Свадьбы в волчьем клане происходили на поляне, среди вросших в густой влажный мох серых камней. Когда-то на этом месте стоял храм. Именно сюда приходили умирать старые заслуженные волки, не проигравшие ни одной битвы за свою долгую жизнь, и в этом месте происходило чудо рождения новой волчьей семьи.

Здесь не было ни запахов, ни звуков. Но чуткие волчьи носы знали: если семья угодна Миру и её принимает Лес, то в сумрачной прохладе среди старых влажных камней повеет свежестью и чистотой.

Покрепче сжав в своей лапе маленькую женскую ладонь, Марк, не оглядываясь, сделал глубокий вдох и пошёл вперёд. Трижды обойдя каменный круг, они остановились и поклонились месту, лесу и миру. Солнечный луч коснулся двух напряжённых лиц, и Яга, посмотрев на оборотня, вдруг тихо произнесла, вдохнув полной грудью:

— Благодать-то, какая! Ландышами пахнет... а вроде ж, осень.

***

Если бы полгода назад Косте сказали, что он, того гляди, превратится в огнедышащего дракона — не обратил бы внимания на дураков. Но дракон он, или нет, ему все ещё было не ясно. А вот то, что единственно близкий и почти родной ему человек оказался волчицей, совершенно не укладывалось в голове.

В день свадьбы они тихо посидели за большим «семейным» столом. Клан знал о случившемся в Храме. Брак был подтверждён, но никто из волчьей стаи не поторопился поздравить молодожёнов.

Мир вокруг играл сине-зелёными красками, люди вокруг назывались оборотнями, но, по сути, жизнь в общем-то оказалась похожей на прежнюю, несмотря на отличающийся цвет листвы. Марку завидовали... Бобыль привёл в разрушающееся поместье богатство, узаконив странную связь с бездетной владелицей хладного железа.

Обладавший устойчивой психикой и имевший от природы весьма рассудительный характер, Костя быстро сообразил, кто здесь лишний. Но, не определившись, куда ему уходить и, главное, как выжить — быстро влился в кипучую восстановительную бабкину деятельность и, стараясь не думать о завтрашнем дне, трудился в настоящем.

***

В роковое утро хозяйственный парень пытался сторговать гвозди и, давясь от смеха, с удовольствием, слушал тираду наглого продавца.

— Сподобился, трудился, семь потов сошло, пока довёз, а между тем, я, как почетный член ... — пытался убедить Костю пухлый торгаш.

— Положим, я тоже член... — важно отвечал ему обладатель немереных средств, в виде огромного куска хладного железа, украшающего имение Бобыля.

Весь уезд знал об упавших с небес и заламывал три цены пришлым богатеям. Вот и сейчас…

— Это не просто скобяное изделие, — разглагольствовал барыга. — Это вещь нашего местного прикладного искусства, и расценивать сей предмет по-другому — оскорбительно. Высокое творческое начало и душа были вложены в его изготовление...

— Слышь, мужик, а ты над каждым гвоздём молиться будешь, или только над этим? — медленно начиная закипать изнутри, интересовался покупатель. — Мне ведь не меньше трёх сотен надо.

— Молодой человек, — вздыхал предлагающий данное произведение искусства: — Я не молюсь, это грех, я воспеваю облик этого предмета.

Наконец, торговля поштучно надоела обоим, и Костя, привыкший к быстрому решению вопросов в правовых рамках государства, давшего ему путёвку в жизнь, коротко бросил:

— Сколько?

В отличие от покупателя, продавец никогда не проживал в России. Или не обладал инстинктом самосохранения. Он возвёл глаза к небесам и назвал цену… назвать её далекой от реальности – значит сильно преуменьшить!

В общем и целом, ориентировочная стоимость трёх сотен гвоздей равнялась стоимости земельного надела Бобыля и прилегающих к нему окрестностей.

В другое время Костя нашёл бы слова и, посмеявшись над барыгой, купил бы товар на следующий день, уже по более привлекательной цене. Но гвозди были нужны сегодня, и внутри разгорелся маленький огонёк возмущения.

— Я иду сразу к старейшему клана. Он устанавливает цены, общие для всех, разница между одноимённым товаром не должна превышать четверти.

Торговец скосил голову к правому плечу, глаза, почему-то — к левому, и выразительным шёпотом пояснил:

— Я иду на площадь и сообщаю добропорядочным гражданам, что некий молодой дракон третий год терроризирует окрестности. И мне поверят, а вам нет... Поэтому, справедливой ценой будут полторы и половина...

