- Как ты можешь быть таким бесчувственным? Он ведь там утонет! – в сердцах воскликнула девушка, треснув маленьким кулачком по громадной лапе воррума. Тот чуть ли не пожал плечами и поплотнее уселся, подобрав под себя мощные ноги. Волнение его выдавал только хлещущий по бокам хвост.

В молчании прошел час. За это время Эмилия успела передумать все, что угодно, но смирно сидящий ящер оставлял надежду, что хозяин его жив.

Наконец, темная зимняя вода взвилась водопадом, явив из себя сначала голову дракона с пятиметровой извивающейся добычей в зубах, а потом и его самого полностью

Эмилия кинулась ему навстречу. Дракон поспешно отложил оторванный хвост и опустил голову, как раз вовремя, чтобы подбежавшая девушка воткнулась ему куда-то между ноздрей, а не напоролась на продолжающий судорожно сокращаться кусок.

Эмилия облапила огромную морду куда дотянулись руки и со всхлипами и причитаниями принялась покрывать ее поцелуями. Пока морда постепенно не начала уменьшаться в размере, вместе с остальным туловищем, разумеется. Девушка поспешно отскочила и отвернулась – перекинувшийся парень был совсем голый.

И только минуты через три, когда Костя уже почти оделся в палатке, до не дошло, и она потрясенно прижала пальцы к губам:

- Кажется, я его… поцеловала…

***

Пока они приводили в чувство перепуганную Дэвгри, пока приводили в порядок свои растрепанные нервы, Эмилия то и дело вздрагивала: заметил – не заметил? Но когда на следующее утро поехали дальше, поднимаясь все выше и выше к белоснежным ледникам, успокоилась и стала вести себя по-прежнему, стараясь остаться для парня, как он сказал, младшей сестрой.

Глава 46 СХВАТКА. (Александр Игнатьев)

Людвиг Гримальди сидел под вишнёвым деревом, впитывая в себя жалкие солнечные крохи подаренного ему зимой тепла, наслаждаясь своим новым домом и школой для юных волчат, одновременно. Перед ним возвышалось изящное, и в то же время, добротно рубленное здание, старомодно украшенное резными фасадными фигурками из детских сказок, которые совсем не портили основательной красоты постройки, способной выучить в своих стенах ещё не одно и не два поколения из Клана Волков. Мягкое зимнее солнце, окрасившее старые стены в коричневато-розовые тона, придавало окружающему его виду построек приятное для глаз очарование.

Однако, всё это тихое, такое далёкое от суеты дворцовых интриг великолепие, ещё вчера было разрушено одним лишь росчерком пера некой самодурственной особы, упоминание о которой даже всуе не несло ничего хорошего.

Перед его тоскливым мысленным взором вырисовывалась совсем иная не пасторально-идиллическая картина.

Величавый дворец в классическом стиле, большой квадратный плац и парковый ансамбль, своими гротами и разбитыми фальшивыми колоннами, уходящий за горизонт...

На этом угрожающем фоне абсолютной власти над миром, ему мерещилась в лучах тёплого солнца маленькая девичья фигурка с золотыми, как спелая рожь волосами. Акарин — графиня Грета, Всемилостейшая Милосердная Мадам, девушка из его снов и новая игрушка Ангеррана.

Он смог бы отказать ему, но не ей...

Какие-то два года назад всё складывалось для большого питона очень удачно. Естественно, любому именитому, но нищему мужчине совсем не помешало бы жениться на такой же знатной, и даже способной обеспечить обоим безбедную жизнь, особе. Но профессор действительно влюбился, и она, эта тонкая, умеющая думать, девушка, ответила ему, своей взаимностью. В уме Людвига, как медоносные синие пчёлы Южных Островов, уже роились планы их счастливого будущего, когда пришёл приказ очереди на Новую Мадам. И старый граф отказал нищему математику...

