Остальные утренние процедуры Эмилии пришлось доделывать в спешке – мама ждать не будет, умчится, поминай, как звали, а вечером устроит нехилую выволочку.
«Владелице столь обширных угодий не пристало залеживаться в постели, словно актрисе столичного театра, надлежит подниматься с первыми лучами солнца и крепко держать бразды правления в своих нежных ручках», - влезая в платье, пробурчала девушка себе под нос, передразнивая мамины слова. Влезла, застегнула маленькие круглые пуговички, и по винтовой лестнице направилась вниз, скользя ладонью по золотистым перилам. В доме и во дворе уже шла повседневная работа – горничные тащили стопки белья, за окнами перекрикивались конюхи, издалека доносилось мычание бредущего на пастбище стада.
Мама встретила девушку одобрительным взглядом из-под смоляной челки:
- Дорогая, доброе утро, топленое молоко и шоколад весьма тебе идут.
Эмилия покосилась на свое бежевое с коричневыми кружевами платье и молча плюхнулась на привычное место – сбоку от матери, так, чтобы краем глаза можно было косить в окно. Потянула к себе чашку с травяным отваром, принюхалась: яблоко, кипрей, вишневый лист. Пойдет. Открыв обширным бедром дверь, кухарка внесла большой поднос с завтраком. Теплый еще багет, ветчина, сыр, пряная зелень, оладьи с медом. Их-то Эмилия немедленно и нагребла себе на тарелку. Мама укоризненно нахмурила изящные брови:
- Милочка, детка, а как же белок в начале дня?
- Паом, - отозвалась девушка сквозь набитый рот.
- Изволь прожевать, проглотить и ответить как полагается. И не заглатывай еду, как крокодил, за тобой никто не гонится, ешь аккуратно, - сама Луиза элегантно разделывала ломтик ветчины ножом и вилкой, отправляя в рот нарезанные ромбиками кусочки.
- Да, мама, хорошо, мама, - Эмилия выпрямилась, подобрала локти, переложила вилку в левую руку и вооружилась ножом, - так пойдет?
- Конечно. Так гораздо симпатичнее.
- Только невкусно.
Луиза не обратила на бурчание дочери никакого внимания, спор этот происходил не в первый раз и был, наверняка, не последним.
- Так что с белком для растущего организма?
- Я компенсирую его в течение дня, например, устроив перекус, скажем, незадолго до полудня.
- Хорошо. В таком случае рекомендую взять с собой вот этого чудного сыра и употребить его сразу после занятий с господином Амбюшюром, который будет ожидать тебя в малом бальном зале уже через тридцать четыре минуты. После занятий не забудь переодеться.
Эмилия наморщила нос – преподаватель танцев Анри Амбюшюр никак не входил в число ее любимых. Он не ругался непонятными словами, как преподаватель естествознания, не стучал карандашом по пальцам, как преподаватель музыки, но умел так посмотреть, что юная и, в общем-то неплохо двигающаяся девушка сразу начинала себя чувствовать коровой. Да-да, той самой, товарки которой только что мычали за окном. Мама между тем продолжала:
- Следом у тебя урок с господином Барнсом. Подберите букет в большую столовую, что-нибудь попышнее. После обеда поможешь отцу с конторскими книгами, вечером ожидаем визит Патрика и Леопольда.
Эта новость Эмилию одновременно и обрадовала и огорчила: она настолько же любила веселого и забавного дядю со стороны отца Патрика, насколько терпеть не могла чванливого третьего их брата Леопольда. Три сына длинноногой красавицы Матильды, в более чем солидном возрасте еще сохраняющей ясность ума и крепость тела настолько, что пару раз в год выезжала на верховую охоту, были все разные и по характеру, и по внешности.
Окончив завтрак, Эмилия все-таки направилась в малый бальный зал, где два часа подряд совершенно честно пыталась запомнить, с какой же ноги, черт ее побери, делать шаг в третьем туре конского бранля, а с какой в четвертом. Преподаватель показывал раз за разом, постукивая тростью о вощеный паркет, Эмилия старалась, подскакивая, проворачиваясь на одной ножке и каблучками выбивая пыль из щелей, но через два часа мучений господин Амбюшюр объявил урок законченным и, возводя руки к небу, громогласно поведал потолку, что когда придет время учить эту девочку свадебному маршу, он либо уволится, либо повесится.
