Но сейчас на Юлиану обратили внимание все. Что же она может рассказать Инспектору? Кролики зашептались.

И тут я ― неожиданно для самого себя ― хрипло выкрикнул: «Я тоже пойду!» Старый Дэн нашел меня глазами и усмехнулся. А я готов был провалиться под землю, убежать, улететь на серебристом дроне как можно дальше! Кто меня дернул за язык? Чего ради я пойду к «черному человеку»?! Конечно, лежа в своей кровати вчера, я лелеял мечты, как произведу впечатление на министерского служащего. Как окажу необходимую помощь следствию. Как меня похлопают плечу и похвалят. Как мы станем добрыми приятелями. Но это было вчера. А сегодня я стоял с пересохшим горлом посреди коридора и собирался идти не на завтрак, а в директорский корпус.

Ну я и пошел.

13

Двенадцать корпусов, принадлежащих факультетам, Столовую с обеденным залом и директорский корпус соединял подземный коридор. Когда наш Интернат открыли, экологическая обстановка на планете была плачевной, и первые ученики передвигались по территории Интерната только под землей. Тут же были оборудованы бомбоубежища в случае внезапной атаки с других континентов – после Пластиковой катастрофы люди просто озверели и нападали друг на друга без объявления войны, захватывая пригодные для жизни территории. Интернат жил под землей на протяжении долгих семи лет. Когда воздух стал чище и опасность быть стертым с лица земли сошла на нет, ученикам разрешили выходить во двор, но в противогазе. Постепенно двор стал зарастать хилой травой и низкими кустарниками, противогазы отменили и мы стали больше времени проводить на улице, а длинные подземные коридоры использовались теперь только персоналом Интерната – по ним быстрее можно было добраться до нужного корпуса.

Старый Дэн повел нас с Юлианой именно этим, подземным путем. Стены коридора были отделаны кирпичом, а потолок – огромными серыми плитами, от этого казалось, что он вот-вот рухнет на тебя. От стен несло холодом, земляной пол был ледяной – мои ноги сразу замерзли. Коридор освещался только на развилках, в основном он был погружен в кромешную тьму ― на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Здесь, под землей, было не только темно, но еще и очень тоскливо. Сложно было представить, что тут ходили строем первые выпускники Интерната и раздавалась человеческая речь.

Старый Дэн освещал нам путь факелом, и мы старались не отстать от него. Я перестал ориентироваться и запоминать дорогу после второго поворота: коридор постоянно раздваивался, петлял, а Старый Дэн шел очень быстро. Юлиана часто спотыкалась, хотя пол был ровный, без ям и кочек. Пару раз она схватила меня за рукав, чтобы удержаться на ногах и не упасть, и я почувствовал, что ее руки дрожат. Мне тоже было неуютно, и я до сих пор ругал себя, что вызвался пойти с ней к «черному человеку». Но потом я подумал, что, если бы не было меня, эта маленькая девочка могла бы растянуться на холодном полу в этом темном коридоре, испугаться, расплакаться. Почему-то я представил Юлиану одну в этом подземном тоннеле (о нашем провожатом я забыл), и мне стало так жалко ее, что все мои страхи и сомнения улетучились. Я должен быть здесь. Чтобы подавать ей руку и быть рядом. Чтобы ей не было страшно и одиноко.

Наконец коридор вильнул в последний раз, и мы оказались перед железной дверью. Старый Дэн толкнул ее – дверь со скрежетом открылась. За ней была белокаменная лестница, идущая вверх. Мы увидели, как запрыгали солнечные зайчики на ее ступенях, почувствовали свежий ветерок и с облегчением вздохнули – сейчас мы будем на поверхности. Но Старый Дэн не торопился подниматься по ступенькам. Он обернулся и строго посмотрел на нас.

– У вас будет не так много времени на разговоры. Инспектор – человек занятой, ему надо скоро возвращаться в Город. Если у вас действительно есть, что ему рассказать – хорошо. А если вы станете отвлекать его от дел лишними разговорами – всем будет плохо. Вы правда что-то знаете? – он пристально посмотрел на нас.

– Да, я знаю, – тихо сказала Юлиана.

