Большой, потемневшей от загара рукой Тэйдзиро легонько стукнул Кодзи по плечу. Кодзи обернулся и по его лицу понял, что старик хочет что-то сказать, – слова готовы были сорваться у него с языка, как спелые фрукты, падающие на землю с дерева. Наконец Тэйдзиро произнес быстро, с кроткой улыбкой:

– Знаешь, почему Кими меня ненавидит? Потому что я ее изнасиловал. Через некоторое время после того, как умерла ее мать. А потом она ушла из дома и уехала в Хамамацу.

Кодзи с ужасом уставился на Тэйдзиро. Он был совершенно не готов к этому неожиданному признанию.

Тэйдзиро медленно протянул левую руку к заднему карману шорт. Помимо бесчисленных морщин и вздувшихся вен, его желтовато-коричневые руки покрывало множество старых мелких порезов и царапин от шипов роз, острых листьев, побегов бамбука, кактусов и тому подобного. Следы эти потускнели из-за земли и удобрений, которыми были испачканы руки. Испещренная боевыми отметинами рука старика вытащила из кармана похожий на амулет предмет, аккуратно завернутый в бумагу для каллиграфии. Тэйдзиро развернул его под пробивавшимися сквозь листву лучами солнца. Бумага в его огрубелых пальцах громко и сухо зашуршала. Тэйдзиро извлек из обертки фотографию, наклеенную на толстый картон, и показал Кодзи.

В солнечном свете Кодзи не сразу разобрал, что на ней изображено. Белый фон заполнял всю середину снимка, сверкая на солнце, будто кучевое облако. Кодзи наклонил фото, чтобы оно не бликовало, и увидел девушку в матроске и юношу в студенческой форме, совершающих половой акт. Ниже пояса они были обнажены.

У Кодзи закололо в груди – лицо лежащей на спине девушки напоминало Кими. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не она – похожи были только брови.

Тэйдзиро посмотрел на фото все с той же смущенной и кроткой улыбкой, обнажив удивительно крепкие для его возраста зубы. Однако лицо его показалось Кодзи грубым и бесстыжим.

– Что скажешь? – спросил Тэйдзиро. – Немного похожа, правда? Я ее раздобыл, когда ездил в Токио.

Позже, ненадолго встретившись с Кими, чтобы попрощаться, Кодзи не мог избавиться от мрачной тени, которую оставили в его душе непрошеные откровения Тэйдзиро.

Это была самая настоящая исповедь, которую Кодзи пришлось выслушать. Он не понимал, с какой целью Тэйдзиро рассказал ему все это. Возможно, и не было никакой цели. Страдание, которое так долго носил в себе старый рыбак, по всей вероятности, выродилось, подобно тому как рисовое вино постепенно превращается в уксус, и оставило вместо себя неприятную усмешку. Чувство вины испарилось, как капли росы. Тэйдзиро намеревался прожить остаток дней в неясном, туманном мороке, и это страшило Кодзи. Раздор, враждебность, неумение и нежелание прощать – эти чувства смешивались с похотью, безразличием и сладостными воспоминаниями Тэйдзиро. Его жизнь, как и лицо, застыла, очерствела. Под этой его усмешкой каждый превращался в уксус. И Кодзи, и Юко, и даже Иппэй.

Кими зашла попрощаться с пустыми руками – свои вещи она оставила в «Бирюзовой волне». До отплытия катера оставалось всего сорок минут, поэтому она, едва переступив порог, начала нервничать, как бы не опоздать. На ее светло-зеленом платье проступили пятна пота, она жадно пила воду из крана у входа в теплицу.

В это время Юко вместе с молоденькой приходящей служанкой готовила обед. Вопреки всем стараниям Юко, служанка все не могла научиться готовить на газу. С тех пор как Юко перебралась в эти места, она сменила пять помощниц, и у нее возникло подозрение, что все они, точно сговорившись, придерживались зловредной тактики саботировать работу. От них исходила недоброжелательность, которую приносил со стороны деревни южный ветер, но при этом они всегда вежливо и непринужденно приветствовали хозяйку.

Кими подошла к кухонной двери, которая упиралась в заросшую папоротником каменную стену, и громко произнесла:

– Здравствуйте! Как вкусно у вас пахнет.

