Первое время Элениэль даже мечтала попасть в его шатер в качестве служанки. Как это как-то раз удалось Гру. Но теперь и это было почти невозможно, а в ближайшем будущем может стать и совсем нереальным. Ее должность телохранительницы вполне позволяла госпоже даровать ей дворянское достоинство. Она уже говорила об этом и руководствовалась самыми лучшими побуждениями – статус леди надежно защитил бы эльфийку от возможных домогательств мужчин-аристократов. Хотя и так никто бы не осмелился оскорбить приближенную Изабеллы, которую, надо сказать, изрядно побаивались. Вот только Элениэль такая милость совсем не радовала, так как надежнее всем замков запирала для нее дверь в спальню герцога. Баловаться с представительницами благородных сословий не полагалось – это уже унижение для жены.

И, конечно, сама Элениэль, как ни жаждала она провести с герцогом хотя бы одну ночь, никогда не пошла бы на то, чтобы нанести обиду своей благодетельнице, проявившей к ней невиданную снисходительность. Что бы ее ждало, не прими Изабелла ее к себе, она знала слишком хорошо. Любого человека кто-то защищает. Смердов – их община и лендлорд, ремесленников – гильдия и те аристократы, во владениях которых они трудятся, благородных – солидарность этого сословия и верховный правитель. Изгоя не защищает никто. Мужчину, лишившегося защиты, тут же кто-нибудь обладающий властью и силой сделает рабом, а такую красавицу, как она – наложницей.

И никакие ее воинские умения не спасут, потому что вызывать на дуэль ее никто не будет. Загонят, как дичь на охоте. А потом какой-нибудь старый и обрюзгший барон (почему-то своего возможного обидчика она представляла именно таким), принимая парочку своих таких же соседей, скажет: «Господа, давайте опрокинем еще по кубку и я вам сделаю один подарок, от которого вы точно не откажитесь!», и на вопросительно-заинтересованные взгляды пояснит: «У меня тут одна эльфиечка есть! Такая красотка. Ух… Я вам скажу. И только по секрету! Это та самая знаменитая бывшая принцесса Элениэль. Сейчас еще выпьем и сходим к ней. Кричит так возбуждающе, извивается. Горячая штучка!». И потом они все вместе войдут в комнату, где она будет лежать привязанная к кровати.

Вот если бы ее один темный маг привязал… Или лучше, если бы сделал с ней то, что рассказывала, густо краснея и дрожа всем телом, служанка Изабеллы – гномка Гру.

Вечером, накануне того дня, когда Элениэль стала свидетельницей ее рассказа, Изабелла, которая уже два дня по определенным причинам не могла скрашивать ночи герцогу, обратила внимание на умоляющий взгляд служанки и сказала:

– Ладно. Все вижу. Сходи в шатер к его светлости и проверь, как у него приготовлена постель. Но завтра расскажешь мне все! Записывай, если сможешь, чтобы не забыть, – весело рассмеялась она.

Гру, получив это поручение, расцвела, моментально сбросила с себя платье, переоделась в свой откровенный гномский наряд и выскочила из шатра. Даже поклониться забыла, отчего Изабелла, как заметила Элениэль, недовольно поморщилась.

– А как ты хотела, Эли, – вздохнув, произнесла госпожа, увидев удивление на лице эльфийки. – Ричард – маг и в отличие от обычных людей ему это нужно и больше, и чаще. Да и традиция у нас, людей, такая. А почему все дамы берут в качестве служанок только смазливых девушек? Как ты думаешь? Правда, ночи, конечно, их мужья с ними не проводят. Так, только подол задерут и хватит. Ну, так Ричард в этом плане вообще особенный. Бесподобный, – мечтательно добавила она, закусывая нижнюю губку. – Некоторые, кстати, особо ревнивые которые, страшненьких набирают. Но это глупо – будет муж искать кого-нибудь на стороне. И в обществе такой поступок осуждение будет вызывать. Не заботится жена о муже, как полагается.

Сама Элениэль тогда подумала, что, будь она на месте Изабеллы, никого бы к герцогу не подпустила. Ни миленьких, ни страшненьких, ни тех, которые со стороны. Впрочем, ей самой как раз можно рассчитывать только на то, что когда-нибудь попадет в список «миленьких» и в качестве награды за службу получит поручение проверить, как расстелена кровать у герцога.

