– Можно без отчества, но на «вы», – добавил он после приветствия.

– А я – Ирина. Можно без «вы». Я ваша новая секретарша.

– Прекрасно. Пойдемте. – Сергей жестом пригласил Ирку проследовать за собой. – Сценаристов у нас шесть человек, кроме них – я и вы, да еще два редактора. От вас требуется отвечать на звонки, уносить, приносить что попросят, кофе варить, ходить за почтой, следить за всем, а главное – выпроваживать непризнанных гениев, то есть субъектов, которые мнят себя талантливейшими сценаристами и неизвестным мне способом прорываются сюда, хотя на входе у нас охранник, не пускающий посторонних.

– Так как же я их выпровожу, если им и охранник не помеха?

– Взашей. Да, еще кое-что… Почту придется сортировать по той же причине, нужную корреспонденцию ко мне на стол, а сценарии тех же гениев в помойку.

– Все?

– Без исключения!

– А если там и правда есть талантливые?

– Один на миллион. Стоит из-за него терять драгоценное время такому занятому человеку, как я, если у него в подчинении шесть профессионалов, а?

– Нет, конечно, – согласилась Ирка вслух, хотя мнение своего начальника не разделяла.

Она засела за телефон и, когда отвечала на десятый звонок, в приемную буквально ворвалась симпатичная веснушчатая девушка, которая, увидев Ирку, сверкнула улыбкой и громко сообщила:

– Я – Валя.

– А я Ира.

– Я знаю, как тебя зовут, – заверила Валя. Затем, прошагав к Иркиному рабочему месту, она плюхнулась прямо на стол и заговорщицки прошептала: – Не дай умереть от любопытства, скажи, ты его любовница?

– Чья? – не поняла Ирка.

– Себровского, кого ж еще?

– Разве любовницы миллионеров работают?

– В основной своей массе нет, но попадаются среди них жутко честолюбивые особы, которым хлеба не надо – работы давай. Ты не из таких?

– Ну…

– Так я и думала! Для виду, значит, в секретаршах посидишь, а потом Гогоша Сергуньку пинком под зад, а тебя на его место.

– Гогоша? Ты о Себровском? – рассмеялась Ирка.

– Только ты ему не говори, что я так его называю, это я любя. Ладно, Ирка, скажи честно, было че у вас?

– Не было у нас ничего. Никакая я не любовница, просто хорошая знакомая по его подшефному региону. К тому же, как вы говорите, честолюбивая, поэтому и попросила перевести меня в столицу, а Игорь не смог отказать.

– Игорь, значит?

– Ты его Гогошей называешь, но ведь не любовница, правда?

– Да я бы за счастье посчитала! Беда в том, что он – как айсберг в океане. Непокобелимый.

Ирка рассмеялась – последнее словечко ей очень понравилось.

– Ну уж если ты его не покобелила, то я, с моей-то скромной внешностью, и подавно.

– На комплимент нарываешься? – фыркнула Валя. – У тебя внешность – высший пилотаж. Классика, Гогоша таких любит. Ир, ну признайся, что там у вас было, а?

Ирка отрицательно мотнула головой. Валя, не поверив ей, надулась и убежала. Но уже на следующий день вновь явилась к новой секретарше с визитом, и совсем скоро девушки стали закадычными подругами.

Прошло три месяца с той поры, как Ирка начала работать в агентстве. Теперь она получала пятьсот долларов, имела подругу, пару приятелей и строгого, но справедливого начальника. Жила она в том же общежитии, что и по приезде, но в скором времени собиралась вместе с Валей переехать на съемную квартиру.

Было время обеда, и почти весь персонал отправился в кафе перекусить. Ирка же трапезничала за своим рабочим столом – на забегаловки денег не было, поэтому обычно она обходилась бананом и парой пшеничных хлебцев, другим же объясняла свое нежелание питаться в блинных и пирожковых строжайшей диетой. Только она очистила банан и приготовилась отправить его в рот, как услышала недовольный голос Полины, отвечающей за приемку и сортировку почты:

– Ты что это, красотуля, за корреспонденцией не пришла? Сама я, что ли, вам всем носить буду?

Та брякнула на стол пачку писем, оказавшуюся как всегда неимоверно толстой, а все потому, что Полина из вредности всю ненужную корреспонденцию пихала в ячейку «сценаристов» – так их отдел именовали в народе, то есть в агентстве.

