— Прости, малышка, нет сил, больше терпеть, — рычит брат и одной рукой резко стягивает с себя брюки с боксерами, а второй отодвигает в сторону мои кружевные стринги.

В следующий миг, мои глаза расширяются, и я запрокидываю голову назад. Он вошёл в меня резко, до упора, выбивая из моего горла громкий вскрик удовольствия и даря чувство наполненности. Одной рукой Никита стянул мои волосы в кулак, а второй надавливал на клитор сквозь тонкое кружево, не прекращая неистово вдалбливаться в меня. Нежности не для нас. Не в нашем случае. Наш секс наполнен порочным влечением, желанием и страстью, обжигающими кожу. И это самое крышесносное, что я испытывала за всю жизнь. Кто бы мог подумать, что самый умопомрачительный секс, как бы пафосно это не звучало, я познаю со своим братом.

Ник вжал меня в стену своей горячей грудью, сбавляя темп и углубляя проникновение, до сладкой боли внизу живота, второй рукой продолжая ласкать мою чувствительную горошину. Мой голос охрип от стонов, его дыхание становилось всё чаще. Пальчики на ногах начали сжиматься от наслаждения и наступающего оргазма.

— Да, Нииик, — проскулила на выдохе, сотрясаясь в сладких судорогах.

— Прости, Лис, — прохрипел в шею, кончая прямо в меня. — Да, сука! — прорычал не своим голосом, вжимая в себя мои бёдра, изливаясь до последней капли.

Чувствую, как по внутренней части бедра стекает горячая жидкость, чувствую, как внутри меня пульсирует и подрагивает его член. И это самое умопомрачительное, что только можно испытать. За это не жалко гореть в аду.

Лежу на диване в зале. Уже стемнело. Окна открыты настежь. На улице бушует стихия, раскаты грома разрывают тишишу, молния освещает притихший

затаившийся город. Погода чейчас, как нельзя точно, отражает моё внутреннее состояние. Внутри меня звенящая тьма, освещаемая и оглушаемая одной единствеенной мыслью: «Мы падаем на дно». Я и раньше не славился хорошими поступками добропорядочного человека, но после этого, я безапелляционно попаду в ад, и утащу её вместе с собой. Жизнь. Какая же, всё таки, это сложная и дерьмовая штука.

Знаете, что я понял за это время? Кроме возвышенной «правильной» любви, существуют ещё десятки её разновидностей. Кроме счастья, есть

ещё множество других не менее захватывающих человеческих чувств, их всех я испытал за отрезок, длинною чуть больше недели.

Несовпадение с шаблонным идеалом не означает провала. Жизнь вообще разная. Но разве это объяснишь людям?

Эх папа,папа, знал бы ты, что я испытываю к твоей племяннице и, что я делал с ней двадцать минут назад, придушил бы меня на месте…

Из раздумий меня вырвал щелчок замка, Лиса вышла из душевой, облачённая в одно полотенце, босыми ногами прошла по коридору, направляясь на второй этаж и даже не посмотрев в мою сторону. Я знаю, что ей сейчас так же паршиво, как и мне. Разница в одном, я смирился со своей участью и готов её принять, а вот она отважно пытается бороться со своими эмоциями и желаниями, по отношению ко мне. К какой-то степени, я развязал эту войну, в которой заведомо был проигравшим. Не нужно было позволять себе лишних телодвижений в сторону своей сестры, но соблазн оказался слишком велик.

Запретный плод всегда сладок. А она не заретный плод, она хуже. Лиса, априори, должна быть для меня неприкасаема. Хотя, никому она ничего не

должна. Мы живём один раз, и исход у нас всех один. Мы все окажемся под крышкой гроба и толстым слоем земли. Так есть ли разница, как коротать свои дни? Так, как хочется, или так, как кто-то считает правильным?

Спустя пятнадцать минут сестра спустилась из спальни, одетая в лёгкий комбенизон и кеды.

— Ты куда? — обеспокоенно спросил её, принимая сидячее положение. Рана дала о себе знать резкой болью, от чего я зашипел, как бешеный кот.

— Лежи, отдыхай, — ответила Лиса, ковыряясь в своей сумочке. — Я в аптеку.

— Зачем?

— За таблетками, — безмятежно ответила она.

— За какими? — разговор начинает мне казаться дебильным.

