Алиса медленно, осторожно приоткрыла глаза. Перед ней был неподвижный потолок, и это помогло привести вестибулярный аппарат в норму. Покачивание прекратилось, Алиса смогла чуть-чуть скосить глаза, чтобы понять, где находится. Она больше не лежала на кровати, поверхность под ней была твердой. Очевидно, упала на пол, но вот когда и как, не могла вспомнить. Ни огня, ни адского пса рядом больше не было.

Алиса попробовала позвать на помощь, но голос отказывался ей подчиняться. Более того, чтобы произнести слово хотя бы шепотом, пришлось бы напрячь слишком много мышц. Гораздо больше, чем Алиса могла себе позволить в условиях, когда нестерпимо болит каждая. Поэтому она просто смотрела в потолок и мечтала отключиться, чтобы перестать чувствовать эту боль.

Казалось даже странным, что еще недавно она лежала на кровати, вспоминала о том, как была счастлива, улыбалась. Леон хотел знать, что приносило ей удовольствие. Зачем он это спрашивал? Действительно ли ему было важно знать? Или он просто хотел вызвать у нее приятные воспоминания, чтобы она расслабилась рядом с ним, чтобы доверилась? Ведь так и произошло в итоге. Играл в доброго, не позволил Антону вколоть ей лекарство. Обхитрил, вынудил сделать то, что ему нужно, и без лекарств. Манипулятор? Да, умелый манипулятор. Трудно им не быть, когда являешься посредником между демонами и людьми. Когда умеешь хитрить и изворачиваться. Вот и она попалась. Разве могла Алиса соревноваться с демонами?

Она всегда считала себя девушкой если не слишком умной, то прозорливой. И все же попалась. Где ей тягаться с таким, как Леон?

Дерьмо.

Из уголков глаз выкатились слезы, покатились вниз, смочили волосы на висках, затем неприятно пощекотали уши. Навоображала себе черт знает что, будто ей восемь лет. Захотела быть ему другом, смешно. Это в восемь она могла мечтать, что мама заберет ее на выходные, поймет, что любит ее, и не станет вечером в воскресенье отвозить обратно в интернат. Уже в девять поняла, что никто ее не заберет, потому что даже выходные она стала проводить в интернате. А теперь ей двадцать три. Но она по-прежнему не разучилась мечтать. Вот и получила мордой по асфальту.

А чего она, собственно, хотела? Они не друзья. Леон вполне четко обозначил, что не ищет друзей среди тех, кому платит деньги. Она пришла сюда за деньгами, разве нет? Знала, на что соглашалась. Пистолет к виску ей не приставляли, молотком по пальцам не били. Она согласилась сама. Это был ее выбор. Она теперь взрослая, сама отвечает за свои поступки.

Так подбери сопли и спаси себя сама, как всегда!

Разозлившись на собственную слабость, Алиса сжала зубы и с огромным усилием перевернулась на бок. Тело пронзило острой болью, будто она наткнулась на раскаленный штырь, руку, которой упиралась в пол, снова свело судорогой, из горла вырвался сдавленный крик, больше похожий на рычание зверя. Тошнота усилилась, но еда удержалась внутри. Тем не менее Алиса не упала обратно. Несколько минут тяжело дышала, давая время и себе, и своему организму. Затем медленно подняла голову, огляделась.

В палате они с Леоном были одни. Часы показывали, что с того момента, как Алиса переступила порог этой комнаты, прошло почти два часа. И за два часа никто не заглянул сюда, не проверил, жива ли она.

Ну и хрен с вами.

Леон лежал на кровати, должно быть, спал. Как тогда, когда из его комнаты вышла Анжела. Похоже, избавившись от тьмы, он проваливался в крепкий сон. На его месте Алиса тоже мирно спала бы. Только теперь корчится от боли на полу возле его кровати, не в силах даже дотянуться до стакана воды.

Подумав о воде, она почувствовала, что в горле пересохло, будто после хорошей попойки. Взгляд выхватил стакан на тумбочке у кровати, но Алиса понимала, что дотянуться до него сейчас не реальнее, чем высадиться на Марсе. Облизнув пересохшие губы, она плавно опустила голову на пол. Силы, которые придала злость, окончательно кончились. Ей снова стало до безумия жаль себя, но она не позволила слезам скатиться по щекам. Она не нюня какая-нибудь. Все, выбрала лимит жалости.