Я только закивал головой – что я мог ему ответить? Я ничегошеньки не знал! И теперь понял, что мне может влететь.

– И это что-то – действительно важное? ― еще раз спросил Старый Дэн.

– Да, важное, – все так же тихо, но твердо ответила Юлиана.

Мне оставалось лишь молчать и убедительно кивать.

– Ну может быть, это для вас важное, а для на самом деле – пустяк. А отвлекать по пустякам Инспектора не стоит. Ой, ребятки, мне же попадет, мне…. – запричитал Старый Дэн.

– Но это важно, – повторила Юлиана уже не так уверенно.

Вдруг сверху раздался шум шагов и на лестнице появилась чья-то фигура.

– Кто там? А! Это вы! Я сама провожу детей к Инспектору, – мы сразу узнали ледяной голос завуча Интерната Варвары Борисовны.

Не то чтобы мы не любили эту красивую, но строгую женщину, однако в обычной жизни предпочитали не попадаться ей на глаза. А если и попадались – быстро здоровались и, не встречаясь с ней взглядом, старались улизнуть. Но даю руку на отсечение, все девчонки в Интернате мечтали о ее нарядах, прическе и, конечно, королевской осанке. Она всегда держала спину ровно, голову – высоко, и даже на своих высоченных каблуках двигалась уверенно и величественно. Ее закрытые платья с длинными рукавами и расклешёнными юбками обсуждались девчонками в спальнях, как нечто необыкновенное. Наряды завуча действительно были красивыми и утончёнными, но никто не знал точно, откуда они – привозили ли их из Города с еженедельной почтой, либо она шила их себе сама. Последняя версия казалась мне полным бредом: невозможно было представить ее за швейной машинкой, не королевских это рук дело. А завуч была «королевой Интерната». Разве что ее голову украшала не корона, а узел из черных густых волос. Ее прическа была неизменна, и ни один волосок не выбивался из нее в течение дня. Ну и конечно, голос – в нем было много силы, и любые ее приказания исполнялись незамедлительно.

Вот и тогда, услышав сверху: «Дети, поднимайтесь!» – мы сразу же двинулись вверх по лестнице. Ведь мы никогда не перечили завучу. Я даже не обернулся на Старого Дэна, который остался стоять внизу. Пока мои глаза не привыкли к дневному свету после темноты подземного коридора, я видел вверху только темный силуэт. «А вот и еще один черный человек», – подумал тогда я. У меня всегда была богатая фантазия, я боролся с видениями как мог, но тогда они победили. Я представил, что мы с Юлианой идем на казнь, а наверху нас ждет палач в длинном черном плаще, с надвинутым на лицо капюшоном. Я видел такую картинку в старой потрепанной книге, которую нашел случайно в библиотеке. Хотя мне было не по себе, я прочитал ее целиком и поплатился: ко мне во сне стал приходить палач в черном капюшоне. Прошло несколько месяцев, пока образ палача не вытеснили новые страхи и он перестал мне сниться. Но вот на этой лестнице, ведущей из подземелья, он появился опять. В груди у меня стало холодно, я по-настоящему испугался. А потом я разозлился на себя: вот так защитничек, сам себе страхи придумывает!

А еще я подумал: «Хорошо, что Юлиана не умеет читать чужие мысли».

14

Когда от черного силуэта нас разделяло всего несколько ступеней, он сделал пару шагов назад. Солнечный свет не оставил от палача ни следа: перед нами стояла завуч, скрестив руки на груди. Варвара Борисовна была одета в длинное черное платье с высоким воротником-стойкой и широкими рукавами, которое я сначала принял за плащ палача. Я еще раз обрадовался, что мои мысли никто не читает. Вот бы мне не поздоровилось за такое сравнение! Но если завуч надела это черное платье, значит в Интернате объявлен траур. Обычно об этом объявляют в обеденном зале, когда присутствуют все Факультеты. Видимо мы пропустили распоряжение повязать траурные ленты ученикам и надеть черные одежды персоналу, пока блуждали по подземным коридорам. Я уже ждал, что завуч отругает нас за нарушение порядка, но она даже не взглянула на нас:

– Следуйте за мной, – сказала Варвара Борисовна и пошла по коридору.