Гринхэлм дружески похлопал риэлтора по плечу:

– Идёмте, Хэмминг. Наш повар сегодня приготовил специальное блюдо.

– Звучит заманчиво, – сказал риэлтор, выходя вместе с Гринхэлмом из библиотеки.

– О, это будет прекрасно, – глянул на него Ричард, перебросив зелёную тонкую книжку из одной руки в другую.

– Надеюсь, ставки будут не слишком высокими? – натянув ухмылочку осведомился Хэмминг.

– Неужели вы боитесь проиграть?.. Здравствуй, милая, – Ричард поприветствовал проходившую мимо Кэтрин.

– Здравствуй, папа, – улыбнулась отцу Кэтрин. – Мистер Хэмминг.

– День добрый, – учтиво поздоровался риэлтор.

Возникла небольшая пауза, в ходе которой Кэтрин немного замешкалась, оставшись позади продолжившего идти Ричарда и неспешно шагавшего рядом Найтблюма. Глянув через плечо Хэмминг заметил как Кэтрин крепко сжала в руках белый кружевной платок и потупила взгляд.

– Нет, – продолжил разговор Хэмминг.

– Тогда почему же? – спросил Гринхэлм.

– Я боюсь выиграть слишком много.

– Не бойтесь, Хэм, – холодно ухмыльнулся Ричард, – выиграть слишком много невозможно.

Лакей открыл высокую дверь и Ричард с Хэммингом вошли в обеденную залу. За столом которой уже расположилась почти вся семья Гринхэлмов. За исключением Лэйна, Виктории и Дэкстера.

– Музыку, Карсвелл, – обратился Ричард к дворецкому, выставлявшему поднос на стол.

– Сию минуту, сэр, – покорно ответил Карсвелл.

«Ну, что же», – подумал риэлтор, поймав на себе взгляд Марты, – «игра начинается».

Глава 7 Приманки

Если бы Хэмминг был актёром, то по завершении ужина мог бы с полной уверенностью сказать, что прекрасно отыграл свою роль.

Несколько колких слов от Марты, пару каверзных тем от Ричарда и один запечёный молочный поросёнок на столе. Забавное сочетание.

Вечер прошёл, как и оговаривалось, за игрой в холдэм.

Однако ничем серьёзным шуточные ставки не обернулись. Все игроки вели себя довольно осторожно.

Потом к игре присоединился Лэйн, который прямо-таки ворвался в зал.

– Подскажите, Хью, – не отвлекаясь от игры обратился Хэмминг к вошедшему верзиле, – вы всегда врываетесь в помещение с грохотом целого военного отряда.

– Всегда и в любое, – процедил здоровяк, стараясь не только держать себя в руках при гостях, но и постараться выглядеть остроумным.

– Тогда представляю как вы врываетесь в туалет, – заметил Хэмминг с серьёзным видом стукнув по столу двумя пальцами. – Чек.

Присутствующие засмеялись, Ричард чуть было не поперхнулся виски, а Чарльз, наблюдавший игру уже в качестве зрителя вовсе расхохотался, при этом даже хлопнув брата по плечу.

– Ты смеешь меня высмеивать при присутствующих здесь людях, риэлторишка? – возмутился здоровяк, сжав мясистые кулаки.

– Остыньте, Хью, это же шутка – обратился к нему Чарльз.

– Я только тебя забыл спросить, – обернулся неандерталец, ткнув в него пальцем.

– Никто над вами не насмехается, – отчуждённо бросил Хэмминг. – Но если посмеете устроить здесь драку, вылетите отсюда первым же рейсом.

– Он чертовски прав, – отчеканил сидящий за игровым столом Ричард, поднявший ставку и вместе с ней свои глаза на Лэйна. – Успокойтесь, Хью. Живо! Если не собираетесь играть, тогда сядьте в стороне.

Лейн некоторое время стоял неподвижно. Свет нескольких конических ламп над головами играющих прекрасно освещал игровой стол, покрытый сочным зелёным сукном, а вместе с тем и ширинку Лэйна, который практически вжался в стол.

– В таком случае я сыграю, – заявил более холодным тоном Хью.

– Тогда отойдите для начала от стола и присядьте наконец! – рявкнул Гринхэлм.

