– Если бы у них были такие фотографии, они бы уже сейчас допрашивали меня.

Киз был прав, и это предельно раздражало Ганнауэй. Он вообще держался равнодушно и даже высокомерно. Он словно хотел сказать: кто вы такие, чтобы портить мне день? Они нашли у него водительское удостоверение Саманты и карту на имя Дуэйна, но, казалось, ему было на это глубоко наплевать.

– В Анкоридже с вами разберутся, – сказала ему Ганнауэй.

Киз промолчал.

Дальше этого в ходе допроса они не продвинулись. Наконец, потеряв терпение, Рэйберн и Ганнауэй решили приготовить Киза к транспортировке в федеральную тюрьму. Рэйберн сомкнул наручники на запястьях Киза. Затем прицепил их к поясной цепи, оставив всего несколько дюймов свободного пространства. Киз теперь едва мог приподнять руки. Затем Рэйберн надел столь же тесные цепи ему на ноги и усадил на переднее пассажирское сиденье пикапа марки «Форд» с эмблемой полиции, пристегнул и толкнул сиденье до упора вперед, и Киз оказался тесно прижатым к приборной панели.

Ганнауэй села прямо позади Киза. Никакая решетка не разделяла их. Было шесть часов вечера самого длинного дня, какой могли припомнить за долгое время и Рэйберн, и Ганнауэй. Они отправились в двухчасовую поездку в тюрьму Бомонт, где Киза будут содержать, прежде чем назначить ему допрос на завтра. Или, быть может, на послезавтра. Была надежда, что детективы из Анкориджа прибудут в Техас до начала слушаний, еще до того, как у Киза появится назначенный судом адвокат. Пока этого не произойдет, шансы, что Киз заговорит, оставались минимальными.

Белл и Долл собирались в спешке. У них не оставалось времени, чтобы добраться до дома и упаковать вещи в дорогу. Они сделали краткую остановку у «Уолмарта», купили кое-какую летнюю одежду, а потом поспешили в аэропорт. Поскольку прямой рейс между Анкориджем и Хьюстоном отсутствовал, им предстоял трехчасовой рейс до Сиэтла. Там они могли пересесть на самолет до Хьюстона – еще четыре с половиной часа, не говоря уже о необходимости взять напрокат машину и проехать почти сто миль, страдая одновременно от прилива адреналина и от большой разницы во времени.

Они думали о срочно созванном совещании со Стивом Пэйном, Джолин Геден и двумя представителями прокуратуры США – Фрэнком Руссо и Кевином Фелдисом. Вместе они попытались воспроизвести предстоявшую словесную войну при допросе Киза.

Как много могли Белл и Долл сказать Кизу? Или показать? У них был снимок принадлежавшего Кизу пикапа на стоянке «Хоум депо» в ночь, когда пропала Саманта, но это фото ровным счетом ничего не доказывало. Изображения с камеры непосредственно перед кофейным киоском были совершенно бесполезными. Зернистые стоп-кадры, запечатлевшие мужчину в маске, только покажут Кизу, что опознать его невозможно.

Эти две улики не стоило пускать в ход вообще. А что касается записки с требованием выкупа? Киз вполне мог не писать ее. И если у него был сообщник, он будет знать об их сомнениях. Но при правильном использовании записка все же могла сработать.

Мыслями они обратились к Джеймсу Кенигу. После ареста Киза Пэйн вызвал его в офис ФБР. Пэйн хотел сообщить новости там отчасти потому, что это была подконтрольная ему территория, но в более значительной степени он преследовал иную цель – показать Джеймсу, насколько серьезные и компетентные люди работали в его ведомстве. Сама по себе обстановка в офисе – бежевые стены, бежевые ковры, бежевая мебель – давала Джеймсу почувствовать чистоту и порядок, подсознательно внушавшие, что здесь могли работать только следователи высочайшей квалификации.

Пэйн сообщил Джеймсу, что в Техасе взят под арест человек, и есть веские основания полагать, что он замешан в деле об исчезновении Саманты. Джеймс хотел узнать, кто это.

– Его зовут Израел Киз, – отвечал Пэйн. – Мы как раз сейчас изучаем всю информацию о нем.