Ничем не снимаемое кольцо вдруг стало нагреваться на Костином пальце, дракон мигом вспомнил эти ощущения и заранее стал дуть на ладонь. Ему стало временно не до гвоздей, и парень начал оглядываться, в поисках воды. Кольцо, тем временем, резко меняло цвет, нагреваясь, а оторопевший продавец скобяных изделий, зная наверняка, что такое золотые драконьи кольца, как-то сразу зажмурился и сжался.

— Конечно-конечно, — с удивлением, услышал Константин, — Минус полторы части от минимальной стоимости — и гвозди ваши...

***

Вечером, ужиная, вконец расстроенный парень тяжело вздохнув, сообщил:

— Марк, Таисья Сергеевна, мне уходить надо. Сегодня кольцо нагрелось, завтра я всех пожгу. Решил. Точно. Ухожу.

Глава 8 ЭМИЛИЯ А что там правда? (О. Лысенкова)

Проснулась девушка от знакомого ощущения солнечного зайца, щекочущего её кончик носа. Это было очень тёплое, домашнее ощущение. Эмилия открыла глаза. По очереди: сперва правый, затем — левый. И обнаружила себя в комнате, отделанной странным серебристо-розоватым материалом. Под потолком находился ряд узких окон. Одно было наглухо затянуто чем-то непрозрачным, с одной-единственной дырочкой посередине. Через неё-то в комнату и проникал яркий солнечный луч, тонкий, как вышивальная игла горничной Аннет. Эмилия подставила под почти осязаемый свет лицо, чихнула от знакомого весёлого прикосновения и продолжила осмотр. Напротив кровати была дверь. Слева от неё, на высоком стеклянном столике с резными деревянными ножками, располагалось нечто — какой-то очередной диковинный не то прибор, не то агрегат. Поблёскивали бронзовыми боками два вертикальных цилиндра, над ними на тонких никелированных спицах покачивались стальные шарики размером с кулон, который матушка любила надевать по праздникам. От спиц тянулись к цилиндрам какие-то проводки. А посередине, между всем э

тим, возвышалось тонкое прозрачное колесо с восемью широкими серебристыми спицами. В сторону от центра колеса торчал медный стержень, дважды изогнутый под прямым углом. «Ручка», - догадалась Эмилия. «Если её покрутить, наверное, и колесо завертится.» Только вот — зачем всё это? Ответить себе на этот вопрос девушка не могла и решила спросить у дядюшки при первой же возможности. Впрочем, возможность представилась сразу. Дверь бесшумно открылась, и Оддбэлл цаплеобразно вдвинулся в комнату. («А он похож не только на сову, - наблюдая за дядей, с улыбкой подумала Эмилия. «Не менее уместно и естественно он бы смотрелся в звероформе, скажем, аиста. Или журавля.») Настроение девушки, и без того не пасмурное, жаворонком взметнулось вверх.

- Дброе утро, дядя Куникул! - хитро высовывая из-под одеяла нос, задорно провозглосила она.

- Куникул? Забавно. Никто не называл меня так... Хм. Куникул... Куникулария... А ведь и правда! Забавно, забавно! Доброе утро, малышка, - словно спохватившись, улыбнулся племяннице Оддбэлл.

- Дядя Куникул, - продолжила Эмилия, твёрдо вознамерившись утолить своё любопытство, - А что это за штука с колесом, там, у двери? Если ручку покрутить — колесо тоже крутится, да? А зачем?

Дядя замер, будто остолбенел, и ошарашенно закрутил головой. Теперь он больше всего похож был не на сову и не на аиста, а на растрёпанную ворону из смешной присказки. Та спросонья вот так же ошалело смотрела по сторонам и спрашивала: «Где?!» Поняв наконец, чего касался вопрос, Оддбэлл с заметным облегчением выдохнул и легкомысленно махнул в сторону агрегата рукой:

= Это? А-аа... Это так, пустяки. Домашняя молния. Я в детстве, бывало, в грозу по холмам бегал, всё молнию поймать хотел. Сумку специальную даже придумал, изолированную, с пластинами внутри, чтобы молния за них зацепилась и ей там было уютно. Ну, дурак был, по малолетству-то, с кем не бывает. Понял потом: зачем её ловить, если, немного подумав, самому сделать гораздо проще? Идею с пластинами использовал, доработал, - дядюшка подошёл к механизму и показал на цилиндры и на спицы в колесе, - И — вот!