По правде говоря, Хэмминг не понимал причину столь лютой ненависти Хью. Возможно она была весьма проста – Лэйн видел в нём конкурента, угрозу его авторитету, каким бы малым тот ни был на самом деле, при этом он был чертовски злопамятен и не привык проигрывать, тем более, когда дело касалось физической силы.

В ходе игры, Хьюго неоднократно предлагал играть на "настоящие" деньги и явно пытался выбить риэлтора из колеи. В ответ, Хэмминг показал только собственную невозмутимость, и даже убедил Хьюго снизить свои ставки на один порядок.

Риэлтор без особого труда обставил именно что любителя перемахнуться в карты и быстро вывел его на чистую воду. Здоровяк совершенно не умел блефовать.

Ну, а после при свидетелях сделал его себе должным на сто пять тысяч фунтов плюс его галстук, показав тому, что покер дело не его ума.

Однако, разгромив Хьюго пять раз подряд, Хэмминг совершил жест доброй воли и великодушно простил ему долг, при условии что тот никогда больше не будет играть с ним в карты.

Лэйну не оставалось ничего кроме как, стиснув зубы, согласиться и пожать ему руку. Только руку обидчивый неандерталец пожать отказался.

Пока Хэмминг показывал себя с лучшей стороны, довольно быстро завоёвывая расположение семьи. Своим умением быть твёрдым и легко держать удар он заслужил уважение среди мужчин, своим же великодушием он завоевал расположение женщин.

Всё шло весьма неплохо.

Вечер прошёл прекрасно, а ночь великолепно.

Когда призрак обнажённой Марты покинул его комнату, Хэмминг, лёжа в постели, отметил про себя, что миссис Гринхэлм была далеко не холодной женщиной, когда дело доходило до постели. Выдохнув и улыбнувшись, риэлтор подумал, что для полного счастья ему не хватает совсем немного.

Кто знает, может после того как он отвоюет себе это поместье, то сможет уйти в отпуск. Но для этого нужно было хорошо потрудиться. Закинутые им приманки начинали потихоньку срабатывать.

Хэмминг закрыл глаза.

В ожидании сна он вспоминал разговор с Ричардом в библиотеке.

На самом деле Найтблюм знал намного больше, чем рассказал Гринхэлму.

Его прапрадед был садистом и, можно сказать, даже безумцем. Этого действительно не стоило говорить никому. И забитый до смерти несчастный – самое безобидное из его деяний.

Прапрадед Хэмминга не просто увлекался эзотерикой, он был фанатичным искателем тайного знания. И мода здесь была совершенно ни при чём.

По некоторым обрывочным сведениям, полученным в основном из записок его дочери, риэлтор узнал, что Джоффри вёл весьма скрытный, если не сказать затворнический образ жизни.

Большую часть времени он проводил в своём кабинете, как явствовало из сведений в дневнике Мэйпл – поздней дочери Джоффри. Она была его единственным потомком, но их общение сводилось к минимуму. Она практически ничего не знала о собственном отце, с которым жила в одном доме. Он был суров и жесток к окружающим, ненавидел каждого, кто смел просить его о чём-либо. Обезоруживающая улыбка, создавала у редко навещавших его родственников ошибочное ощущение благодушного к ним расположения. Резкий юмор и отвращение к распитию спиртного вызывали уважение среди простых рабочих, к которым он относился чуть менее нетерпеливо, пока те выполняли свою работу.

Несмотря на то, что отец Мэйпл был суровым, а порой жестоким человеком, к ней он относился нейтрально. Ненависти и презрения в его глазах она не наблюдала. Простое безразличие девушка уже принимала как знак его расположения. Однако Мэйпл не смела перечить отцу, когда становаилась редким свидетелем его расправ над слугами. Она молча убегала в свою комнату и плакала там, не понимая такой жестокости по отношению к людям.

В дневниках также отмечалась, в свойственной молодой женщине манере преувеличивать, безжалостность её отца. Однажды, Мэйпл стала видетелем драки между Джоффри и неким Томасом.

Томас бесцеремонно явился во владения Джоффри, прискакав верхом на коне, и стал ожидать у входа. От приглашения войти в дом наездник наотрез отказался и стал что-то требовать у лакея. По всей видимости, чтобы владелец сам вышел к нему. И, спустя четверть часа, он всё-таки добился своего. Джоффри появился на пороге, отпустил лакея и остановился на ступенях в ожидании незваного гостя.