***

Над старой Ратушей колокол ударил два раза, сообщив Клану весть: «Не пора ли за обед, о Волки!», когда послышался цокот копыт по покрытой белым гравием дорожке. С седла спрыгнул смешной плотненький шустрый мальчишка, который, не дожидаясь, пока остановится отцовский конь, кубарём скатился со спины жеребца и, подпрыгивая, побежал к профессору.

— Рант, осторожно, — услышал Людвиг голос Хозяина Клана.

«Смешной мальчишка», — грустно подумал профессор и поднялся, издалека протягивая руки.

Какое-то время он бормотал вежливую чепуху и, наконец, видя недоумение на лице Марка, глубоко вздохнул и решился.

— Я вынужден вернуть Вам контракт и согласен выплатить неустойку. К моему великому сожалению, мне придётся покинуть этот благословенный край и вернуться в Вазерион. Меня ждёт путешествие.

Марк, с недоумением, смотрел на высокого складного молодого мужчину, сероглазого, с русыми непослушными, коротко стриженными волосами. Он имел твёрдый квадратный подбородок потомственного питона и обаятельную улыбку. Его рука была твёрдой и жёсткой. Именно такую руку имеют честные люди. И, наконец, запах. Волки оценивали людей только нюхом, различая сотни две разнообразных ароматов, которые могли охарактеризовать стоящего перед ними. Профессор пах правильно.

— Я получил письмо, — пробормотал Гримальди, он суетливо полез в карман сюртука и достал мятый конверт с остатками сургуча и печатью в виде раскрывшего свой капюшон нага. Вместе с этим коричневым посланием, на дорожку выпал небольшой белый бумажный листок. Профессор смутился и, близоруко щурясь на солнце, стремительно запихнул его обратно в карман.

— Пожалуйста, — протянул он пакет Марку.

— Вы можете ознакомиться... Это письмо от Правителя, — холодно закончил он.

Тонкое перо писаря выводило на гербовой бумаге паучьи знаки официального письма: «Мы настоятельно рекомендуем Вам отложить все свои занятия и предпринять путешествие по стране, с целью подсчета популяции диких, расплодившихся в последнее время, воррумов, обратив внимание на, вероятно, находящихся рядом с ними ящерообразных изгоев общества. При обнаружении последних, Вам надлежит немедленно сообщить о их местонахождении властям. В контакт не вступать! Напоминаем Вам, что в результате действий этих государственных преступников, погиб речной Анаконд, являвшийся Старейшим, Реликтовым членом нашего Рода. Мы, понеся невосполнимую утрату, ратуем на Ваше внимание в поисках редких зверей и сопровождающих их лиц. Советуем торопиться на выбранном Вами пути. В противном случае, Вы лишитесь не только кафедры, но и более дорогой вещицы...».

Людвиг покраснел и закашлялся, а Марк, ещё раз перечитав письмо, тактично не стал задавать дополнительного вопроса, способного прояснить плохо скрываемый официальным текстом шантаж.

Потом он вздохнул и, неожиданно широко заулыбавшись, сообщил расстроенному учёному мужу:

— А как насчёт совместной прогулки по стране? Я давно не был на побережье.

— Вы считаете, что это возможно? — не надеясь на подобную удачу, спросил профессор.

— Я считаю, что нам не нужно терять времени на пустые расшаркивания, — твёрдо сказал Марк.

***

Ужин не задался. Женщина, молча, убирала со стола посуду, а мужчина хмурился, пытаясь найти подходящие случаю слова.

— Яга! — начал, было, он.

Она резко подняла голову, отчего рыжие тугие косы колыхнулись на голове, словно корона, и грозно посмотрела на сидевшего мужа.

— Меня зовут Таисья, по батюшке Сергеевна, сто раз поправляла. Я в курсе. Согласна. Надо идти за Костей. Нагулялся, ужо. А ведь знала... и неча ему было шляться-то. Так недалеко и до тюрьмы. Где это видано, против правителя идти. Змей, он и в Африке, змей...

Марк не был в курсе нахождения Африки, однако, уходить из дома с разладом в душе не хотел.

— Я хочу позвать тебя в лес..., — наконец, решился он.

— Что? — переспросила она, опешив.