Посвящается Аркадию и Борису Стругацким

«… не стоит кричать в Пустоту. Ибо неизвестно кто вам отзовется…»

В.Полоша.

Начало.

Я проснулся от неприятного жжения во рту. С трудом повернув сухой язык внутри горящей полости рта я ощутил какой-то посторонний предмет. Довольно-таки упругий, чтобы быть моей рвотой и достаточно холодный, чтобы быть частью моего тела. Одновременно с моими исследованиями я непроизвольно отметил то, что остальные мои четыре чувства как-то притуплены. Или отключены вовсе. То есть я хочу сказать, что я ничего не видел- я попытался открыть глаза, но либо из-за того, что так и не смог этого сделать, либо из-за того, что находился в абсолютной темноте, я не смог заметить никакой разницы между тьмой ДО и тьмой ПОСЛЕ. Я не чувствовал ни ног, ни рук, хотя каким-то шестым чувством ощущал (знал? помнил?), что должен сейчас стоять. Я так же не ощущал никаких запахов.

Даже запахов собственного тела.

Мои попытки резким выдохом прочистить носоглотку тоже не привели к изменениям. Сенсорный вакуум продолжался.

Наконец мне удалось выдавить изо рта посторонний предмет, и я услышал странный прерывистый хрип. Мое дыхание. Словно пловец, задержавший дыхание и вынырнувший с огромной глубины, я начал шумно дышать, захлебываясь, откашливаясь и хрипя.

В этот момент надо мной зажегся свет.

Изначально было так заложено (это я тоже понял «шестым чувством»), что для того, чтобы я не ослеп от резкого света, он начинался с еле заметного красноватого, а потом постепенно раскаляясь заливал все вокруг меня своим белым сиянием. За это время зрачки успели сузиться, и я смог наконец разглядеть что же меня все-таки окружало и где я находился.

Во-первых, я был абсолютно гол.

Во-вторых, я находился внутри какой-то трубы, высотой почти в два и диаметром в один метр. Впереди меня был какой-то черный прямоугольник. Пол был немного шершавым и наклонным. Я пошевелил пальцами ног и понял, что это какой-то пористый материал, предотвращающий скольжение.

В-третьих, от меня (или ко мне?) тянулись красные шлейфы катетеров, концы(начала?) которых уходили куда-то в небольшую панель с разноцветными, мигающими огоньками. Катетеры целым пучком входили мне под кожу в местах левого запястья, поясницы, и в область висков. Странно, что я не чувствовал их до того, как увидел их.

Не успел я так подумать, как что-то внутри панельки пискнуло. Катетеры, мгновенно сменив цвет на синий, сами собой вяло спали. Свет от невидимой лампы набрал свою силу и теперь прямоугольник впереди стал просто зеркалом. Я вспомнил, что это стекло, но видимо снаружи было темно…

…я начал вспоминать…

Я- Лев Бонки. Мне одиннадцать лет.

Рост- метр тридцать.

Вес- …не помню…

Телосложение-до гиперсна- среднее.

Коэффициент мускульной массы- 0,45.

Слегка оттопыренные уши, карие глаза, тонкие губы. Голый череп без волос, как следствие долгого анабиозного цикла. Свыше…свыше… сколько свыше? Я не мог вспомнить- сколько должен был спать… видимо, я это вспомню потом. Зеркало с едва слышным шипением медленно начало подниматься вверх и по ногам ударила волна холодного воздуха снаружи. Я непроизвольно отшатнулся, но упершись спиной в заднюю стенку своей анабиозной камеры, понял, что надо выходить.

Пол был настолько холодным, что мне в начале показалось, что я примерз к нему своей голой подошвой стопы. Я неловко подпрыгнул, поскользнулся на какой-то тряпке и, едва не упав, допрыгал до маленького шкафчика. На дверце которого было моё стерео и надпись-

Бонки Лев К. Технический Экипаж.

Какая-то неприятная мысль появилась в моей голове, заставив меня на секунду остановиться и оглядеться вокруг.

