Заходя к нам в гости, Рафаэль все время садился на пол в позу лотоса, перебирал четки и рассказывал о том, как к нему приходили инопланетяне. Порой произносил загадочные имена, делал непонятные рисунки и повторял мантры, которые, как мне сейчас кажется, сам придумывал.

Папа очень любил Рафаэля, а вот мама называла его отлетевшим дебилом.

Недавно я рассказывала маме по телефону о том, что во время практики энергодыхания у Полины Према я впервые ясно «увидела» картинки, которые потом действительно воплотились в жизнь. «Выходит, мам, отлетевший дебил – это теперь я».

И если уж мой рассказ стал напоминать аудиокассету, которую, надев на карандаш, перематывают туда-сюда, то вот еще одно воспоминание из детства.

Помню, как папа, работающий на гидроэлектростанции, обнаружил плывущее по течению сокровище (по мнению мамы, собранное из букв г, о, в, н) – 100 килограммов маргарина! С ним решено было поступить так же, как и с любыми другими палками, бутылками, яблоками, ветками – принести домой!

Идея, как преобразовать этот маргарин в полезный продукт, пришла сразу же: папа полностью растопил его и аккуратно разлил по бутылкам, чтобы зимой разжигать отсыревшие дрова.

В тот же год к бутылкам с маргарином в наше имение, состоящее из дома и сараев, подселились наклейки для Pepsi, от которых избавился местный консервный завод. Наклеек было столько, что мы потом еще лет пять делали из них записки на базар и мастерили блокноты.

Пачки наклеек, ряды бутылок с маслом, металлические буквы, арматура, доски прятались по всему нашему участку от маминых: «Ты выкинешь это когда-нибудь или нет?!»

Вы догадываетесь, как огромен был восторг папы, когда он прилетел ко мне в Дубай и попал в операционный центр или, если говорить проще, на склад моего бизнеса?

Когда мы ехали туда, папа не понимал, что его ждет. Внутри ангара было прохладно, обдавало дыханием травы с примесью полиэтилена. Для кого-то – нестройный дуэт, но флористы знают: так пахнет утро, когда приходит новая партия цветов.

Повсюду были люди – человек 10–15. Все заняты делом: одни выгружали флористическую пену, другие раскладывали ткани, сетки, бумаги для упаковки цветов. Ветки, стоящие в углу, терпеливо ждали своего часа, чтобы стать арт-объектом.

Я смотрела на папу и понимала, что в его душе происходит нечто большее, чем восхищение ангаром: он оказался там, где есть место волшебству. Очень много места.

– Неужели это все твое? – папа, конечно, знал, чем я занимаюсь, но не был посвящен в масштабы. – Знаешь, Ириш, теперь я могу умереть спокойно: у тебя есть все!

Умирать, конечно, никто не собирался, но на волне эмоций у нас случился разговор по душам. Кажется, я тогда впервые почувствовала, что папа признал мой гений, и поймала себя на мысли, что в случае чего мне не о чем будет жалеть. Я сказала папе спасибо за все. Сказала – и стало так легко.

Между точкой А и точкой Б, между моментом на кассете жизни, где я гуляю по свалке, и «успешным успехом», есть часть, которую мой мозг тоже перематывает, не хочет вспоминать. Позади упорный труд, нервные срывы и 1,5 года рабства…

Все началось с того, что моя мама, очень умная, образованная женщина из интеллигентной семьи, потеряла работу.

В 90-е это было несложно: немного пертурбаций в Теплоэлектропроекте – государственном институте, и вот уже востребованному инженеру не платят зарплату несколько месяцев и в буквальном смысле оставляют голодным.

Возможно, именно поэтому мама выбрала уйти в агрономы: они всегда знают, как вырастить из семечка еду, и забрала с собой самое ценное – инженерное мышление. Она начала проектировать теплицы, постоянно совершенствуя все процессы. Например, если шпагат или бечевка, которыми подвязывают помидоры, гниют, то мы меняем нитки на капроновые колготки. Если листья растений для продажи недостаточно эффектно выглядят, их надо смазать молоком – вода испарится, а жир останется блестеть.

Какое-то время у нас даже жила коза. А что? Очень выгодное вложение. Если корову в поселке держит каждый второй, то козы – редкость. Да и к тому же козье молоко можно и грудничкам, и аллергикам. Значит, целевая аудитория, как сейчас принято говорить, расширяется. Коза, правда, жила недолго – пока не повадилась съедать в теплицах все наши труды подчистую.