Доев банан и почувствовав себя еще более голодной, чем до обеда, Ирка вывалила на стол предназначенные на выброс творения. Просматривать их она начала с самого первого дня – в надежде отыскать что-нибудь стоящее. Надежда оправдалась, Ирка, к своему удивлению, обнаружила несколько очень интересных сценариев. Однако содержание остальных сотен писем наталкивало на мысль, что люди, писавшие их, либо страдают манией величия, либо ничего не понимают в искусстве.

– И чем это мы тут занимаемся? – раздался грозный голос, принадлежащий Иркиному начальнику.

– Перебираем почту.

– А по-моему, читаем дребедень. – Сергей взял со стола первое попавшееся письмо и зачитал вслух: – «Я очень пахож на Бандераса, снимите миня в рекламе…» И на такого вот грамотея ты тратишь свой обеденный перерыв?

– Но я уже отыскала несколько классных сценариев. По одному, например, можно снять отличный ролик о вреде курения, посмотрите…

– Я же тебе сказал – в урну!

– Но вы только взгляните! Сами убедитесь, что без разбору все выкидывать просто грех.

– В урну!

– Но три хорошие работы за несколько месяцев – прекрасный результат. Вы говорили, что один на миллион, а получается на сотню.

– Знаешь, Ирина, ты меня достала. Делай что хочешь, но только не в ущерб своей работе. Ясно?

– Ясно, босс. – Ирка демонстративно-покорно потупилась.

– И не паясничай.

Она склонилась над столом, мстительно думая: ничего, и на ее улице будет праздник. Несмотря ни на что, она добьется уважения, понимания и, чем черт не шутит, восхищения.

В то время когда Ирка строила честолюбивые планы, ее брат сидел в беседочке, потягивал пиво и размышлял. Занятие сие ему страшно не нравилось, ибо напрягать извилины он не любил, тем более что умственный процесс мешал наслаждаться любимым напитком.

И все же Лешка иногда задумывался над тем, почему он так порхает по жизни, не анализируя свои поступки, не планирует завтрашний день, даже ни о чем не мечтает. Это же противоестественно. Он не читает книг, не интересуется международными новостями, не любит торчать у телевизора, зато лежание на диване с бутылкой пива и без единой мысли в голове для него самое приятное занятие. Остаются, конечно, девушки, но и они его не увлекают серьезно. «Лимит любви, отведенный на нашу семью, давно исчерпала наша матушка», – так говорит умница Ирка, драгоценная сестра.

В чем-то она права – ни один из Лелиных детей никогда не терял головы из-за любви. Например, еще недавно Лешка балдел от Гали, а теперь испытывал к ней лишь легкую симпатию.

Познакомился он с Галей два месяца назад у нее дома – Лешка пришел по вызову чинить газовую плиту в огромный трехэтажный коттедж директора местного мельзавода Пахомова. Дверь ему открыла хозяйка дома – Галина Пахомова, миниатюрная рыжеволосая женщина лет тридцати пяти. Она проводила Лешку в кухню, а когда он устранил поломку, набросилась на него в прихожей и страстно, со стоном, начала целовать, гладить его мускулистые плечи, прижимаясь всем телом. Такого напора Лешка не выдержал, хотя понимал, что связываться с замужней женщиной опасно, тем более что Галин супруг человек не ординарный и рога свои безропотно носить не станет… Но в тот момент, когда ее мягкие губы скользили по его голой груди, здравый смысл улетучился, оставив Лешку наедине с горячим желанием.

Видеться они начали раз в неделю, иногда два, но всегда днем, чтобы не застукала Галина школьница дочка. Галя влюбилась так, как никогда не любила мужа. Лешка тоже увлекся, но головы не терял. Впрочем, как всегда. Ему нравилось, как она занимается с ним любовью, как носит ему в постель кофе и его любимые пирожные, как откровенничает и признается в любви, а с недавних пор – как делает подарки. Однажды Галя предложила ему денег, увидев, в каких обносках он ходит, но Лешка не взял и, оскорбившись, неделю ей не звонил. Галя поняла свою ошибку и с тех пор преподносила подарки, приурочивая их к праздникам.