– О-о, Кими! Я слышала, ты сегодня уезжаешь. Пообедаешь с нами?

– Спасибо. Я тогда на катер не успею.

Юко предполагала, что муж, который никогда не страдал предубеждениями, устроил бы все именно так, и решила, что надо обедать вместе с Тэйдзиро. Однако тот вскоре отказался от этой привилегии, и с тех пор Юко с Иппэем сидели за обеденным столом вдвоем. С приездом Кодзи Тэйдзиро стал еще тверже соблюдать правила поведения, соответствующие его статусу, и в результате Кодзи теперь ел за одним столом с хозяевами. Хоть Кодзи и получал за работу в оранжерее скромное жалованье, к нему относились в доме, как к гостю, и угощали, как гостя. Сядь Кими за стол вместе со всеми, получилось бы неловко. Она это понимала и отклонила приглашение Юко.

Кушанья, которые готовила Юко, с самого начала пришлись не по вкусу жителям деревни. Она изо всех сил добивалась сходства с французской кухней и использовала для этого масло и молоко. Можно было подумать, что она очень тщательно подходит к готовке, но время от времени становилась небрежна, и у нее ничего толком не выходило. Правда, Иппэй не пожаловался ни разу.

Кими торопливо что-то говорила, стоя в дверях кухни, пока Юко жарила сладкий горошек, который шкварчал на сковороде со звуком, напоминавшим шум ливня. Не оборачиваясь, она сказала:

– Может, заглянешь поздороваться с мужем? Он в гостиной.

– Конечно. – Кими не спеша вошла в кухню. Половицы под ее ногами скрипнули. – А Кодзи где?

– Кодзи? – переспросила Юко, оглядываясь через плечо на Кими. Прямо перед собой она увидела влажную от пота ложбинку между большими колышущимися грудями и продолжила низким, сдавленным голосом: – Я только что послала его в храм за цветами. Вы не встретились по дороге? К обеду должен вернуться.

Кодзи бегом поднимался от храма по склону холма и около арки, увитой белыми розами, столкнулся с Кими – Юко провожала ее. Он не понимал, зачем Юко вышла сюда. Или они случайно встретились? Кодзи бросил быстрый взгляд во двор; Тэйдзиро нигде не было.

Кодзи запыхался от бега и молча переводил взгляд с одной женщины на другую. Лицо Кими сияло свежестью, тогда как на лице Юко проступили первые следы увядания, которые трудно было скрыть, но, что удивительно, они придавали ей элегантный цветущий вид.

Теперь, когда Кодзи услышал непрошеные откровения Тэйдзиро, ему казалось, что энергию, переполнявшую маленькую Кими, питало желание отвести темную грязную воду, в которую она окунулась помимо своей воли. Так младенец, которому не нравится купаться, расплескивает вокруг воду из ванны. Теперь он понял, почему Кими так смотрела после того, что было между ними, как бы оценивая, сколько удовольствия он получил. Она проверяла, не передались ли Кодзи ее тайна и ее грех, подобно тому как болезнетворный вирус заражает чужой организм. Должно быть, она пыталась поделиться своими унизительными воспоминаниями со многими мужчинами, не раскрывая им правды. Она наслаждалась паутиной лжи, которую плела вокруг своих сексуальных партнеров. Вот почему она воспользовалась Кодзи и убедила Мацукити полюбить ее, не отдавая ему укулеле. Той ночью, когда Кими с бледным от вспышек маяка лицом и закрытыми глазами позволяла Кодзи ласкать ее тело и слушала шум прибоя, она, вероятно, снова и снова представляла истоки своего жгучего, омолаживающего позора и отвращения к себе.

– Спасибо тебе. Завтра опять на фабрику, – буднично произнесла Кими.

– Скоро тайфуны начнутся. Самое время уезжать, – ответил Кодзи.

Он уже отдышался, все тело было покрыто потом.

– Иди вымойся. Промок насквозь. Обед сейчас будет готов. Я предложила Кими пообедать с нами, но она сказала, что опоздает на катер, – сказала Юко.

Кодзи почему-то замялся и сразу мыться не пошел.

Уловив неловкую паузу, Кими стала быстро прощаться. Кодзи покосился на Юко: заметила ли она реакцию Кими? Но взгляд Юко был безучастным.

– До свидания, – сказала Кими.