Илья…

Сердце подрагивает, когда это имя бегущей строкой в голове проносится. Он тоже видел те фотографии? А Палач? Он видел?

Щеки печет.

Почему он молчит?!

За окном такси, которое везет меня домой, темно. Уже половина одиннадцатого вечера, и за это время Палач ни разу со мной не связался. Это нервирует. Кожу сдирает! Я только и думаю о том, что ему скажу, если позвонит.

«Привет».

«Спасибо».

«Как дела?»

Черт.

Считая желтые фонари вдоль проспекта, я прижимаю к груди коробку со злосчастным телефоном всю дорогу, словно она – символ всех моих страданий. Ведь именно с этого чертового телефона все и началось, а теперь закончилось, но внутри меня живет тревога, которая не дает вышагнуть из этих обстоятельств так, словно ничего не было.

Именно поэтому я вызвала такси, лишь бы на автобусе не ехать. Не идти знакомой дорогой, которая теперь пугает. Потому что помню все слишком хорошо. Вот так просто – не вышагнуть!

Мурашки, которые по плечам бегут – колючие. Мысль о том, что для кого-то моя проблема выеденного яйца не стоит, тоже колется. Несправедливость печет. Выжигает внутри обиду на весь этот чертов мир, в котором только сильный выживает, а слабый – это я.

Никита ждет меня у подъезда. Ходит туда-сюда, одетый в толстовку и шорты, из которых торчат худые ноги.

– Салют… – угрюмо бурчит.

Вручив ему коробку, тихо говорю:

– С Новым годом.

Брат пялится на «подарок» с недоверием. На него, на меня. Следом идет, когда в дом захожу. Топает по ступенькам и успевает нажать на кнопку лифта сам, потому что я двигаюсь как вареная.

Еще вчера все мышцы начали болеть, будто меня в канат скрутили и обратно раскрутили. Это от напряжения. Я не знала, что так бывает. А теперь… теперь знаю.

– Не понял… – тянет взволнованно. – Ты че, киллера наняла?

– Почти… – отвечаю, прижимаясь спиной к стене скрипучей кабины.

Истина опять марширует по мне волной. Я своим секретом ни с кем не хочу делиться. Палач – мой секрет? Выходит, так. Боюсь, что, если открою рот, от смущения стану свекольного цвета, потому что не знаю, как про него говорить.

– Нет, ну правда, – допытывается. – А хуже не будет?

– Я не знаю… И так голова кипит…

– Ладно… – вздыхает. – Уже все равно дерьма палата…

– Ник!

– Сорян, – улыбается, как оболтус.

Отвесив ему легкий подзатыльник, чувствую, как внутри растекается тепло. По всему телу растекается, будто с пальцев капает. Дышать хочется. Полной грудью! Мелочь, которую раньше не ценила, а теперь научилась.

В квартире пахнет едой, но аппетита у меня как не было, так и нет.

Минуты тикают. Я знаю, что должна сделать. Должна взять телефон и позвонить, но, когда выхожу из душа, руки и ноги неподъемные. Глаза закрываются, как только головой подушки касаюсь, и на обратной стороне век лицо Палача!

Отчетливо и во всех подробностях.

В животе от этого мурашки, а в голове ясное понимание: он заставил Чупу вернуть нам телефон. С процентами. Кто из них двоих волк, а кто овца, сомневаться не приходится. Как и в том, что он сделал это небезвозмездно…

До боли закусив губу, испускаю в подушку протяжный стон.

Яна

– У тебя телефон орет! – ударяет Никита по двери ванной с той стороны.

Несмотря на то что уже почти полдень, я все еще не проснулась, но как только улавливаю в глубине квартиры сигнал своего рингтона, роняю в умывальник тюбик зубной пасты и чувствую скачок привычного адреналина в крови.

Звонить может кто угодно, но мое сердце заходится в пляске, пока, обернутая полотенцем, иду в свою комнату на деревянных ногах.

Не выпрыгиваю из кожи вон только потому, что уже это сделала. Минуту назад. Имя контакта на дисплее не может прикончить меня второй раз за это утро, поэтому смотрю на него, внутренне подбираясь.

У меня секунда на то, чтобы, пожевав губы, принять звонок, пока Палач его не прервал.

Обтерев о полотенце мокрые после душа пальцы, нажимаю кнопку ответа.

