– Давай ближе к делу. – Лилия села на постель. – Говори, зачем позвонила?
– Сказать тебе, чтобы через десять минут включила телевизор. Будет передача про знаменитых художников. Может, про Хаюрдо что-нибудь покажут.
– С меня хватит тех фантазий, которые я уже наслушалась!
– От Михаила? Интересно, – в телефоне раздался смех Эльвиры. – А все же давай посмотрим. А вдруг?
– Хорошо. Включу, – пообещала Лилия.
– Только не засни, а то все проспишь, – попросила подруга, и телефон умолк.
Перейдя в гостиную и включив телевизор, Лилия устроилась на диване, поджав под себя ноги. Передача началась с многообещающего анонса. Заинтриговала. Девушка навострила уши. Смотрела от начала до конца. Словом, узнала много интересного, но о Хаюрдо не было сказано ни слова. Разочарованная, опустила вниз ноги, зевнула, потянулась, встала с дивана, взяла пульт с намерением выключить телевизор и отправиться спать. Но в этот миг на экране увидела рекламу экспертных сообществ по оценке картин и икон. Машинально, не успев сообразить, зачем это делает, схватила авторучку со стола, записала номер телефона. И только потом, когда выключила телевизор и уже лежала в постели, в голову пришла мысль, что стоит заказать оценщика, чтобы узнать настоящую стоимость картины. Любопытно, чего стоят все заверения Михаила. В эту минуту для нее важна была не столько цена холста (хотя это немаловажно), сколько лживость всех его утверждений. Ей чертовски захотелось уличить Михаила во вранье, припереть к стенке, размазать по ней за все выдумки, из-за которых она чувствовала себя полной идиоткой, и прогнать с позором прочь. Чтоб не строил из себя грамотея, выставляя ее полной дурой. Независимая оценка покажет, кто из них настоящий дурак. Во всяком случае, не она. Для себя подобное Лилия исключала. Она же в здравом уме. И вполне способна отличать реальность от фантазий, граничащих с дебилизмом. С этой мыслью Лилия быстро заснула. А рано утром, только встав с постели, наскоро привела себя в порядок, нашла на столе в гостиной записку с номером телефона, набрала. Ответили сразу:
– Вы не ошиблись, позвонив нам.
– Я по рекламе, – сказала девушка.
– Извольте сообщить, по какой? У нас несколько видов реклам, – голос был ровным, но не монотонным.
– Оценка картин, – уточнила Лилия.
– У вас имеется что предъявить эксперту для оценки?
– Думаю, да.
– Думаете или точно имеете?
– Разумеется, есть что предъявить!
– Какая оценка вас интересует?
– Что значит «какая»? Полная, настоящая, профессиональная.
– Я вас понял. Когда вы будете готовы предоставить нашему эксперту возможность для проведения экспертизы и оценки произведения искусства?
– Да хоть сейчас, – выдала Лилия.
– Называйте адрес.
– Только учтите: мне нужен самый лучший специалист в этой области! – надавила на голос.
– Он обойдется вам недешево, – сообщили на другом конце.
– Догадываюсь, – отозвалась, помолчала в раздумье и решилась: – Записывайте адрес.
Через час в дверь раздался звонок. Лилия увидела в глазок незнакомого мужчину на лестничной площадке. Тот, точно обнаружив ее за дверью, помахал рукой и громко подал голос:
– Эксперта заказывали?
Девушка открыла дверь:
– Заказывала. Проходите.
В руках у эксперта были какие-то чемоданчики – большой и поменьше, которые он внес в квартиру с осторожностью, на что девушка обратила внимание. Войдя в прихожую, он уперся взглядом в висевшее на стене полотно. Пожевал беззвучно полными губами, перевел взгляд на Лилию, потом вернул его к картине, затем снова обратил на девушку:
– Вы на холсте поразительно хороши в этом платье. Оно идет вам. Художник правильно угадал ваше внутреннее состояние и подчеркнул его таким нарядом. Итак, что вы хотите представить на экспертизу? – голос был бархатным. И сам он какой-то пушистый, вычурный и замедленный, точно не от мира сего. В дорогом, хорошо сидящем костюме. – Да, забыл представиться: Болислав Аласьевич Омирт. Вот моя визитка. И вот моя лицензия. – Вынул из нагрудного кармана пиджака визитку, подал Лилии, скользнувшей по карточке взором. Затем из внутреннего кармана достал свернутый лист и тоже протянул девушке.
– Верю, верю. – На этот раз она не стала брать из его рук.
– Нет, вы уж прочитайте, – настоятельно потребовал гость.
Взяв лист, Лилия развернула, пробежала глазами заглавие, фамилию, имя, отчество и вернула, не вчитываясь дальше. Эксперт опять свернул лист и аккуратно положил в тот же карман, из которого вынул. Потом показал на чемоданчики:
– Здесь портативный спектрометр для спектрального анализа картины. Какую прикажете подвергнуть экспертизе?
– Она перед вами. – Лилия показала на полотно.
– Ну да, ну да, – закивал он и затоптался. – Как я сразу не догадался! Позвольте узнать: давно вы владеете ею?
– Со вчерашнего дня.
– Вы ее купили?
– Мне ее подарили.
– Тогда понятно. Тогда понятно.
– Что вам понятно?
