– И хоть кто-нибудь бы подумал, что бархатцы портят вообще всё, ну хоть кто-нибудь. Лучше бы космею посадили, честное слово, – Катерина, бубня себе под нос, зашла на разведку в один из магазинчиков.

Пока Катерина училась в школе, каждый август они с бабушкой приезжали за закупками в старый канцелярский магазин на соседней улице. И каждый год он был заполнен так, что хвост очереди исчезал где-то на улице, не стремясь испаряться, а товары заканчивались с такой скоростью, что их не то, что со склада не успевали приносить, так и дозаказывать приходилось постоянно.

Теперь же можно было выбирать, и эта новость будто дарила какую-то надежду, что однажды в этом городке снова будет жизнь, достойная всей его исторической значимости. Сейчас он скорее доживал свой век, потерянный в летах и войнах маленький городок. Горожане жили больше по инерции, веря, что всё тут было и будет в упадке, несмотря на богатую историю, общее развитие страны и дотацию региону от правительства.

Катерина осмотрелась в тесном магазинчике и купила дурацкую обложку на паспорт, лишь бы не уйти с пустыми руками. Продавец предлагал взять тетрадок и ручек со смешными животными на колпачках, но девушка вежливо отказалась: «Только бы не затянуло, только бы! А то оставлю тут все деньги, а что потом делать?» Но как же ей хотелось их все, чтобы были, чтобы смотреть на них иногда, поглаживать обложки тетрадок и нет-нет да и писать в них что-нибудь время от времени.

Она вышла под августовское солнце и улыбнулась, жмурясь под начинавшими припекать лучами. Ей казалось, что сейчас она сможет выбраться и сбежать туда, где ничего не будет ей напоминать о деревне, кроме звонков бабушки и редких поездок туда на каникулы и длинные выходные.

Катерина прошла через старый парк, вчитываясь в надписи на стенах летней сцены и уворачиваясь от пробегавших ребятишек. Вывернула к взрослой библиотеке, куда так и не успела попасть в школьные годы, оттуда прошла через памятник участникам Великой Отечественной, а потом через городскую площадь вернулась к вокзалу. Время близилось к половине одиннадцатого, а маршрутка уже полнилась людьми в ожидании ещё пары пассажиров. Катерина заняла своё место и приготовилась к трёхчасовому путешествию до города побольше.

Она никак не могла уснуть в радостном предвкушении и считала пролетавшие за окном деревеньки.

– Целых семь домов с пластиковыми окнами, ого! – Катерина не заметила, что сказала это вслух и обернулась в надежде, что не разбудила старушку-соседку.

– Чего говоришь, доченька? – спросила та, открыв глаза так, будто и не она только что мерно посапывала во сне.

– Окна считала… – зарделась девушка и смущённо заулыбалась. – Пластиковые. Ну, чтобы не скучно было. Мы так с мамой раньше в поездках всегда делали.

– Хорошее дело, доченька, хорошее. Ты поспи лучше, нам ехать ещё пару часов.

– Не переживайте, бабушка. Я так этого дня ждала, что теперь уснуть не могу никак, хотя знаю, что надо бы.

* * *

Катерина проснулась от аккуратных толчков в плечо и не сразу поняла, где находится. Потом она вспомнила маршрутку, чудесную старушку-соседку и посмотрела в окно, за которым мелькали домишки пригорода У.

– Просыпайся, доченька, подъезжаем уже.

– Спасибо вам, бабушка, – шепнула Катерина и, отвернувшись к окну, изучала место, где ей предстояло провести ближайшие несколько лет.

Город встретил Катерину шумом разговоров, рокотом двигателей приезжающих и отъезжающих маршруток, запахом беляшей и выкриками торговцев, расположившихся недалеко от выхода с территории вокзала. Стаканчики с семечками, сера в пищевой плёнке1, рюмочки с кедровыми орешками и ворох газет, чтобы мастерки собирать из них кулёчки – всё было тут, найди только рублей двадцать. Она прошла мимо, к автобусной остановке. Общежитие находилось через пару кварталов, у неё оставалась всего пара часов до окончания заселения.

