Тит Горский Мох и клевер © Горский Т., 2024 © Оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом “Скифия”», 2024 Возвращение «русского сына» Когда я впервые прочитала стихи русского поэта из Ирландии, который не так давно стал публиковаться под псевдонимом Тит Горский, не скрою – была приятно удивлена. Русское слово звучало из его уст с уверенностью и надеждой, играло всеми гранями красок и образов, заставляло задуматься, звучало то настойчивым колокольчиком исторической памяти предков, то пробуждающим набатом человеческой совести, а то лилось нежной соловьиной трелью, вещая о вечности любви. Многое под силу русскому слову, если им научиться владеть, да к тому же обладать трепетным сердцем и внимательным духовным взглядом. Все это есть в поэзии священника Иоанна Казадоева (псевдоним Тит Горский). А еще – удивляет объем словарного запаса, которым умело пользуется художник слова, свободно проникая сквозь пространство-время, погружаясь в полузабытые пласты традиционной русской ментальности, оживляя то библейские, то фольклорные мотивы, создавая пейзажные и лирические зарисовки, увлекая за собой неравнодушного читателя. Почему-то подумалось, что современная молодежная поэзия, пробами которой сейчас изобилуют многочисленные интернет-порталы, ставит перед собой в основном одну лишь цель – хоть чем-нибудь мимоходом «зацепить» читателя, раскрутить на эмоции, причем не важно, на какие. А ведь мы не в каменном веке и уже научились отличать необработанный кристалл от бриллианта. Эмоции вспыхивают быстро, как пучок сухой травы, но также быстро гаснут. Есть универсальная пословица хоть в английском, хоть в русском языке – easy come, easy go (как нажито, так и прожито). Настоящее поэтическое слово способно не только воспламенить фантазию и затронуть душу, но и светить, и согревать на протяжении многих лет, проникая глубоко, заставляя размышлять, сопереживать, изменяться к лучшему, и меняясь, самому изменять окружающий мир. А если нужно – встать на его защиту от зла и несправедливости. Слово – это универсальное оружие света против тьмы, влияние его неисчерпаемо и неизмеримо привычными количественными категориями, чем больше им делишься, тем ярче и сильнее становится этот свет. Прочитав поэтический сборник «Мох и Клевер», ты уже не останешься прежним. Вот в чем парадокс. То, что было непонятно, недоступно для восприятия раньше, проходило мимо твоего взора, вдруг становится важным и весомым, высвечивается новой гранью, восполняет пустоту, которая до этого прочтения зияла черной дырой, отбирая силы. Самое невероятное то, что автор не только ведет читателя по «лабиринту души», но и сам честно проходит этот лабиринт вместе с нами, не зная наперед, каков окажется итог. Его поэзия не несет в себе пресыщенной самоуверенности и напыщенной пафосности, ложных обещаний и сомнительных рецептов. Это путь, это искание, основанное на личном духовном и жизненном опыте, это исповедь и надежда. И хочется сказать – добро пожаловать домой, в наш поэтический «русский мир», который всегда открыт для тех, кто владеет классическим русским словом, любит Россию, несет эту любовь в своем сердце и передает людям. Екатерина Полумискова, член Союза писателей России, Ставрополь Тень мотылька Тень мотылька в хрустальной скрыта банке, Томима памятью о молодых полях, О теплых днях и птицах-звонарях, Слетевшихся к весенней перебранке, И о дождях, секущихся впотьмах Лучами ламп на дальнем полустанке. Тень мотылька… Беззвучна дрожь крыла, Движеньем невесомым хлада тонка, Не потревожит, не ударит звонко Тупой изгиб прозрачного стекла, Но вопросит с надеждою ребенка Ту твердь, что так незримо облекла: «Что если б явью стали сон и быль В ответ на бессловесную поруку Не почитать за пагубу и скуку Среди житейских вод внезапный штиль И не подобить слов пустому звуку, Сжигая дни как тлеющий фитиль? Возможно ль это, и какой рукой Незримых уз отнимутся прещенья И в направлении свободного парения Начнется долгожданный путь домой Сквозь тишину холодного забвенья Где примет новый бой былой изгой? Возможно ль это, и какой рукой?» Внимал он сам себе, и взгляд немой, Стремясь вовне, не находил покой. Вот если б Некто, проливая свет, Позволил обрести, как дар, свободу, Как если б кто живительную воду Возлил на лепестков увядший цвет, И, воскресив, благословил вослед: «Ну что ж, лети, двукрылый силуэт, Поведай на страницах этой книги, Какие тяготят тебя вериги, Отлитые в горниле прежних бед, И станут ли житейские интриги Причиною падений и побед?» В тени горчичного дерева
В тени горчичного дерева В тени горчичного дерева Мы встретимся в жаркий полдень, Где Бог насквозь просветит Душу как лист бумаги. И хватит ли нам отваги? Ведь каждый тогда ответит, Глядя в живую просинь, Над ширью вечного берега, О том, что было и стало. И где обитало сердце. И как простирались руки. И что порождали песни — Надежду или болезни? Струились ли чувств излуки В добро, как этюды Герца, Иль чайкой метались шало? И благ все казалось мало. И часто грубела кожа От взоров, смотрящих колко, Не видя Твой свет в прохожих. Не слыша Твой стук в прихожих, Мы так прозябали долго, Что слез на покровах ложа Не счесть. И вздохнув устало Все ищем в себе начало Любви, что дарует встречу, Где берег широк и вечен, Под сенью горчичных дерев. Гранат Гранат, словно сардис [1] в твоей ладони, Так радует взор отшлифованной гранью. Он будто рождает простую надежду На лучшую долю, чем рок Персефоны. На то, что не вечно томиться в Аиде, И встреча возможна у Дерева Жизни. Гранат, словно сардис в твоей ладони, Наводит на мысль о присутствии тайны, И кажется, словно она всем открыта В своей красоте – на холстах Боттичелли. Рассыпанный сардис в твоей ладони, Играет в лучах переливом порфира, Ты мне подари эту пригоршню зерен, Чтоб сердце питала простая надежда. Раздавленный сардис в Его ладонях, Истек красным потом и Воскресением. Туда, где покоился череп Адама, К Престолу Отца, у подножия Голгофы. вернутьсяСардис – драгоценный камень красного цвета. |
