразу же догадался, что его беспокоит что-то еще. Он ненавидел раздражаться, ненавидел повторяться, но мелкие раздражители никогда его не задевали. Он был просто скалой. – Она уходит сегодня. С меня хватит. Я не хочу, чтобы меня беспокоили каждый день без причины.

– Но...

– Она уйдет. Я давал ей все шансы.

– Почему она должна быть наказана за то, что находит тебя неотразимым? – я подумал, что, возможно, мне удастся воззвать к его тщеславию. – Я думаю, было бы приятно каждое утро первым делом входить в офис и знать, что кто-то считает тебя абсолютным воплощением всего, что есть в мире. Я знаю, что мне бы это понравилось. Это было бы очень лестно.

– В отличие от других..... – имея в виду меня, конечно. И я понял это еще до того, как он позволил этому повиснуть в воздухе между нами. – Мне не нужно, чтобы мое эго постоянно поглаживали. Она должна уйти, и уйти немедленно. И более того, я не думаю, что ты сочтешь это лестным, скорее, ты сочтешь это домогательством. По крайней мере, я надеюсь, что ты настолько порядочен, – через некоторое время он спросил. – Согласен?

Я опустил глаза и снова сосчитал до десяти, чтобы не подсказать ему, куда идти. Он мог быть настолько высокомерным, что иногда только мысль о том, чтобы отчитать его, делала это почти невозможным. Когда я вновь поднял глаза, он снова уставился на меня с мрачным выражением лица, на которое у него был патент. Через минуту я прищурился, представляя себе его маленькую голову, и подумал, как легко было бы ее раздавить. Как приятно будет, если его глаза выпучатся, когда она взорвется.

– Ты делаешь эту штуку своими глазами.

– Что?

– То, что ты делаешь, когда представляешь мою голову маленькой, а потом думаешь, как легко было бы ее раздавить.

Я хмыкнул. Он слишком хорошо меня знал.

– Послушай, просто скажи мисс Лоусон, что я уверен, что она будет счастливее в другом месте. И еще, – добавил он, доставая конверт из верхнего ящика стола. – Передай это мисс Уорнер, когда она зайдет. У меня нет времени с ней разговаривать.

Я взял его и встал, чтобы уйти.

– Разве ты не хочешь узнать, что это? – медленно спросил он. – Обычно ты очень любознательный.

Он имел в виду любопытный.

– Джори?

– Ты имеешь в виду любопытный, – я сказал это прямо.

– Это то, что я сказал? – он снова стал обрывать фразы.

– Нет.

– Значит, ты планируешь быть угрюмым весь день?

– Нет.

– Понятно, – кивнул он, вздохнул и встал, чтобы подойти к окну своего кабинета. – Передай мисс Уорнер, что в замен на мое присутствие на аукционе холостяков на следующей неделе я выдал ей чек на десять тысяч долларов. Это гораздо больше, чем она получила бы, если бы я участвовал, так что она должна быть довольна.

Это была благотворительная акция против СПИДа, и, на мой взгляд, он сам себя обделил. Я так и видел, как мисс Тереза Уорнер и мисс Лейси Коллинз будут сражаться за то, кто из них станет спутником моего босса на ужине в этот вечер. Я был уверен, что сумма будет исчисляться тысячами, гораздо больше десяти. Тереза увидит в этом возможность поговорить с ним и убедить его, что он был неправ, порвав с ней. Лейси будет в режиме защиты, стараясь держать всех остальных женщин подальше от своего мужчины. Она была главной героиней месяца, и на данный момент у нее был Дейн Харкорт.

– О чем ты думаешь?

Я посмотрел на него и заметил, что он снова смотрит на меня.

– Ни о чем.

– Скажи мне, – приказал он, возвращаясь к своему столу и передавая мне розы. – Ты думаешь, этого недостаточно? Я не делаю всего, что могу? Я должен делать больше для исследований СПИДа?

– Все должны, но дело не в этом.

– Ну, тогда? – он подождал, и его серые глаза вернулись к моим.

– Я просто думаю, что ты бы собрал больше денег, если бы поехал.

– Почему?

Я улыбнулся, вопреки себе. Он говорил так, будто напрашивался на комплимент.

– Разве это не очевидно?

– Не для меня.

– Ладно, я думаю, что все начнут торговаться, а потом все сведется к тому, что мисс Уорнер и мисс Лоусон поборются за привилегию быть в твоей компании.

– Действительно, – устало сказал он.

– Да, – сказал я ему. Черт, он же сам спросил. – И, возможно, мисс Палмер и мисс Смайт тоже захотят принять участие в торгах. Это будет просто безумие.

– Понятно.

– А ты так не думаешь?

– Ну, мы никогда не узнаем, правда?

– Думаю, нет, – я пожал плечами и положил ключи от машины, которые все еще держал в руке, на его стол.

– Кроме того, если появится мистер Рид, его нужно немедленно выпроводить. Я уже дал ему ясно понять, что не хочу, чтобы в этот офис приходили без приглашения. Так что, если он зайдет, то будет знать, какого приема ожидать. Тебе следует немедленно предупредить охрану здания. Я понятно объясняю?

– Кристально.

– Хорошо.

– Он звонил мне вчера вечером, – выпалил я, вспомнив, что увидел знакомый номер на своем мобильном телефоне после того, как детектив Кейдж высадил меня.

Я даже не слышал, как он звонил, пока принимал часовой душ. Мне нужно было смыть все следы этой ночи самой горячей водой. Ощущения были потрясающими.

– Кто?

– Мистер Рид, – сказал я, дойдя до двери.

– Подожди, – приказал он, прежде чем я успел ее открыть. – Когда он звонил? После работы?

– Ага.

– Да.

– Да, – повторил я, закатывая глаза.

– Он звонил тебе на мобильный?

– Да, но на самом деле я с ним не разговаривал. Я должен был позвонить ему, он оставил номер.

– И ты собирался позвонить?

– Да, – почти огрызнулся я. – Я должен сказать ему, чтобы он мне больше не звонил, потому что если ты с ним не разговариваешь, то я уж точно не буду. Это не мое дело, о чем бы он ни хотел поговорить.

– Тебе до смерти хочется узнать, о чем именно, не так ли?

Он мог быть таким самодовольным. В моей жизни произошло огромное событие, и я не собирался ему об этом рассказывать, а он думал, что я просто сгораю от желания узнать, почему мистер Калеб Рид практически преследовал его последние три недели.

– Джори.

Я снова посмотрел на него.

– Ты прав, раньше я хотел знать.

– Но больше не хочешь.

– Теперь это не так важно.

И даже осознавая, насколько иррационально веду себя, я все равно был раздражен. С точки зрения логики, злиться на него за то, что он не заботится о том, о чем я ему никогда не рассказывал, было нелепо. К сожалению, в колледже у меня была двойка по логике. Я сдал экзамен только потому, что очень старался, и мой преподаватель это знал. Я до сих пор помню, как она качала головой, спрашивая меня, как я мог не усвоить материал после того, как занимался и с ней и с аспирантом, который помогал ей в классе. Половина проблемы заключалась в том, что ее, так называемый ассистент преподавателя был гораздо больше заинтересован в том, чтобы переспать со мной, чем в том, чтобы помочь мне чему-то научиться. Но я действительно был настолько правополушарным, что удивлялся, как мог ходить по прямой. И со временем ничего не изменилось.