- Смелее, друг мой, - подбодрил его Оддбэлл, - воздайте должное поварскому искусству Оберона, его блюда на редкость хороши.
Оберон, подтверждая слова друга, удовлетворенно похлопал себя по животу.
- А за приборы не беспокойтесь, они изготовлены из недавно открытого металла, может, слышали, называется титаниум?
Марк покачал головой, крепче сжав вилочку:
- В наших краях и с железом как-то… не очень…
- Ну, тогда, право же, не стоит забивать себе голову, завтракаем и готовимся к отлету.
После того, как с завтраком было покончено и все приборы убраны, а пассажиры разместились на мягком диванчике, Оддбэлл отцепил трос от коряги, исполняющей роль якоря, и «Летящий на…» плавно поднялся в небо.
***
Проводив взглядом удаляющийся дирижабль, Людвиг забрался в седло и тронул коня с места. Остальные четыре лошади, привязанные за поводья к задней луке, последовали за ним.
Мимо медленно проплывали предгорья, вскоре поднявшиеся до гор. Людвиг ехал, рассматривая то образчики флоры, то отколовшиеся от высоких скал минералы, готовил нехитрый ужин, ночевал в палатке, по утрам лязгал зубами, выползая из нее, и все время размышлял о судьбе.
О судьбе Акарин, о своей судьбе, которую хотелось бы видеть связанной с судьбою любимой, о судьбе Торнскинвальда, которая напрямую зависит от ее правителя, узурпатора Змея. О ежегодном поднятии налогов и цен, о постепенно рассыпающихся мостах, рабочих местах на фабриках, которые все чаще и чаще достаются приходящим с юга шумным и необразованным рактрийцам, соглашающимся работать за меньшую плату, о пышных придворных балах и о надуманных причинах, по которым так легко попасть в опалу. По всему выходило, что при правлении династии драконов жить было легче и справедливей. Будущее страны виделось все мрачнее и мрачнее, и собственное будущее тоже не заставляло прыгать от радости в его ожидании.
Становилось все холоднее, в ложбинах между голыми каменными останцами раскинулись альпийские луга. Сейчас, зимой, они были сумрачны и серы, овсец и белкин хвостик высохли и сухо шелестели на студеном ветру, пищухи и сурки залегли в спячку, серны откочевали в низины, даже коршуны не посягали на небесный простор, занятый сейчас только летящими тучами, порой задевающими отдаленные вершины.
Лунный свет неоднократно попадался Людвигу, но уже с высохшими листьями и пустыми плодовыми коробочками. Хотелось найти его живым. Хоть одно растение. По древним легендам кланов неядовитых змей, цветок лунного света, добытый самостоятельно, засушенный у сердца и подаренный любимой женщине, приносил счастье в любви.
Наконец-то среди серой шелестящей массы мелькнуло синее пятно. Людвиг спешился, второпях чуть не выпав из седла кверху ногами, неловко зацепившись за стремя, выровнялся и бросился к цветку. Да, это был он, высокогорный лунный свет. Он рос в расщелине, укрытый от зимних ветров гранитными валунами. Широкие желтовато-зеленые листья, покрытые нежным пушком, сберегали тепло, пушистые же синие колокольчики замерли в ожидании ледяной зимы. Людвиг опустился на колени возле цветка, огладил листья дрожащей ладонью, трепетно прикоснулся к лепесткам. Эмоции обуревали его, он вздрогнул, и мгновением спустя серовато-желтый питон выполз из ворота одежды, вдруг ставшей слишком широкой и свернулся кольцом, оберегая найденное чудо своим гибким и мощным телом.
***
Пассажиры «Летящего на...» увидели порт Инари в закатный час, когда лучи заходящего солнца окрасили горизонт по правому борту во множество оттенков малинового и синего, когда на острых скалах, стремительно уплывающих назад, залегли глубокие тени, и когда приближающиеся и уже видимые не только в подзорную трубу стены домов города вечных весны и гроз залило тревожным багрянцем. Генри поежился:
- Что-то мне не слишком нравится цвет этих домов. Несимпатичный.
- Пустяки, - рассеянно отозвался Оддбэлл, искусно маневрируя в потоках разнонаправленного ветра в поисках места для посадки, - ты посмотри на них днем, когда полуденное солнце золотит, или ранним утром, когда синева еще разливается по крышам. На самом деле все дома в этом городе белые.
- Белые? - Марк приподнялся, но чересчур резкий кивок дирижабля заставил его снова плюхнуться на диванчик, - это же непрактично.
- Зато красиво. И мела и извести на этом полуострове много, покраска не стоит практически ничего. Запылились — покрасил. Очень, очень привлекательный для туристов городок. Ранее, бывало, сюда даже в сезон штормов приезжали больше тысячи в неделю, чтобы полюбоваться на меняющие цвет стены. Но теперь приезжих все меньше, говорят, местные жители крайне раздосадованы этим прискорбным фактом и упавшим уровнем жизни.
Аккуратно пришвартовавшись к башне, конечно же, тоже белой, жемчужно светящейся в сгущающихся сумерках, Оддбэлл пригласил всех спускаться.
Для ночлега выбрали маленькую гостиницу у берега. Пройдя сквозь арку, заросшую эктарскими фонариками, путешественники оказались в маленьком дворике, вымощенном плиточками цветного гранита. По причине зимнего времени фонтанчик в виде вставшей на хвост яркой рыбки не работал, и на рыбью мордочку была кокетливо надета женская широкополая шляпка. Портье при виде посетителей оживился, зазвенел ключами, и очень быстро вся компания заселилась в два номера. Окна выходили в пролив, и в темноте слышался рокот мчащейся и бурлящей воды.
Утром, позавтракав в гостиной, украшенной морскими пейзажами, путешественники отправились на улицу. Конечно, вот так с наскока найти Эмилию они не рассчитывали, а хотели пройтись, присмотреться, узнать важные новости. В трех кварталах обнаружился портовый рынок. Марк потянул друзей к разноцветным рядам — где еще можно узнать свежайшие и вернейшие новости, как не толкаясь среди торговых палаток?
Рынок цвел, пах и шумел на разные голоса. Компания прошлась по краю, прислушиваясь к говорящим. И вдруг Оберон устремился к щиту с объявлениями и вернулся с побледневшим лицом, потрясая сорванным листом бумаги. Товарищи обступили его, рассматривая объявление: «Разыскивается одомашненный воррум и его хозяин... Награда...».
Глава 55 Легенды Оромеры. Великий Орёл СХВАТКА. (Оксана Лысенкова и Александр Игнатьев)
За десять лет до настоящего времени...
Камаль держал рулевое весло и смотрел вперёд. Смотреть было неудобно: высокий борт дори закрывал большую часть обзора, и серый гусь неестественно вытягивал шею, чтобы видеть бинокулярную картину. Впрочем, неестественно это было лишь для человеческого обличья – в звероформе такое движение шеи было бы как раз в порядке вещей.
Дори мчалась с лёгким креном, рассекая пологую волну острым высоким носом. Был час отлива, и пятеро сорванцов, на суше дружно глядящих буквально в рот своему чуть более старшему предводителю, глазели по сторонам, стараясь не упустить ни одной мелочи, мелькающей над поверхностью относительно спокойного моря.
Стояло самое начало осени – время золотой листвы, первых ночных заморозков, южных миграций и самой низкой воды. Говорят, что если когда и может представиться удача обнаружить Имманентный риф, то исключительно в эти недолгие дни.