В битве у Чёрной Речки Нахимена подтвердила все, данные ей прозвища и теперь смертельно усталые, отрезанные от основных войск "Волколаки", пытались укрыться в глухих дебрях от упорно преследующих их лендовцев: "Совы" и "Ястребы" шли за ними по пятам и лишь тяжёлые "Молниеносные" завязли на перевале... По странной прихоти, удача, так долго демонстрировавшая "Волколакам" своё полное пренебрежение, впервые улыбнулась ратникам как раз тогда, когда от меня отступилась хворь: встреча с "Совами" окончилась победой отцов, и они сочли это совпадение добрым знаком. Ну, а когда ещё через пару дней "Волколаки" обнаружили в одной, хорошо скрытой расщелине, покинутый обоз с провиантом, виновником торжества вновь был признан я! Эйк уверил всех, что нипочём бы не додумался сам заглянуть в засыпанную нетронутым снегом лощину, но я так серьезно и не по-детски пристально смотрел в ту сторону... Как оно было на самом деле, я, конечно, сказать не могу, но скорее всего, удача вернулась к моим отцам тогда, когда они вновь обрели присущие им боевые ярость и задор, а моя роль во всём этом сводилась лишь к тому, что возня с младенцем хоть как-то отвлекала "Волколаков" от грустных мыслей!
Как бы то ни было, вскоре Брунсвик окончательно оторвался от неугомонных "Ястребов" и смог вывести отряд к своим; Демер начал собирать рассеянные войска и отправил зов о помощи до сих пор стоящему в стороне от всеобщей вражды Моргену, а война... Война продолжалась ещё целых девять лет! На ней я и вырос: среди "Волколаков" -- жестоких и отчаянных, но при этом всегда честных и искренних в своих суждениях; суровых и недоверчивых ко всему миру, но подарившим мне всю теплоту и ласку, на какие только были способны их сердца, и большая часть моих самых первых воспоминаний связана именно с ними...
Мерная поступь коней, колеблющийся высоко в небе серо--белый, украшенный волчьими хвостами штандарт; лица в неизменном боевом окрасе; грубые серые куртки с кольчужными вставками и твердые из-за мозолей руки... А ещё запах конского пота и железа, кровь, хриплые крики; дикое разрубленное напополам лицо с выпученными глазами, звон, грохот! Мои отцы никогда не разлучались со мною и брали даже в самые жестокие и лютые сечи: когда я был ещё совсем несмышлёнышем, конные "Волколаки" просто привязывали меня к себе за спину, ну, а когда я стал постарше, отцы начали усаживать меня в седло позади себя и я крепко вцеплялся в проклёпанный бронзовыми бляхами "Волколачий" пояс...
Но особо мне памятны наши с отцами привалы: в сгущающихся сумерках у костров раскладываются попоны; тянет дымом и острым запахом во всю булькающей похлёбки. "Волколаки" правят оружие и чинят сбрую, неспешно переговариваясь: Ламерт, как всегда, тихо напевает, куховаря, Эйк и Аррас обсуждают грядущий бой или достоинства взятого недавно приступом города... Но даже они стихают, когда Брунсвик начинает рассказывать о делах давно минувших дней. Вначале старшой, хмуря кустистые брови, пристально смотрит на пляшущие языки огня, и лишь потом неспешно начинает своё повествование.
-Вот сегодня мы стоим возле Девятиголового Холма, а кто из вас знает, почему он так называется?.. Так я и думал, что никто. Времена идут, люди меняются и теперь забывается даже то, что не должно быть забыто, так что слушайте стариков, пока они живы, а услышав их рассказ, не забывайте о нём, а в свой черёд дальше передавайте... Когда то, в незапамятные времена наш край почти весь год укрывал снег - зима была невероятно длинной, а лето - совсем коротким, не более месяца, а потому ирийцы хлеб тогда не сеяли и города не строили. Жили небольшими поселениями по родам, а занимались охотой да рыбалкой. Прокормиться тогда было трудно, и за охотничьи угодья между родами шла борьба, но Железный Волк и Большой Медведь никогда не пренебрегали просьбами своих детей, да и другие божества - те, кого теперь называют Семёркой, чаще откликались на людской призыв. Жизнь, конечно, была трудная, но зато - честная, да только сами люди ей конец и положили. В те времена, раз в год на Праздник Трав, все ирийцы собирались вместе, чтобы почтить богов. В это время запрещалась любая вражда и злоба, и этот закон чтился свято, до тех пор, пока некоторые из людей не додумались до того, что праздник - самое лучшее время для того, чтобы расправиться с противниками. Теперь уже никто не помнит, кто выхватил оружие первым, да это и неважно - главное, что пролитая в священное время кровь не только прогневила богов, но и открыла ворота злу, которое и стало проклятьем Ирия. Бледные Призраки пришли к нам из царства вечной ночи и, выстроив свои подземные жилища, стали изводить людей под корень - одних они пожирали, других обращали в живых мертвецов, или чудовищ, которых не брали ни сталь, ни огонь...