Разгоряченная и взмокшая Эмилия влетела в свою комнату, на ходу расстегивая пуговицы. На кровати уже лежало другое платье – серое, в узкую розовую полоску, с широким фартуком. Единственным украшением наряда был вышитый шелком вензель рода на кармане, потому что дневные рабочие платья должны быть мерилом скромности и пунктуальности. Как платье может являться мерилом пунктуальности – Эмилия не понимала, скромности еще ладно. На столике стоял подносик с перекусом, пришедшимся как раз вовремя, проголодавшаяся после танцев девушка в мгновение ока смела и хлеб с сыром, и зелень. Пора было идти в оранжерею – садовник уже ждал ее.
Занятие с господином Барнсом прошло не в пример приятнее – вместе они пересадили захворавший розовый куст, удалив с корней большого толстого червяка.
- Смотри, Милочка, червяк впился в самую середину, сейчас мы его вытянем и выкинем на задний двор, в компост, ему там самое место, пусть новую землю нам под фиалки готовит, - добродушно гудел пожилой мужчина, осторожно поддевая извивающегося червяка двумя пальцами, - Хочешь подержать?
Вытянувшая шею Эмилия замотала головой и слегка попятилась – червяк был голым и скользким, было даже противно представить, как он будет касаться ее кожи. Так что непрошенного квартиранта садовник отнес сам. Потом они вместе нарезали для букета дюжину кремовых роз и целую охапку аспарагуса, усеянного мелкими зелеными бусинками плодов. Все это богатство Эмилия отнесла в большую столовую и установила в напольной высоченной вазе, тщательно расправив помявшиеся по дороге листики.
К обеду приехал папа, с утра успевший побывать на дальней ферме, где осматривал поголовье народившихся ягнят. Одного из них, маленького и слабого, решили выбраковать, и Генри привез его к ужину, притороченного к седлу. Всего этого Эмилия, исполнявшая ритуальное повисание у отца на шее, не видела, Генри считал, что осознание прямой связи бегающего и блеющего очаровашки и нежного антрекота должно прийти как можно позже. Повисев на высоченном отце и получив свою долю тисканий, Эмилия распорядилась накрывать на стол, потому что мама уехала с визитом к подруге и ответственность за трапезу ложилась на девушку. За обедом она выслушала рассказ о Вольчьем логе, в котором водились волки, и круглый год было тенисто и тихо.
- Папа, ведь волки нападают на стадо, почему бы их не прогнать оттуда?
Генри усмехнулся:
- Потому что им некуда будет пойти, все подходящие места заняты другими семьями волков. И потом, посмотри, за год они нападают на стада не больше десяти раз. А кушать им надо каждый день. Что они едят остальное время?
- Зайцев, - уверенно ответила девушка, она знала это, в книжке совершенно точно было написано.
- Правильно, зайцев. А зайцы что едят?
- Капусту.
- А где они берут капусту?
- На огороде, - Эмилия призадумалась. Оказывается, вредные волки тоже зачем-то нужны.
- Правильно, - подтвердил папа, - вот тебе на завтра задание: найди и прочитай статью «О круге жизни или о великом превращении трав и злаков в плесень». Статья в толстой синей книге у меня в библиотеке. Впрочем, пойдем, я тебе ее покажу.
До заката Эмилия помогала отцу. Под диктовку она записывала цифры прихода и расхода ровным округлым почерком в толстую тетрадь с разлинованными страницами. Иногда на кончике пера повисала тяжелая темно-синяя капля, и Эмилия быстренько снимала ее специальной салфеткой. И все чаще поглядывала на часы, стрелки которых приближались к пяти. Ровно в пять Генри прервался чуть ли не на полуслове и скомандовал:
- Все, иди прихорашивайся, к ужину ты должна быть нарядной.
Эмилия подскочила, быстро поцеловала отца в щеку и убежала. На почти полностью заполненной странице тетради расплылось большое чернильное пятно от брошенного пера. Вздохнув, Генри выдрал страницу и стал заполнять ее самостоятельно.