Поначалу я Салтыкова даже не узнал. Настолько фото улыбающегося парня из личного дела отличалось от сидевшего передо мной мужчины. Побитые сединой тёмные волосы, глубокие морщины на лбу, переносице, вдобавок к порванной губе, вертикальный шрам под левым глазом на щеке (такие характерны для пилотов шагоходов из-за раскалывающегося в бою визора надевающегося поверх шлема. И всё-таки это был он. Постаревший лет на двадцать. Не пожалела жизнь мужика. Странно, но я почти физически почувствовал волны грусти шедшие от этого человека. Не зря фермеры, описывая майора сказали, что он грустил.

Присев рядом, я приветливо улыбнулся и осторожно опустил поднятую руку Валерия, намеревавшегося подозвать к себе бармена.

– С тебя хватит. Поговорим.

17. Старый друг

Пуля из крупнокалиберного пулемёта вражеского шагохода уничтожила булыжник у моих ног. Вторая разнесла в щепки дерево приткнувшееся на склоне справа, а от третьей и четвёртой я уклонился, переключив КПУЗД в режим форсажа.

На ходу выпустив две длинные очереди из штурмовой винтовки по редкой цепи пехоты позади трёх «Преторианцев» паровозиком замерших посреди горной дороги (ИИ услужливо отметил уничтожение сразу трёх противников) я, пока Салтыков и Яна рвали на части вражеских боевых роботов, поддержал огнём Горелова, Кирсанова и Сергеева, которые ударили по противнику из небольшой лощинки позади сломанного конвейера когда-то доставлявшего сюда руду из рудника.

* * *

– Спасибо, Катя. Очень вкусно! – поблагодарил Калашникову за обед я, разглядывая сидевшую в одиночестве у окна Бородину.

Меланхолично жуя она смотрела на какую-то мелкую серую птичку долбившую клювом по подоконнику.

Нет, ничего у нас с ней не было в тот раз. Просто выслушали друг друга и пошли спать каждый в свою комнату. Однако в душу она мне определённо запала и за прошедшие дни я несколько раз думал о Светлане. Впервые после смерти супруги я думал о другой женщине. Вот только пока не разобрался искренний это интерес или жалость. Если первое, то тут торопиться не следует так как не уверен, что готов к каким-либо романтическим отношениям. Если второе, то вообще не надо. Жалость как чувство к симпатичным женщинам занимает в моём личном рейтинге одну из низших ступеней. Ничего хорошего на ней не выстроишь.

Пилик-пилик! – сообщение, полученное на личный коммуникатор от Горелова, заставило меня покинуть столовую.

* * *

– Снова Лоза? – угадал я, входя в кабинет и увидев знакомого толстяка с хвостиком волос на затылке.

Слава просто кивнул, а посетитель, соскочив со стула испуганно залепетал:

– Алексей Александрович, они вернулись! Я про самураев этих! Они своих ищут на руднике, а вы же там всё взорвали и всё что они спрятали с собой увезли!

– Ну не всё. Кое-что мы вам передали. Успокойся Клим, присядь, – произнёс я, опуская тяжёлую руку на плечо колониста. – Мы же с вами договор заключили, значит обязаны защищать. Сейчас всё решим. Посчитали сколько их?

Мужчина только кивнул.

– Сколько?

– Три боевых робота «Преторианец», один «Комит» и полторы дюжины пехоты.

Такая точность объяснялась тем, что мы выдали колонистам имперскую брошюру с изображениями и описаниями шагоходов потенциальных противников. Буклет был старый поэтому в ней даже трёхмерные изображение машин Лиги Свободных миров имелись, теперь-то вошедшей в состав Империи.

Немного подумав я через компьютер активировал сигнал тревоги согласно которому все беннигсенцы должны были занять предписанные им места согласно расписанию на этот случай.

* * *

На Лозу со мной и Славой полетели Кирсанов, Сергеев, Мальцев и оба пилота шагохода. Пора было испытать в бою связку Яна-Салтыков. Всё-таки месяц уже вместе тренируются. Сколько боеприпасов извели жуть.

Лексина отрывать от занятий я снова не стал. Пусть работает пока запал не иссяк. Он настоящий Макаренко в изложении военной подготовки оказался.