Зрение немного расфокусировалось, но Алиса могла видеть, как под ее собственной кожей на руке, лежащей перед лицом, извиваются черные черви, переползают с места на место. Должно быть, именно они и причиняют эту невыносимую боль.

Возможно, Алиса в какой-то момент снова потеряла сознание или уснула, потому что разбудил ее голос Леона:

– Алиса…

Она распахнула глаза, вовремя остановила себя, чтобы не шевелиться.

– М? – ответила невнятно.

– Как ты?

Тупой вопрос. Как она? Хрен его знает, как она. Жива, уже хорошо.

Алиса прислушалась к себе, понимая, что боль еще немного отступила. Зато ее место занял холод. Кожа покрылась мурашками, волоски на руках встали дыбом. Хотелось свернуться в клубочек, чтобы согреться, но она решила не рисковать. Не отошла еще от прошлого рывка.

Не дождавшись ее ответа, Леон спросил:

– Сможешь доползти до кровати?

Доползла уже один раз, спасибо. Больше не надо.

– Мг, – подтвердила она.

Собрав все силы, Алиса медленно поднялась на локтях. Кровать была преступно далеко. Но она доползет, раз надо.

– На полу возле крюка есть цифровой замок. Надо приподнять доску и увидишь его. Сможешь ввести шифр? – говорил тем временем Леон. – Мне не дотянуться.

Алиса ничего не ответила, лишь медленно подползла на пару сантиметров вперед. На преодоление полуметра до кровати ушло не меньше пятнадцати минут и все силы. С трудом попадая по кнопкам и почти не понимая, что происходит вокруг, Алиса ввела код и рухнула на пол, закрыла глаза. Услышала, как что-то щелкнуло и упало рядом. Догадалась, что код раскрывает цепи, и теперь Леон свободен.

Он легко соскочил с кровати, вытащил из-под нее Алису. Алиса чувствовала его руки, бережно поднявшие ее, слышала голос:

– Ты молодец.

Леон уложил ее на то место, с которого только что поднялся сам. Постель была теплая, мягкая, мгновенно укутала Алису словно облаком. Аккуратно, чтобы не делать резких движений, Алиса свернулась клубком, отчаянно желая согреться. Леон накрыл ее одеялом по самую шею, но дрожь все равно не проходила, только усиливалась.

– Я принесу тебе поесть, – сказал Леон, но Алиса лишь слегка мотнула головой, давая понять, что не голодна.

Она действительно не хотела есть. Помнила, с каким аппетитом на еду набросилась Анжела в то первое утро, когда Алиса только познакомилась с ней. Должно быть, на Анжелу после «процедур» нападал голод, но вот Алисе при мысли о еде становилось еще хуже. И без того тошнило.

– Скоро станет легче, обещаю. Это в первый раз было так паршиво, потом будет легче.

Я не хочу больше. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

Леон давно не чувствовал в себе столько сил. Настолько давно, что уже забыл, каково это, когда нигде ничего не болит, не прижимает к земле, не напоминает о неминуемом конце. Пожалуй, не чувствовал с тех пор, как построил Волчье логово, полностью смирившись со своей новой сущностью. С тех пор, как начал брать заказы. Как тот, что подарил ему однажды жизнь, полностью подчинив его себе.

Леон знал, что сейчас чувствует Алиса. Видел, как отчаянно пытается согреться, и понимал, что ей это все равно не удастся. Холод теперь навсегда поселился в ней. И даже если она сбежит от него на край земли, все равно уже не избавится от холода окончательно. Он теперь всегда будет связывать их. До самого конца.

Леон смотрел на Алису и не чувствовал к ней благодарности. Она согласилась помочь за хорошую оплату, и Леон давно научился различать благородные порывы и меркантильные интересы. Но он определенно чувствовал к ней нечто иное. Настолько глубоко в нем зарытое, забытое, далекое, что даже не мог дать этому ощущению название. Оно казалось призрачным, будто когда-то давно он чувствовал что-то похожее, но сейчас слышит лишь отголоски, слабое эхо среди ледяных горных вершин.