Глава 9 Куда податься? (А. Игнатьев)

— А я говорю, что надо доесть! Ишь разохотился - недоевши из-за стола вылезать! Уходить решил? Собираем! Ешь давай! — Таисья Сергеевна раздраженно поправила платок и подло вернула на место старательно отодвинутый Костей пирожок.

С того знаменательного момента объявления об уходе прошло две недели.

Бабка развила бурную деятельность, а Бобыль теперь ежедневно совершал поездки то на базар, то в село, а то и в ближайший от поместья городок.

Список необходимых в дороге вещей превратился вначале в тетрадь, а теперь грозил перерасти объем трёхсотстраничной книги по домоводству, передающейся из поколения в поколение среди клана оборотня Марка.

Костя тяжело вздыхал, дни бежали, горы запасов в путь росли, Марк всерьез задумывался о снаряжении обоза и найме охраны для запланированного к перевозке груза.

В очередную свою закупочную поездку Костя и Марк, приобретя дюжину шерстяных носков и прочей очень нужной ерунды, заскочили выпить по глотку густого, сытно пахнущего, темного, как ночь, и глубокого, как омут, напитка. Такой водился только у самого правильного пивовара в округе - мистера Харрисона.

Давно переставший оборачиваться трактирщик был похож скорее не на волка, а на распушившего хвост старого попугая Ара, чей огромный клюв не пугал посетителей, а наоборот, говорил о добродушии смешного и немного бестактного владельца питейного заведения городка.

— О, Мохнатый со Змеенышем! — встретил их трактирщик. — А у меня сегодня рагу из крольчатины...

Посетители вздрогнули и синхронно замотали головами. Напоминание о еде вызывало стойкое отвращение.

— Нам бы выпить, — попросил Константин.

— Хозяин-барин, — резюмировал Харрисон и в отместку больше десяти минут повествовал о снижении покупательной способности у населения, обесценивании денег, объёмах налогообложения при установлении денежной системы в государстве.

Наконец, терпение у Бобыля закончилось и, рыкнув: «Налей!» - оборотень решительно встал из-за стола и направился к стойке.

Трактирщик заулыбался и быстро нацедил пенного напитка, а потом, уверив посетителей: «Я сам, я сам» - принёс на стол по две кружки каждому гостю, а в дополнение нашлись мисочка орехов и небольшая плошка тонко струганной солёной рыбешки.

Посетители разом подобрели и с охотой поддержали начатый разговор.

Харрисон, любивший сплетни и новшества, старался вовсю. Заманить в свой трактир двух самых таинственных существ в округе было большой победой. Это давало возможность обсуждать тему их посещения всю следующую неделю.

После первых двух кружек последовали две следующие, затем настало время рагу и повторение хмельного напитка. Гостям было хорошо.

— Слышал я, что ты разбогател, Марк, — между делом интересовался трактирщик. — Говорят, что тебе не грозит разорение - даже если ты заплатишь налоги округа королю за двадцать лет вперёд?

— Врут, — отвечал Бобыль, показывая миру белые и совсем молодые клыки.

— А ты, — повернув голову к Косте, спрашивал любопытствующий, — Ты, говорят, из драконьего племени?

— Врут, — в тон волку отвечал попаданец, разминая ладонь и представляя миру золотой ободок кольца, огнями вспыхивающий под закатными лучами попадавшего через открытые окна солнца. Гостям действительно было хорошо.

Нескоро, ой, нескоро они собрались и, расплатившись с гостеприимным хозяином, тихо поехали домой.

Небо, сияющее яркими огнями звёзд, казалось синей бархатной оберткой к дорогим конфетам, дорога петляла светлой лентой среди мягких, колышущихся под ночным ветерком лугов, и настроение двух приятелей было радужно-умиротворенным.

***

Еще не проехали мост и имение не показалось вдали на холмах, а острое волчье чувство приближающейся беды включило дремлющий мозг...

Бобыль носом ощущал неприятности. Но тут не он, а быстро трезвеющий Костя произнёс:

— Мы, кажись, попали.

В доме стояла тишина. Друзья, быстро раздевшись, нырнули в кровати...