Первым на мольбы отчаявшихся откликнулся Железный Волк, а потом и всегда стоящий в стороне от всех других богов Седобородый вмешался. Хозяин Троп создал Ловчих, которые преследовали Призраков и созданных ими чудовищ повсюду, и которых можно было призвать на помощь, если чуешь, что беда близко. Да только ни Волк, ни Ловчие не могли спуститься в Подземелья Аркоса - не было там их власти, а загнанные в лабиринты Бледные Призраки пополняли во тьме свои силы, ведь открытые подлостью и предательством врата оставались открыты...- Устав от долгого рассказа, Брунсвик замолчал, и всегда нетерпеливый Ламерт не выдержал:
- А Девятиголовый Холм тут причём?
- Притом, что если будешь впереди меня лезть, то сам голову сложишь! - сердито осадил его Брунсвик, но тут Аррас подал старшому кружку с вигардом. Брунсвик сделал глоток, снова нахмурился, но затем продолжил.
- Сколько лет так минуло, не ведомо, но потом среди людей стали появляются те, кого позже нарекли Чующими и Знающими. Одного они были корня, и от одного истока шла их сила, но проявления у неё были разные. Чующие могли с любым зверьём разговаривать и у любых сил нашей земли помощи попросить, а Знающие владели колдовством и Призраки над их волей не были властны. Были эти люди точно щит и меч, и задумали они спуститься в Аркоские подземелья и положить конец Власти Бледных Призраков. Девятеро самых сильных Чующих и девять самых умелых Знающих со всех уголков Ирия тогда объединились и спустились в самое сердце Аркоса. Чующим удалось навсегда закрыть врата в царство Ночи и Холода, да только все они там головы и сложили. Лишь девять колдунов вновь вернулось на солнечный свет: они-то выходы из Аркоса и запечатали, а в память о погибших товарищах этот холм насыпали, поклявшись, что вовек будут Чующим братьями...
Может, оно так бы и вышло, да только после этого случая перестали рождаться среди Чующих по-настоящему сильные и сведущие. Будущее мельком увидеть, жилу вывести, со зверем поговорить или целебной травкой хворь отвадить они могли, а на большее их уже не хватало. Потомки же колдунов, глядя на ослабевших Чующих, возгордились. С тех пор Чующие со Знающими хлеб не переломят - у одних обида, у других - гордыня, и по-другому, видно, уже не будет. Одно хорошо - Бледные Призраки теперь заперты в своих подземельях, а если и вырываются иногда на свободу, то их Ловчие изводят, да только и людям от встречи со Всадниками Седобородого радости мало. Ловчие смерть и несчастья предсказывают, а иногда у случайных путников память или зрение забирают, если что не по ихнему будет...
Завершив повествование, Брунсвик ещё долго смотрит на пляшущее пламя костра, то и дело пощипывая длинный, пепельно-серый ус, а линии сложного узора, сливаясь с глубокими морщинами на щеках, придают его лицу суровое и грозное выражение... Тщательно подновляемый раскрас -- главная отличительная черта всех скрульских воинов: серые и чёрные, а у "Медведей" ещё и бурые краски уже через два месяца намертво въедаются в кожу, и их уже ни чем не смоешь -- они тускнеют лишь от яркого солнца, да и то ненамного. Отцы, к тому же, окрашивают ещё и свои волосы, придавая им точное подобие волчьей масти и всегда собирая их в хвосты на затылках, так что их легко узнать издалека даже без "волколачьих", тёмно-серых курток. А вот у лендовцев и крейговцев краски, хоть и похожи на скрульские, но совсем не такие едкие, ведь сложный узор воины этих княжеств наносят лишь на время боя. Лаконцы, астарцы и грандомовцы просто рисуют перед схваткой на щеках руны, ну а что изображено на лицах молезовских "Гадюк" знают только они сами -- краска у них настолько нестойкая, что уже через полчаса превращается в бесформенные потёки... Только триполемцы и амэнцы никогда не наносят на лицо узор, но амэнцев легко узнать по богатым доспехам, а триполемцев - по длинным, спускающимся ниже лопаток гривам, которые они холят так же, как девушки - свои косы!..