Нашли противника мы быстро. Мальцев за штурвалом «Неясыти» срисовал их на полдороги к городу. Вереницей стальные гиганты поднимались по горной тропе. Всё-таки решили гады покошмарить местных. Вполне ожидаемо.

Устроили им классическую засаду. Ребята спрятались в лощинке на склоне, а шагоходы укрылись в куче породы с железной рудой. Яна-то просто посадила робота на колени спрятавшись за одним из холмиков, а вот Салтыков ловко оседлал одну из горок словно трон. Будто там всегда и был.

Надо сказать, что майор мне бросить пить не обещал. Он вообще больше молчал. Зато посчитал справедливым, что вылетит из ЧВК если я увижу его пьяным или хотя бы унюхаю запах алкоголя. Сомнения у меня всё ещё были, но в тоже время я понимал, что забота о ком-то сейчас для Салтыкова лучшее лекарство.

Кто ж знал, что на следующее утро он к чёртовой матери разберёт оба наших «Барсука». Да-да именно, что разберёт! Справился в одиночку ещё до обеда.

Я аж весь похолодел так как армейские шагоходы это тебе не секционно-модульные «фермеры» и «погрузчики». Внутри у них до хрена всякой сложной канители… а вдруг не соберёт как надо? Или соберёт, а функционировать они нормально уже не будут?

Всё обошлось. Правда лишние запчасти остались.

– Что значит это вам не надо? – удивился я, разглядывая несколько деталей шагохода лежащих у моих ног на полу ангара.

– Это лишнее, – пожал плечами Салтыков даже не взглянув на железки.

– Это между прочим блок самоуничтожения для шагохода в случае захвата, – нарушил тишину остановившийся позади Копалыч-Фомин вытиравший руки ветошью. – А это предохранитель отключающий систему дабы перегревшаяся машина не взлетела на воздух.

– Вот видите, – вздохнул Салтыков сложив руки на груди, – зачем нам тяжеленный блок с силиконовой взрывчаткой и ненужный предохранитель превращающий машину во время боя в ненужный хлам.

На это мне ответить было нечего. Нет, то есть наоборот я много чего хотел сказать майору, но внезапно передумал, вспомнив как классно он модернизировал наши шагоходы в два с половиной раза увеличив боезапас.

Первый «Преторианец» взорвался разноцветными огнями рухнув на обочину дороги ещё до того, как мы перебили всю пехоту (наши «Ливни» и «Мономахи» пробивали азиатскую броню весьма успешно). Второй, получил серьёзные повреждения – огонь из пушек наших «Барсуков» оторвал ему одну из рук и снёс существенную часть брони с груди и с поверхности левой ноги. Несколько кратких мгновений и точный залп нурсов Салтыкова заставил уже повреждённый боевой робот рухнуть на колено, а оказавшаяся позади Яна просто разнесла в куски ему кабину выдав целую серию выстрелов из скорострельной пушки с расстояния в метр-полтора.

Пока ребята брали в клещи последний шагоход. Мы вчетвером взяли в круг лёгкий «Комит» огрызавшийся не слишком точными очередями из тяжёлого пулемёта. Попасть в КПУЗДы ему при всём желании пока не удавалось.

Воспользовавшись тем, что пилот отвлёкся на дружно открывших по нему огонь пулемётчиков, я взлетел по правому боку машины наверх и прижавшись корпусом «лисёнка» к фонарю кабины выпустил по ней в упор заряд из плазменной пушки установленной на плече защитного костюма.

Крак! – бронированное, жаростойкое стекло лопнуло, кабину заполнил оранжевый огонь, и лёгкий робот разлетелся на части взрывом отбросив меня в сторону. Перекувырнувшись в воздухе, я задействовал джамперы и мягко приземлился на землю, чтобы как раз увидеть, как последний из «Преторианцев» превратился в огненный цветок мака.

* * *

У самого входа в Камелот (так я теперь про себя называл музей-крепость) нас встретил Мамонтов исполнявший сегодня обязанности дежурного. Бросив ладонь к виску, он буднично, в своей неторопливой манере, доложил:

– Господин подполковник, у нас всё хорошо. Без происшествий. На полигоне идут занятия с новичками.

– Спасибо, Вадим, но я майор, – сказал я, расстёгивая комбинезон. На улице стояла золотая осень и солнышко ощутимо припекало. – Что-то ещё?