– Да… – говорю в трубку.

– Здравствуй, Яна.

Зажмурившись, прекращаю дышать.

Слышать его голос – все равно что капля горячего воска на коже. Сначала жжется, а потом привыкаешь!

– Пр… привет… – произношу, запнувшись.

И ненавижу себя за это. Почему это не лечится?!

Может, потому что я не могу рядом с ним расслабиться? Ни на секунду. Все время думаю, что сказать или лучше вообще молчать.

– Тебе вернули телефон? – спрашивает.

– Да, – выпаливаю. – Спасибо! Я очень благодарна. Очень. Я… буду стирать твои носки, если хочешь. Я…

– Мои носки стирает машинка, – обрывает. – Заеду за тобой в четыре. Возьми купальник, – сообщает.

Это огорошивает.

Паника, волнение, снова чертов адреналин.

Я не хочу…

Но подсознание твердит, что я лгунья. Отъявленная, ведь на самом деле сама не знаю, чего хочу. Его увидеть?

К черту…

– Заедешь? – спрашиваю нервно.

– Да. Есть проблемы?

– Я не знаю, я…

– Ты? – поторапливает.

Черт!

Стиснув кулаки, подбираю в голове слова так тщательно и упрямо, что они выходят из меня ровно и сдержанно:

– Если ты снова торопишься, я в твою машину не сяду.

– Ты мне условие выставляешь?

В его голосе нет издевки или претензии, но я все равно напрягаюсь.

Я его совсем не знаю. Совершенно!

Умолкнув, переминаюсь с ноги на ногу. Мне снова хочется от него сбежать. И подальше.

– Яна? – слышу свое имя в трубке.

Сглотнув слюну, тихо произношу:

– Да. Это условие.

На этот раз молчит он.

Я чувствую, как по ногам поднимается жар. Перекидывается на живот, плавит его, пока жду слов, окрашенных низким тембром голоса. Стоит признать и не выкручивать факты наизнанку – голос ему подходит. Такой же привлекательный. Десятибалльно.

– Сегодня я никуда не тороплюсь, – сообщает наконец-то. – До встречи.

Не менее ошарашенно слушаю повисшие в трубки губки.

Несмотря на то что у меня впереди есть четыре часа, чтобы переварить и принять ситуацию, это вряд ли поможет. Он даже не сказал, куда мы едем. Не сказал вообще ничего толком.

К тому времени, как со смены возвращается мама, успеваю приготовить обед и привести себя в порядок, но так долго кручусь перед зеркалом, что это не заметить может только слепой.

Проходя мимо, мама ерошит пальцами волосы у меня на макушке и говорит весело:

– Ты хорошенькая такая с этой стрижкой. Прямо как в детстве…

Я заправляю футболку за пояс легкой юбки, поглядывая на настенные часы, которые показывают без трех минут четыре.

Интуиция подсказывает, что Артур Палачев чертовски дисциплинированный тип, в конце концов он пять дней в неделю посещает тренажерный зал и делает это в одно и то же время.

Просунув палец под пояс юбки, прихожу к выводу, что сантиметры на моей талии за прошедшие две недели сильно подтаяли, но зато ушли синие круги под глазами.

– Ты тоже уходишь? – выглянув из комнаты, мама вздыхает.

Никита испарился еще пару часов назад.

После вынужденного домашнего ареста брат, кажется, тоже научился ценить некоторые вещи… и хоть в жизни нужны уроки, этот я бы хотела никогда не проходить. От него саднит. И горечь не зажевать даже килограммом шоколада. Этот урок был слишком поучительным. Слишком настоящим. Таким, от которого на душе остаются шрамы.

– Да, – натянуто улыбаюсь маме. – У меня одно дело… – говорю расплывчато.

– Только отвечай на мои звонки, – просит, зевнув. – Я спать. Тебе идет розовый, – кивает на мою футболку.

Взяв с комода рюкзак, я выскальзываю за дверь.

Двор дома и детская площадка абсолютно пусты. И если жара распугала не всех бездомных котов, которые ошивались поблизости, это делает рев мотора въезжающей во двор машины.

Стоя в тени под крышей козырька, исподлобья слежу за тем, как по аквамариновому капоту пляшут солнечные блики, пока «Ауди» Палача проплывает мимо детской площадки и останавливается напротив моего подъезда.