Шакал с пришпиленным к спине сычом плюхнулся в воду и тут же понёсся куда-то в сторону и вверх, подхваченный бушующими волнами.
В этот момент канат дёрнулся и начал натягиваться. Оддбэллу оставалось только молиться, чтобы вес зверя оказался достаточно малым и петля во время подъёма просто не разорвала горе-похитителя пополам.
К счастью, Танри от природы-то был хиляком, да ещё и многочисленные паразиты в кишечнике отнюдь не прибавляли его телу дородности. Сложившись практически пополам, шакал мокрым чулком обвис в петле. Когда оставшийся в гондоле воришка поднял спасённых над волнами, сыч осторожно вытащил когти и боком переполз на канат, чтобы облегчить зверя хотя бы на свой вес.
По приближении к дирижаблю канат дёрнулся и замер. Похоже, воришка умел обращаться со швартовым кабестаном.
Зафиксировав вал лебёдки, парень с опаской подобрался к распахнутой двери, протянул по-прежнему стянутые петлями расчалки руки и ухватил шакала за шерсть на крупе. Перебирая руками, добрался до хвоста, перехватился за него и уже увереннее втянул спасённых внутрь.
Зверь был в глубоком обмороке.
Сыч слез с каната, отряхнулся и перекинулся, на этот раз самым обычным способом, безо всяких фокусов.
Привычно выпрямившись, Оддбэлл вдруг закачался и стремительно сел обратно на пол. Голова отчаянно кружилась, подташнивало.
Любое действие в мире имеет противодействие. Как учёный, Оддбэлл прекрасно это знал. Фокусы с подхлёстыванием метаболизма не были исключением. Оливия честно предупреждала об этом. Так что схоласты, спорящие до хрипоты о том, куда девается несоответствие масс при оборотничестве, в данном случае могли спать спокойно: "баловство" с естественными природными процессами не проходило безнаказанно.
- Эй... Эй! Ты это... Ты чего? Ты давай, не того, смотри... Зря его вытаскивать полез, от него всё равно никакого толку - шакал он и есть шакал, а теперь сдохнем тут все трое, если ты вырубишься, - бубнил сзади незнакомец.
- Всё нормально, никто не сдохнет, - вяло ответил Оддбэлл, - По крайней мере я точно не собираюсь делать это до того, как услышу увлекательный рассказ о вашем эпичном подвиге, его целях и даже о том, как такая гениальная идея вообще пришла в ваши вселенскомыслящие головы. А чтобы я поскорее был готов к слушанию - будь любезен, открой вон тот белый ящичек с крестом на стене и притащи мне оттуда мензурку и тёмный пузырёк с микстурой. Только сперва закрой, ради Орла, эту грешную дверь!
Микстура оказала на хозяина дирижабля буквально магическое действие. После второй мензурки он встал, энергично тряхнул головой, зафиксировал замок двери и полез в кладовку. Через пару минут вытащил оттуда потрёпанную, но чистую спецовку с комбинезоном, встряхнул и быстро оделся. Штаны комбинезона едва доходили Оддбэллу до лодыжек, а рукава спецовки не закрывали запястий, но это было лучше, чем вовсе ничего. Подраспустив лямки, мистер Блэст одёрнул комбинезон и, балансируя, протопал к пилотскому креслу.
В плотном и перенасыщенном влагой воздухе дирижабль отсырел, потяжелел и начал медленно опускаться. Газ из оболочки был максимально стравлен в баллоны для лёгкости спуска и швартовки, поэтому первым делом Оддбэлл отвернул вентили и поднял рычаг клапана подачи. Через несколько минут аппарат сперва медленно, затем всё увереннее поплыл вверх. Однако тугие упругие струи ветра бросали судно из стороны в сторону, как разыгравшиеся дети - теннисный мяч. Сверху, из близких набухших туч, на дирижабль изливались целые водопады дождя. Внизу неистовствовал океан. Никакого намёка на берег давно не было видно.