Джеймс казался пораженным. Он никогда даже не слышал об Израеле Кизе и не мог себе представить возможную связь этого мужчины со своей дочерью.

– Вы должны молчать об этом, – сказал Пэйн. – Пожалуйста, не говорите пока никому. Не заходите в «Фейсбук» и не пишите это имя. Началась самая тонкая часть следствия, дающая нам наилучшие шансы найти вашу дочь.

Белл и Долл приземлились в Хьюстоне рано утром 14 марта, через день после ареста Киза. 23 градуса, солнечно и светло. В аэропорту они взяли напрокат машину и отправились к тюрьме Бомонт.

Вскоре после одиннадцати часов с Беллом связался Рэйберн.

– Вы не поверите, – сказал он, – но мне только что позвонили. Ведется активная фото– и видеосъемка на ступенях здания суда. Это не касается Киза, но вам лучше пока держаться подальше оттуда.

Каждая деталь этого дела, все еще только начинавшего развиваться, становилась предельно странной. Белл с трудом старался сохранять ясную голову. Они с Долл направлялись на северо-восток к магистрали I-10 тем же путем, каким воспользовался Киз. Оказавшись в Бомонте, они могли, по крайней мере, находиться подальше от все еще обнесенного лентой периметра здания суда, наслаждаться солнцем и потеть от возбуждения.

Два часа спустя Рэйберн приветствовал Белла и Долл на ступенях здания суда. Белла поразила внешность Рэйберна: ковбойские сапоги, синие джинсы, белая шляпа стетсон и пистолет на бедре. Типичный техасский рейнджер, каких вы видите по телевизору. Рэйберн с широким и открытым лицом казался моложе, чем можно было предположить по его голосу.

По пути внутрь здания Белл и Долл провели краткое совещание между собой. Долл возьмет на себя лидирующую роль. У Рэйберна вчера ничего не получилось. Быть может, Киз лучше отзовется на вопросы красивой блондинки, женщины-детектива, которая проделала долгий путь с Аляски, только чтобы побеседовать с ним.

Все члены группы сошлись в одном: Кизу следовало показать только записку с требованием выкупа.

Белл вошел в комнату для допросов первым. Он посмотрел на Киза и почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Он сделал это, подумал Белл.

Долл запустила записку о выкупе по столу в сторону Киза, он молча взял и принялся читать ее.

– Тот, кто написал это, – сказала Долл, – кто бы он ни был – настоящее чудовище. А я не думаю, что вы чудовище.

Долл следовала сценарию, разработанному ими еще на Аляске, используя классический метод допроса – установление связи. Она не пыталась сказать, что считает, будто это не он совершил преступление. Она как бы говорила Кизу, что все понимает, что ей известна подлинная причина, заставившая его похитить Саманту. Она обращалась к нему с сочувствием.

Киз молчал. Долл и Белл надеялись, что записка по крайней мере заставит Киза изложить свою версию. Даже отрицание стало бы хорошим началом.

– Ничем не могу вам помочь, – сказал Киз.

Но при этом казалось, что Долл вызвала его интерес к себе.

– Что ж, хорошо, – продолжила Белл. – Как вы объясните наличие дебетовой карты парня Саманты Кениг в своем бумажнике?

– Ах, вот оно что, – отозвался Киз уже гораздо более мягким тоном. – Теперь я понимаю, каким образом оказался вовлеченным во все это.

Долл оживилась. Началось, подумала она.

Киз рассказал, как кто-то оставил сумку, застегнутую на «молнию», на переднем сиденье его пикапа несколько недель назад. В сумке лежал мобильный телефон и эта карта с ПИН-кодом, процарапанным на ней. Киз объяснил, что постоянно оставлял водительское стекло чуть приспущенным, поскольку был заядлым курильщиком, о чем им должно быть известно по пачке сигарет, лежавшей во взятой напрокат машине. Киз предположил, что некто, для кого он выполнил строительные работы, все еще должен был ему денег и оставил эти вещи в качестве оплаты.

– Скажу откровенно, – прервала его Долл. – Это очень странная история. Мы же знаем, что это вы. Знаем, что вы похитили Саманту.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете, – сказал Киз.