Темно. Тихо. Холодно…слишком холодно…

Потом додумаю…

Я рывком открыл шкафчик и с облегчением увидел, что внутри него лежит одежда- начиная от нижнего белья до белоснежного комбинезона. На верхней полочке лежало мое кепи с эмблемой тех. персонала и какой-то брелок. На нижней- находились носки и полуботинки с магнитными подошвами. Я быстро натянул на себя все это, не переставая стучать зубами от холода.

Все. Теперь пора было и оглядеться.

Я помню, что помещение, в котором я находился сейчас- было примерно метров триста в длину и метров пятнадцать в диаметре. По оси этого отсека тянулась длинная лампа, которая должна была освещать всё цилиндрическое пространство. Но судя по всему- она не работала. Единственный источник света-это моя быстроостывающая анабиозная камера. Я также помню, что когда я засыпал, здесь было много людей. Задача одних была- проследить за всеми процедурами для погружения в гиперсон членов Первой Вахты (вспомнил- Первая Вахта Разгона), задача других- расположиться поудобней в ячейке, набрать в рот …фу-у!.. гадость…лучше б не вспоминал!.. и уснуть.

Лет эдак на двести.

Помещение называлось Анабиором. То есть это был отсек внутри которого находилось полторы тысячи анабиозных ячеек с колонистами и членами экипажа звездолета. Такими как я.

О, точно!

Я был членом экипажа звездолета «Хотира». Звездолет класса «Ковчег»! Сорок пять тысяч человек…

А где все? Почему ничего не работает? Почему никого нет из Вахты Торможения?

Я наклонился и поднял ту тряпку, о которую споткнулся в начале.

Грязно-коричневая тряпка. Какая-то плотная ткань. Скорее всего была влажной- на ровных местах искрит иней. Видно, что в Анабиоре было намного холоднее, чем сейчас. Пальцы нащупали какое-то уплотнение на тряпке, и я машинально попытался раскрыть его. Заиндевевшая ткань захрустела и поддалась.

Из-за слабого освещения я не смог понять, что же там было за утолщение. Я подошел поближе к своей камере- отметив, что свет от нее стал немного слабее, – и попытался еще раз разглядеть тряпку повнимательнее. Какие-то буквы, но трудно прочитать- грязь въелась в ткань.

«Вер…вин Александр Д. Вт…рой штур…н».

Это был шеврон дяди Саши. Да, его ячейка была слева от моей…

Все еще держа в руке остаток шеврона, я почти на ощупь двинулся к соседней камере, стараясь идти боком, чтоб случайно не загородить и без того слабый свет. Не дойдя до нее полметра я неожиданно вляпался в какую-то плотную кучу тряпья так, что чуть не упал. Глупо махнув руками и вытянув перед собой руки я удержал равновесие.

Анабиозная камера дяди Саши была пуста. Колпак был открыт, но внутри никого не было. Около камеры чернело какое-то темное пятно, от которого шла такого же цвета широкая полоса, уходящая куда в темноту.

Пытаясь разглядеть это пятно я сел на корточки. Что-то продолговатое кольнуло мне в бедро через ткань комбинезона. Вытащив из кармана брелок, я с запозданием вспомнил, что это фонарик.

Дурья башка. Хожу в темноте, а все это время ношу с собой фонарик. Только бы батарейка не села…

Светодиод вспыхнул прямо мне в лицо белым светом. После получаса темноты он чуть не лишил меня зрения. Проморгав как следует, я сел около пятна и направил луч света себе под ноги.

На полу было большое пятно засохшей крови. То, что я посчитал темной полосой- было просто кровавым следом. Я поднял к глазам шеврон- коричневая грязь, скрывающая от меня имя дяди Саши тоже было кровью. Куча тряпок, о которую я споткнулся- было остатками человеческого тела, от которого в темноту уходила «полоса темного цвета». Почему-то я не сомневался в том, что если пройти вдоль этой «полосы», от тела, можно прийти к тому месту, где сейчас стоял я.

Тут я вспомнил ещё и липкий страх сковал меня.

–Мама! Папа! Где вы?!

Пограничье.