Оддбэлл установил положительный тангаж в пятнадцать градусов и запустил двигатель. Когда тот тихо загудел, учёный медленно двинул вперёд сдвоенный рычаг фрикционных муфт. Набирая обороты, басовито завыли винты, и дробь сбрасываемых лопастями капель мелко протарахтела по бортам гондолы. Оддбэлл положил руль на правый борт, стремясь развернуться и положить аппарат на обратный курс. Однако у ветра было своё мнение, и оно явно не совпадало с мнением мистера Чудака.
Вой винтов усилился и стал выше, двигатель натужно ныл где-то между контр- и субконтрактавами, но дирижабль , едва отклонившись от диктуемого ветром направления, тут же возвращался обратно. Скоростные винты, установленные на аппарате, не были приспособлены к преодолению такого разгула стихии.
Через десять минут безуспешных попыток скорректировать курс стало ясно, что с такими винтами шторма не преодолеть. Оставалось надеяться на подъёмную силу и на то, что газа в баллонах достаточно, чтобы поднять дирижабль выше уровня облаков, а прочности оболочки хватит для того, чтобы пробить грозовой фронт и остаться неповреждённой.
**
Генри все чаще погладывал на карманные часы, чудом не пострадавшие в путешествии.
«Надо бы почистить и посушить, отсырели немного» - подумал он, заметив на обратной стороне часового стекла мельчайшие капельки воды. Но мысль промелькнула и исчезла, сейчас все внимание обратилось на долгое отсутствие ушедшего Одбэлла.
- Что-то мистер Чудак долго не возвращается, - тоже забеспокоился Марк.
Не сговариваясь, путешественники обернулись к причальной башенке, белым пиком возвышающейся над синими крышами. Марк ахнул:
- Это же он, ваш друг, то есть его дирижабль? Улетает?
От верхушки башенки отделился хорошо знакомый аэростат и медленно поплыл прочь, по направлению к океану. При движении он странно дергался и раскачивался, словно пилот не мог то ли определиться, куда лететь, то ли внезапно забыл, с какой стороны держать штурвал. Несмотря на то, что к нему, то есть к штурвалу, вообще-то можно подойти только с одной стороны.
- Кажется, у него что-то случилось, - озадаченно ответил Генри, пряча многострадальные часы в карман, - пойдемте-ка, расспросим смотрителя причальной башни, разузнаем подробности происшествия.
Путешественники направили шаги в верхнюю часть города. Белые домики, в настоящий момент отливающие золотом, лепились к скалам, взбирались повыше, чтобы из-за крыш своих товарищей заглянуть в лазурное зеркало водной глади; узкие улочки паутиной взбегали все дальше и дальше от моря; арки, террасы и переходы, увитые лозами, по зимнему времени не цветущими, в своих листьях скрывали уютные скамеечки, фонтанчики и резные кованые фонари, то крылатую девушку, держащую в руке свечу, то лягушку со светящимся брюшком. Марк крутил головой, стараясь не отстать от целеустремленно продвигающегося вперед Генри.
Вдруг золотой отсвет на стенах потемнел, стал сизым, пахнуло ветром, принесшим с собой запах йода и соли. Генри обернулся на залив – с океана находила черно-синяя кудлатая туча, и волны уже вскипели первыми пенными барашками.
- Пожалуй, надо поспешить укрыться от дождя, - в голосе Марка появилась озабоченность. Генри согласно кивнул.
Дойти до башни они не успели – ударил порыв холодного ветра, уже не принесшего никаких запахов – только озноб желание закутаться в теплый плащ, а затем упали первые капли, словно свинцовые шарики, прощелкавшие по брусчатке. И мгновением спустя стеной хлынул ливень. Захлопали ставни, не прикрытые с утра, и теперь срываемые ветром, откуда-то, заполошно замахав золотистыми крылышками, взметнулась и улетела в горы стая дранки, процокала наманикюренными копытами здоровенная лосиха, несущая на роге узелок с цветастым платьем, потоки воды обрушились на город и образовали многочисленные ручьи, устремившиеся вниз, к морю.