Под моими ногами обломки железных клыков и хлопья сброшенной в линьке и обглоданной солнцем и ветрами кожи, над головой – забывшиеся в ритуальном хороводе черные вороны. Смрад режет глаза и разъедает ноздри. Я в урочище гигантского, истекающего слизью дракона. Еще и жара невозможная: по-видимому, огнедышащий этот дракон.

Мама строго-настрого запретила мне сюда ходить, и крылатые прислужники чудовища тычут меня в это носом, орут прямо в макушку: «Зр-р-ря! Зр-р-ря!» Испугаться и убежать?..

Я умею не слушаться и не бояться. Каждый день, отыграв роль прилежной ученицы, я обретаю свой истинный облик – фантазера, авантюристки, отважного безумца, и, оставляя за закрытой дверью школы всех учителей, которых терпеливо слушала на уроках, мчу к главному Учителю.

Он там, в недрах драконьей пустоши. Я увижу его не сразу, но, как только глаза найдут искомый силуэт, тут же сердце подуспокоит бег и наваждение рассеется: шкура зверя станет обрывками клеенки, клыки – прутьями, урочище – свалкой. Городской, на минуточку, свалкой.

Сломанные шкафы, старые ванны, избитые жизнью картонные коробки всех размеров и мастей… Среди доживающей свой век рухляди – Он. В истонченных временем и вытянутых на коленях трениках, в неопределенного цвета рубашке, когда-то маркированной как «оливковая».

То, чем он занят, на мгновение возвращает меня в жуткую и вместе с тем завораживающую фантазию: в сражении с невидимыми силами Учитель пытается отвоевать бесценный артефакт. Рывок, еще рывок, и вот пластина из, буду считать, невообразимой ценности металла, по форме напоминающая букву Ш, будем думать, что это таинственная руна, – в его руках. Струйки пота прокладывают затейливый рисунок по эпично запыленному лбу.

Довольный, мой герой размашисто вытирает лоб, кладет трофей в тележку, неожиданно простенькую в контексте происходящего, и зорко всматривается в завалы, разгребая их ногой, – зов отыскивать сокровища не дает ему покоя.

– Пап! – громко, насколько позволяет ситуация, кричу я и взмахиваю левой рукой. Правой я спасаю себя от вони, затыкая нос. – Ну что, опять клад?

Знакомьтесь, это папа. Нет, он не бомж. Не сумасшедший. Просто он вот такой чудесный человек, служение которого – искать чудесные вещи. Искать, спасать из тлена, вдыхать в них жизнь. Вдыхать, конечно, уже не здесь, а там, где возможно вообще дышать.

Довольные, мы с папой бредем уже в свое урочище: домой. Он – в ожидании увлекательной работы: предстоит дать новое прочтение спасенной от ржавчины Ш. Я – в ожидании люлей от мамы за то, что опять нарушила все кодексы, заветы и допустила мысль, что я не прилежная ученица, а подмастерье мастера – бесстрашного, неудержимого, обладающего даром видеть сокровища среди дерьма.

И вот мне 38. Меня зовут Ирина Галстон. Я лечу на своей новенькой «Инфинити» по Джумейре, наслаждаюсь тем, что жара наконец спала, слушаю Don’t stop me now и вдруг резко бью по педали тормоза. Это что за красота? Стул! Прямо посреди помойки.

Ловкими движениями я отвоевываю стул у гнили, которая уже успела изрядно изъесть сиденье. В это же время мозг уже проектирует новый образ находки: так, второе дно из проволоки, чтобы стул выдержал горшки с землей; цветы, посаженные в эту землю; подберу их так, чтобы вместе они создали волнующую глаза и сердце композицию.

И где ей волновать сердца, как не на побережье Красного моря: сфотографированный на фоне Бурдж-Халифа стул, еще вчера списанный со счетов, а сегодня благоухающий великолепием, станет красноречивой метафорой возрождения жизни в Дубае.

Отлично! Дело на вечер найдено, осталось придумать, как загрузить метафору, чтобы не испачкать светлый салон авто.