Мама умела все систематизировать и масштабировать. А еще выстраивать мощные коллаборации, пусть раньше мы и не знали этих умных слов.

После того как мама нашла партнера по имени Рубен, наша жизнь существенно изменилась. К нашему дому все чаще стали приезжать фуры с импортным товаром – таких комнатных растений, пальм, орхидей мы не видели никогда. Дом заполнили коробки, цветы, кустарники, необычные подсвечники и диковинные вазы.

И вот уже нас приглашают озеленять крупные тресты и дома первых лиц Узбекистана. А я увидела другую жизнь: богатых людей, их резиденции, показы мод, закрытые ужины, на которых присутствуют министры, приближенные президента, звезды.

Мама показала мне, как можно изменить реальность. Устала ездить на заказы на автобусе по 2 часа в один конец – получила водительские права. Сделать это в 90-е в Узбекистане женщине – означало нарушить вековые каноны.

Мама показала мне, как прекрасно быть женщиной даже в мусульманской стране, если не следовать стереотипам. Она строила теплицы, летала за закупками в Таиланд, привозила новые растения и постоянно совершенствовала рабочие процессы.

Мама не учила – она показывала на своем примере, что ни возраст, ни пол, ни профессия не должны тебя останавливать, если ты хочешь выучить что-то с нуля. Этот урок я усвоила прекрасно.

Когда мне было 12, тот самый Рубен, партнер, а теперь и друг открыл свой дом цветов «Гудвин». Рубена прозвали, ожидаемо, «Великий и Ужасный», а для меня он стал ментором, учителем, наставником. Или даже вторым отцом.

Этот человек первым разглядел мои способности. Под его руководством я выросла из простого помощника в арт-директора. Он помог мне поехать в Москву на обучение флористике и даже спонсировал год учебы.

Мой цветочный отец и сейчас то во Франции на выставках, то в Корее, то делает цветочное оформление узбекской Недели моды.

Но вернем кассету на мои 20. Я уже богата: от папы мне достался креатив, от Рубена – мастерство, а от мамы – коды предпринимательства. Я зарабатываю больше своего дедушки-инженера, приобрела машину и квартиру.

Так отчего же я сижу в кабинете врача и рыдаю в голос?

Тучная женщина в белом халате пытается выяснить, что со мной, в чем причина моей внезапной истерики. А я не могу выдавить из себя ни слова, мне ужасно больно, грустно, плохо и сопливо. Я просто не вижу смысла жить. В голове вертится вопрос: «И это все? Это то, ради чего я здесь?» Казалось, я добилась всего, о чем мечтала, и не понимала, куда мне еще расти в Ташкенте.

Еще пара каких-то фраз, и судья с фонендоскопом и одышкой выносит мне вердикт: «У тебя, деточка, депрессия».

Диагноза такого, понятное дело, не существовало, а значит, и лечения мне назначить особо не могли. Зато дали совет, который разделил мою жизнь на «до» и «после»: «Тебе нужно путешествовать, слышишь? Если уедешь куда-нибудь подальше, сменишь город или даже страну, то все наладится».

Я мысленно перебираю места, в которые могу сейчас отправиться, и быстро останавливаюсь на Дубае. Точно! Там живет моя старшая сестра, и сейчас это самый простой вариант для нас.

Мы с врачом прощаемся, я закрываю дверь и смеюсь про себя: доктор прописал мне Дубай! Такого нарочно не придумаешь! Пожалуй, это первая медицинская рекомендация, которая не вызывает у меня отвращения и которая мне точно нравится.

Тогда я еще не представляла, как ошибалась…

Нет, первое время все было как в сказке. Без знания языка я нахожу себе работу, получаю рабочую визу и улетаю в Эмираты. Навсегда.

Мое первое теплое воспоминание: я выхожу из дубайского метро, а передо мной жизнь, которую даже по телевизору не показывали: яркое солнце, раскидистые пальмы, летающие вагоны наземного метро, обжигающий воздух и какой-то совершенно новый запах. Мимо пролетают дорогие или очень дорогие автомобили, проходят красивые люди, по обеим сторонам дороги роскошные здания, а я, маленькая девочка из Узбекистана, иду здесь на работу. Это был другой мир. Мир изобилия, роскоши и денег.