Как будто это могло спасти от надвигающейся бури. Впрочем, отчасти все-таки помогло.

Буря грянула только утром.

***

— ...И как следует ожидать, в этом случае мне лично на старости лет грозит разорение в чужом недоброжелательном мире, среди волков, — второй час проводила внушение Таисья Сергеевна, крайне недовольная сбивчивым объяснением своих «спивающихся» домочадцев. — Ладно Костя, ребенок - он и есть ребёнок, но и с тобой, муж мой уважаемый, нет возможности обсуждать серьезные вопросы, а легкомысленное отношение к финансам приведёт нас к полному краху, — вдохновенно декламировала бабка.

Сидящие перед ней на лавке «повинные в растратах и алкоголизме» граждане не сопротивлялись внушению и только втягивали головы в шеи и ждали прохождения эпицентра бури. И напрасно: грозная супружница оборотня была неотвратима, как налоговая инспекция, проникновенна, как депутат на предвыборном митинге, и настойчива, как банк, требующий возврата кредита.

Наконец, она выдохлась и, присев в кресло у панорамного окна, взяла в руки спицы, пытаясь начать вязание.

Ее горделивый волчий профиль чернильной тонкой кистью был выписан на фоне светло-серой шторы.

«Как же она красива! — думал Бобыль, - Как она от меня далека сейчас! Как же сохранить теперь, после содеянного, хоть небольшой кусочек чисто товарищеских отношений, которые я мог бы поддерживать, пока они не перейдут в дружбу и не возобновят любовь!»

Среди волков не были приняты свободные правила поведения женщин. Если волчица вела себя слишком смело, она считалась невоспитанной, а порой даже распутной. Такая дама не делала чести мужчине. «В семье женщина», — учили старики, - должна быть сама скромность и постоянная настороженность».

Это было наследие клана с обеих сторон. И с человеческой, и с волчьей. Та самая память темных времён, когда любовь и жестокость вместе правили миром.

Некоторые злые языки, тем не менее, утверждали, что за плотно закрытыми дверями спален иногда орудовали не только ласка, но и скалка в тяжелой лапе «покорных» супруг...

Но мать Марка не позволяла себе дерзкого взгляда, а первая его любовь всегда отвечала тихо и уклончиво, с опущенной головой и слегка срывающимся голосом. Уже тогда, несмотря на свою молодость, оборотень понимал, что такое поведение волчицы досталось от далеких предков и называлось таинственно-умным словом — инстинкт.

Его Яга не имела ни одного такого качества, которые могли бы привлечь его к ней. Она была немного холодной, даже чёрствой. Но такая мысль, тихо-робко прокравшаяся в его тяжелую после вчерашнего голову, сейчас вдруг показалась крамолой и подлым предательством.

Сидящая перед ним обладала немыслимой среди волков нежной кожей, мягкими густыми волосами цвета самой зари, глазами с поволокой, как у восточных рэйсов — диких кошек, а прекрасные полные губы говорили о страстной гордой натуре.

«Какие были бы у нас волчата!», — подумал он с горечью.

Придя к неутешительному для себя выводу, он, наконец, решил прервать это неловкое и слишком затянувшееся молчание, но не успел, хотя давно ощущал всей поверхностью шкуры критический взгляд с укором смотрящих на провинившихся «качков» глаз. Кто такие эти «качки», неоднократно помянутые супругой, он не знал, но люди эти были явно скверными.

Тяжелую тишину разрушил Костя.

Стукнув себя по колену, он глубоко вздохнул и, четко выговаривая каждое слово, сообщил:

— Завтра ухожу. Не дело это мужику в «ребенков» играть. Чувствую, что с таким уходом сам скоро «агукать» начну и предложение остаться в качестве «дитенка» приму.

— И куда ты пойдёшь? — так же громко и зло прервала монолог отбросившая вязание бабка. — На кудыкину гору собрался? По дороге в никуда? Путь-то не близкий!

***

Только расхвалив борщ и курицу, жаренную в печи, виновные во всех грехах мужчины смогли успокоить свою гневающуюся Богиню.

Яга обычно добрела к вечеру, и Константин, зная отходчивую бабкину натуру, возобновил разговор. Но тут вмешался Бобыль.