Он пояснил:
– Экспертное заключение принято получать перед или при покупке картины. Но раз это подарок, проведем экспертизу сейчас.
– Да уж, пожалуйста, – попросила Лилия.
– Вы позволите снять ее со стены?
– Делайте, что необходимо. Только аккуратно, – разрешила она.
– Мне об этом напоминать не стоит. Я специалист высокого класса.
Сняв картину со стены, он стал сосредоточенно и кропотливо осматривать холст со всех сторон, что-то мурча себе под нос. Длилось это по меркам девушки довольно долго. Она в это время прошла в гостиную и стала листать журналы, лежавшие на столе. Несколько раз отрывалась от них и выходила в прихожую – посмотреть, как колдует над картиной эксперт. Он же был настолько сильно погружен в работу, исследуя холст визуально и прибором, что не замечал девушку. Его лицо всякий раз удивляло ее: оно было то изумленным, то задумчивым, то восхищенным, то озадаченным, то изрядно озабоченным. Понятно было, что сейчас ему не до хозяйки. Но наконец он глубоко вздохнул, аккуратно повесил полотно на место, отошел на несколько шагов в сторону и продолжительно всматривался в него. После чего, оторвавшись от картины, шагнул к дверному проему в гостиную, остановился в нем, растерянно оторвал Лилию от журнала своим бархатным голосом:
– К сожалению, милая девушка, я затрудняюсь что-либо сказать вам об этом холсте.
– Не поняла, – озадаченно поднимаясь та со стула.
– Ну что же тут непонятного? Затрудняюсь, и всё! – голос приобрел более глухую тональность.
– Вы же специалист высочайшего класса, – холодно напомнила Лилия.
– Да, точно так, – подтвердил эксперт.
– И затрудняетесь? – усмешка мелькнула в уголках ее губ.
– И затрудняюсь взять на себя ответственность и выдать вам несоответствующее заключение, – выкатил он свои опасения.
– А в чем, собственно, трудность? Объясните. – Она положила тонкую руку на спинку стула.
– Разумеется, разумеется, – охотно согласился он. – Дело, милая девушка, видите ли, в том, что все в этом полотне меня выбивает из равновесия. Буквально все. Анализ подрамника и холста, на котором написан ваш портрет, показал, что они довольно старые, им лет около трехсот, не меньше. Именно на таких холстах в таких конструкциях подрамников рисовались картины в те далекие времена. Между тем экспертиза красок четко показала, что они свежие. Современного происхождения. Триста лет назад красок такого состава не было. То есть картина написана в наше время и, возможно, не так давно. Но есть большое «но», которое меня ставит в тупик. Почему на таком старинном холсте написана современная картина? Откуда он мог взяться? И где так сохранился? Да еще с подрамником. Тем более что спектральный анализ показал: под этими красками совершенно чистое полотно. Я было изначально предположил, что новые краски наложены на какую-то старую картину, чтобы намеренно скрыть ее. Так часто делают контрабандисты, чтобы утаить истинную ценность картины с целью ее хищения. Однако это, увы, не подтвердилось. К тому же только этим вопросы не ограничиваются. Дальше – еще загадочнее. А именно: на картине есть подпись художника. Хаюрдо. Это совершенно непонятно. Видите ли, мне в моей практике посчастливилось единственный раз лицезреть два полотна этого художника и провести их экспертизу. Это были старинные холсты, по всем параметрам почти трехсотлетней давности. Находились они в частной коллекции. Так вот, подпись художника на этой картине полностью совпадает с подписями на тех картинах. Я пытался найти хоть какую-то зацепку, которая указала бы на подделку, но тщетно. В других обстоятельствах я бы не сомневался, что все три подписи сделаны одной рукой. Вы понимаете, любой другой мастер, пусть даже гениальный копиист, всегда своей манерой письма оставит какие-то помарки на подделке. Но тут их нет. Ничего подобного. Так и хочется сказать: подпись подлинная. Я бы взял на себя такую смелость, если бы не было разницы почти в триста лет. Это очень странно. И еще странность. Вся картина написана в манере, которая полностью соответствует стилю Хаюрдо. Это невероятно. У него, знаете ли, своеобразный стиль, который перенять не так просто. Практически невозможно. Даже самый талантливый копиист не сумеет все так идеально скопировать. А уж тем более написать вновь картину в манере Хаюрдо. Подобное немыслимо без ляпов. Однако именно это не наблюдается на данной картине. Ляпов нет. Просто нет, и все. У меня язык не поворачивается назвать картину подделкой, но и оригиналом назвать также не могу. Вот такая неразрешимая загадка. Художник жил давно. О нем почти ничего не известно. Хотя, судя по двум прежним картинам, талант очевиден, мастер непревзойденный. Безусловный. Тот коллекционер, у которого я впервые увидел картины Хаюрдо, сообщил, что картин этого художника в мире осталось еще не более трех-пяти. Почему осталось? Да потому, что их было как будто значительно больше, но они куда-то все исчезли. Хаюрдо якобы был придворным художником при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Рисовал много ее портретов и придворной знати. Кстати, на тех подлинниках у коллекционера были изображены не портреты, а дворец канцлера Черкасского Алексея Михайловича и какое-то крестьянское жилище. Но однажды, по словам моего прежнего заказчика, художник почему-то был запрещен и вдруг пропал. Что произошло, никому не известно. По крайней мере, коллекционер об этом ничего не знал.