Сестра подошла ко мне и, с серёзным видом учительницы, села на краешек дивана.

— Никитушка, смотри. Когда дяденька с тётенькой занимаются сексом и не предохраняются, то может случиться «ой». А чтобы после этого «ой»

случайно не вырос животик, нужно скушать таблеточки.

Как же меня бесит, когда она начинает ёрничать и разговаривать со мной, как с идиотом.

— А нормально можно было сказать? — пробурчал, не скрывая раздражения.

— Ну так не интересно, — задорно пожала плечами. — Заодно, тебе возьму всё, что нужно для обработки раны.

Не дожидаясь моего ответа, она вскочила и упорхнула, хлопнув дверью.

Не будь у нас такое сложное семейное положение, ни за что не позволил бы ей этого сделать. Никогда не дал бы ей выпить эти таблетки. Неожиданно

поймал себя на мысли, что Лиса первая девушка, с которой я,за все свои тридцать лет, всерьёз подумал о детях. Но, во-первых, кто я такой,

чтобы сейчас решать её судьбу? И во-вторых, это правда может вылиться в серьёзные проблемы, которые, в первую очередь, отразятся на ребёнке.

Лиса вернулась минут через десять, а я так и продолжал лежать в темноте, невидящим взором уставившись в потолок.

— У тебя всё нормально? — с тревогой в голосе спросила она, проходя мимо.

— Да, в полном, — нагло соврал, не глядя на неё.

— Кушать хочешь?

Отрицательно помотал головой.

В комнате резко загорелся яркий свет, от чего я зажмурился и жалобно застонал, прикрывая руками глаза.

— Так, Царевна Несмеяна, поднимай свою задницу с дивана. Я, конечно, понимаю, что у тебя сегодня день насыщенный собитиями, плюс боевое ранение,

но ты совсем то не умирай, — грозно уперлась руками в бока, нахмурив брови. Выглядит забавно.

— Да не умираю я, просто задумался, — ответил поднимаясь на ноги.

— Вредно столько думать, — пробубнила она, доставая лекарства из пакета. — Сходи в душ, потом рану обработаем.

Я готов выполнять всё, что она скажет, только бы она всегда обо мне так заботилась. Как послушный телёнок, побрёл в душ, холодные упругие

струи воды придали бодрости телу, но мозг мой так и не прояснился, оставляя рассудок затуманенным.

Переоделся в чистые домашние брюки и вышел в коридор. В квартире вкусно пахло едой. Заглянул на кухню, моя мелкая снова орудует у плиты,

высунув от усердия язычок. К моему лицу прилипла дурацкая улыбка.

— Садись, — махнула рукой в сторону стульев. — Возможно, будет больно. Но, это не точно, — произнесла, отклеивая от раны бинт.

Я не чувствовал никакого дискофромта или боли. Только её нежные, тонкие пальчики, касающиеся моей кожи и посылающие в мозг тысячи импульсов.

Она аккуратно обрабатывала рану, трогая меня за живот, а я еле сдерживался, чтобы не замурлыкать. Это какое-то помешательство.

— Ты чё такой довольный? — озадаченно спросила Лиса, кинув на меня мимолётный взляд. — Мазохист что ли?

Да. Да, чёрт возьми, это самое точное определение. Я хренов мазохист.

— Мне не больно, — улыбнулся ей.

— Ну, вроде всё, — подытожила, оценивая результат своих трудов. — Сейчас будешь кушать. Если не хочешь, запихивай через силу, я манала эту индейку

дурацкую запекать, только попробуй не съесть.

Не смог держать смеха. Какая же она забавная, когда злится, или пытается казаться грозной.

Ужин, как ни странно, прошёл в непринуждённой обстановке. Впервые мы смогли поговорить на какие-то отрешенные темы. Например, я узнал, что

когда Лиса была маленькая, её покусала корова, с тех пор она панически их боится и на дух не переносит молочные продукты. Что было время, когда она работала на трёх работах одновременно. Правда в чём была такая необхлдимость, она наотрез отказалась рассказывать.

С первого взгляда Лиса показалась мне капризной, избалованной, задиристой девчонкой, которой не хватало ремня. Но сейчас, немного узнав её,

я с уверенностью могу сказать, что она очень самостоятельная, врослая не по годам девушка. В то время, пока все её сверстницы прожигали жизнь,