Этот салон перевидел многое: собранные с обочин ветки, доски, шпон, металлические балки. Самые богатые прииски Эмиратов – это, конечно, свалки в промышленном районе Аль Куз. Тут лежат буквально готовые арт-объекты, только разобранные по частям: забирай свой клад, соединяй, вдыхай идею.

«Зр-ря, зр-ря!» – несется с высоты. Не действуют на меня ваши наговоры и збговоры. Я отважный безумец. Я неудержимый фантазер, обладающий редким даром. Мой зов – спасать сокровища из тлена. И да, я снова клад нашла!

Каждый раз, когда я в мыслях возвращаюсь в детство и благодарю папу за мою самородность, память проявляет новые и новые картинки…

Вот мне пять. Мы стоим у Ташкентского медицинского института. Не просто так, конечно. Вмиг налетает туча, и папа подключает обаяние на максимум: шутит, рассыпает комплименты, рассказывает анекдоты – все это для прохожих, лишь бы они остановились и раскупили у нас красные тюльпаны, пока старенькая желтая газета, в которую они завернуты, не раскисла от дождя.

В то время как мои сверстники боятся остаться без мамы даже в очереди за хлебом, я уже сама продаю то помидоры, то яблоки, то козье молоко и тоже пытаюсь шутить. Хорошее настроение – мой самородный бонус к каждой покупке.

Фруктовый рынок сменился респектабельным цветочным бутиком в Дубае. Бонусы остались.

Hello,

Mrhban,

Привет!

Люди в глухих абайях[2] или же в одеждах, чуть прикрывающих срам, сияющие улыбкой или хмурые, в брендах или в самых простецких сланцах заходят в мой бутик. Двери открыты для всех. Сердце и ум настроены на каждого. Моя задача – максимально тонко уловить цель, которая привела их за покупкой, и подобрать лучший вариант.

Вот араб. Заказывает красные розы, лилии и гипсофилы. Прозрачная пленка, бант. Так, стоп! Мое чутье подсказывает, что мы можем подписать мужчине смертный приговор.

– Не русской ли девушке букет дарим? – предельно ненавязчиво начинаю операцию по спасению обладателя жгучих глаз и пламенного, как выбранные им розы, сердца.

– Как вы угадали? Почти! Она украинка.

– На прощание дарите? – уже напористее прорисовываю я перспективу невдумчивого выбора цветов. – Таким букетом разве что по лицу можно получить от славянской девушки. И приблизить час расставания. Давайте мы лучше подарим ей пионы или, вот, ромашки!

Ну конечно, ромашки! Она вспомнит свое босоногое лето на хуторе, тонкие лепестки, на которых гадала, любит-не-любит. Вспомнит, как кропотливо оплетенные морщинами ладони бабушки – пахнущие добротой, родные – гладили ее по волосам и лечили разбитое сердце молоком с малиной. И в ее сердце разольется закатное солнце, душистые поля, вспомнятся звонкие игры, медовая морковка, сворованная с соседского участка.

Любит-не-любит, любит-не-любит…

– Поверьте, это будет незабываемый букет! Букет от вас.

Он еще вернется и будет возвращаться в наш бутик почти каждую субботу. Выходит, не расстались.

Ну и славно: скоро будем подбирать незабываемые цветы для предложения руки и сердца. А в этом-то я знаю толк – на нашем счету, пожалуй, самое известное предложение последних лет.

Видели рилс, где на усыпанной цветами трассе между зданиями Dubai International Financial Center мужчина встает на колено перед возлюбленной? Так делали многие, такого не делал никто.

Ему разрешили снять буквально поднебесную, дали добро на съемку с дрона, а место для признания в любви диаметром 22 метра было целиком задекорировано хрустальными подсвечниками, канделябрами и розами «эквадор».

Эта история попала в новости как самое яркое предложение руки и сердца в арабском мире. И ошеломляющие декорации для этого события сотворили мы – я, мои коллеги, мои друзья. Отважные безумцы.

Кстати, что касается друзей – скажем так, особенных, – то это тоже от папы. Помню, в детстве он ходил на вечерние лекции по экстрасенсорике. И как-то раз вернулся не один.

– Рафаэль, – представил он мужчину с растрепанными волосами, в длинных одеяниях и истертых сандалиях.