Теперь-то и такая надежда угасает. Сделает ее госпожа дворянкой, и все.

Вернулась Гру утром, когда они с Изабеллой завтракали. Беря пример с герцога, Изабелла стала допускать своих помощниц, а попросту слуг, иногда к своему столу. Тот с гвардейцами или разведчиками не гнушался трапезу разделить.

– Рассказывай! – приказала Изабелла, едва Гру вошла в шатер, и отодвинула от себя тарелку.

– Ой, госпожа, это было что-то незабываемое! – воскликнула гномка, избавляясь от тех тряпочек, что прикрывали ее великолепно сложенное изящное тело, и натягивая не себя куда более скромное платье служанки.

– Не тяни, – поторопила ее Изабелла. – Ты же помнишь, что я должна знать обо всем, что нравится моему мужу.

– Сначала все было почти, как обычно, – начала рассказывать Гру. – Но потом… Потом он взял меня вот так – под бедра и попку, – она постаралась обхватить себя руками так, как это сделал герцог. – И стоя, поднял на руки, и так, держа на весу, начал медленно, очень медленно опускать. Ну, вы понимаете, госпожа, входя в меня. И поднимать. Потом я откинула, держась за его плечи, голову назад, а его светлость начал сначала губами, а потом и зубами прикусывать мою грудь, самые соски, – продолжила она, невольно сжимая своими руками грудь и будто снова ощущая то, что делал герцог. – И когда он меня поднимал, то отпускал их, сначала чуть-чуть оттягивая, а когда опускал – вновь ловил ртом. И каждый раз, когда отпускал, были самые сильные ощущения – я испытывала такое наслаждение, что едва не лишалась чувств. Кажется, в конце, все-таки лишилась. Потому что, когда я пришла в себя, то почувствовала, что лежу на краю стола, а мои ноги – на плечах у его светлости, и он…

– Так, – прервала рассказчицу Изабелла, тяжело дыша и протягивая руку к кубку с легким вином. – Про это я все знаю. А вот на весу. Прикусывал грудь… Когда отпускал – самые сильные ощущения…

Элениэль в этот момент поймала себя на том, что дышит ничуть не легче Изабеллы, ее руки тянутся к собственной груди, а бедра недвусмысленно движутся. Если бы я оказалась на месте Гру, то я бы крепко обхватила герцога за шею, чтобы ему легче было, представила девушка себя в таком положении. И вспомнила, что почти в таком и была. Там, у холма. И тоже пришла в себя, лежа – только не на столе, а на плоском камне. Правда, ноги ее тогда просто свисали вниз, и в себя она пришла от пощечины.

Сейчас она бы с радостью получила и три пощечины, и десять, только бы все то, что произошло после того дня, оказалось страшным сном, чтобы она по-прежнему считалась, пусть и только номинально, второй женой герцога, и у нее был бы шанс стать ею на самом деле.

Она резко выдохнула, чтобы успокоиться и ничем себя не выдать, и подумала, что уже через ночь, когда Изабелла снова сможет придти в шатер Ричарда, тому предстоит долго поднимать и опускать, прикусывать и отпускать свою невесту.

А не ее…

Утро второго дня моего пребывания в замке было, наверное, самым сложным за все время моего нахождения в этом мире. Нет, никаких дуэлей, нападений и даже любовных приключений не произошло. Меня поглотили дела. А я, между прочим, был к ним абсолютно неприспособлен. Спортсменом я был в прошлой жизни, тренером-инструктором подрабатывал, но кризисным менеджером бывать не приходилось. И подобного опыта у меня не было.

Впрочем, кризисным мне еще предстоит стать. Сейчас я, скорее, изображаю из себя руководителя финансового и HR отдела одновременно. То есть разбираюсь с подданными и имеющимися в наличии деньгами и собственностью – нужно уже завтра наказать невиновных и наградить непричастных, а также изыскать на все это средства.

С наказаниями проще – нашелся в замке палач. Кстати, отличным мужиком оказался. Все то время, что меня тут не было, хранил мне верность, на поклон к Сиверсу не пошел, а прятался по подвалам. Выполз вчера на свет, когда услышал, что я вернулся. Просто защитник Брестской крепости, а не палач. Сейчас, после длительного простоя, рвется в бой и горит желанием скорее кого-нибудь запытать во славу своего законного герцога. Ну, это я ему обеспечу. Есть кандидаты.