Двадцать лет назад

Катенька долго не могла заснуть. Она лежала в кровати и рассматривала ковёр на стене, обводя пальцем рисунок орнамента. Ей казалось, что как только она поймёт принцип всех завитушек, то сразу же сможет заснуть. Но сон всё никак не шёл, а всякие зигзаги на ковре почему-то обретали объём и так и норовили проявиться под её пальчиками.

Когда подошёл отец, Катя не заметила, но почувствовала, что кто-то присел и оттянул одеяло. Ей стало неудобно, и она отвернулась от ковра, натягивая одеяло ногами. В конце концов папа приподнялся, чтобы подоткнуть ей край одеяла.

– Опять не спится? – ласково спросил он и погладил дочь по плечу.

– Ну па. Самайн же, как можно рано уснуть в Самайн?

– И то верно. А хочешь, я тебе сказку расскажу, чтобы ты заснула?

– Я маленькая, что ли? – буркнула Катенька.

– Нет, но сказки разные бывают. Эта как раз для таких взрослых, как ты. А ещё они и взрослым уснуть помогают. Но будет немного страшно, согласна?

– Ну допустим. А если я послушаю сказку и усну в середине, как я потом узнаю, чем всё закончилось?

– Я тебе в следующий раз расскажу конец. Договорились?

– Ладно. Давай уже свою сказку.

– Ой, ну с барского плеча разрешение выдала, – ухмыльнулся в усы отец и погладил дочку по голове.

– А как ты хотел? – подыграла ему дочь и укуталась в одеяло, всем видом показывая, мол, рассказывай давай свою сказку, я полночи ждать не буду.

– Говорят…

* * *

Говорят, началось это очень давно. Так давно, что уже и не упомнит никто. Нет, ну кто-то, конечно, упомнит, но так, редкий раз, да под Самайн. В общем, мало помнить, о чём история, важно и детали рассказать. А детали в ней важны, как нигде. Мне самому дед рассказывал, а ему отец, а тому его отец. Видишь, как долго эта история у нас передаётся. Вот и ты теперь знать будешь, а потом своим деткам расскажешь. И не смейся, у тебя тоже рано или поздно дети будут, куда денешься.

Так вот, началось это давно. Наша деревенька тогда здесь уже стояла. Хотя деревенька, конечно, громко сказано. Так, парочка подворий всего – там, где школа и клуб сейчас, вот оттуда деревня и началась. Может, и не парочка, может, пара десятков. Дело было вот так же, под Самайн. Тихо кругом было, пусто. Все уже разошлись по домам давно, ужинали, отдыхали. Телевизоров тогда не было, электричества тоже. Что ты удивляешься? Как-то так и жили раньше, а что ты думала.

Тишину эту вечернюю не нарушало ничего, только на улочке одной шаги раздались – кто-то шаркающей походкой шёл от ворот до ворот: шурх-шурх, шурх-шурх, шурх-шурх. Никто не слышал, конечно, это я так, от себя добавил. Появился на той улочке парнишка, не одежда на нём – лохмотья какие-то, весь косоватый, синеватый. Шёл он ровненько к одному домику, там летом семья сынишку младшего похоронила. Все знали, что никто не виноват был – случайность, с кем не бывает. Но сестра его всё горевала сильно, себя во всём виноватой считала, все глаза по нему выплакала.

Дошёл мальчик до домика, в ворота поскрёбся, открыл их. А тогда так заведено было – все свои, чего бояться. Оставляли и калитки открытыми, и даже двери не запирали. И чуть что – за веники хватались. Это потом уже начали всюду всё закрывать, а тогда ещё верили друг другу, беда ещё не пришла в деревню.

Поднялся мальчик на невысокое крылечко и в дверь заскрёбся. Внутри дома зашевелились. Не спал никто почти. А он дверь открыл и внутрь прошмыгнул. «Привет, мам, – говорит и улыбается. – А я вернулся. Алёнка дома?»

* * *

Мужчина умолк, прислушался, из-под одеяла раздавалось мерное посапывание – Катенька успокоилась и заснула.

– Ты не думаешь, что она после твоей сказки вообще потом спать не сможет? – подошла к нему жена.

– Это мы проверим. Ты где опять так долго?

– К Маринке заходила, у них корова отелилась, надо было телёнка проверить.