Спал старик и его помощник каждый в своей комнатке по обеим сторонам от входа, за красивыми резными дверями. Старик, конечно, скучал по детям да внукам. Изредка приезжали они к нему, но быстро уезжали – отвыкли от жизни в глуши. Каждый раз, жалея деда, зазывали его жить в городе, в квартире. И опять он отказывался. Слышал он, как чахли в городе старики из окрестных сёл, которых забирали с собой их дети. Некоторых, помоложе его, уж и в живых-то давно нет.

Нет, он не жаловался на жизнь, и работа ему пока была не в тягость. Любил он природу здешних мест с её переменчивым климатом, любил путешественников, туристов – загорелых, весёлых. С их приходом колыба наполнялась жизнью. Вот и сейчас в это далёкое от селений место, в затерянную среди гор, рек и водопадов колыбу, пришли люди. Они были на отдыхе, а потому – в хорошем настроении, смеялись. Оттого и старику становилось как-то веселее и не так одиноко.

ЭКСКУРСОВОД

Сидор Николаевич поднялся утром пожухлый, с сумбурными мыслями в голове. Стащил свои костлявые конечности с кровати, сунул их в тапки со смятыми задниками и прошлепал на кухню. В ушах звенело, хотелось опохмелиться. Открыл тумбочку, налил полстакана недопитой вечером водки, внимательно посмотрел своими близорукими глазами на стакан, словно сомневаясь, пить или не пить и, чтобы не раздумать, быстро перевернул в себя содержимое стакана. Причмокнул, подумал, и поплёлся опять к постели. Сел на край и стал соображать, что за день настал, выходной иль рабочий, и что он ему уготовил. Мысли после выпитого стали понемногу проясняться, а настроение портиться.

«Фу ты, чёрт, – думал он, – экскурсантов из пансионата в музей надо везти, а тут на душе черно и в голове беспросветно. Во сколько хоть экскурсия, надо посмотреть, хоть бы не утром».

Он опять встал и начал искать брошенный где-то накануне пиджак. Искал долго, пока случайно не увидел его под стулом. Поднял, стряхнул приставшую к нему пыль, достал из кармана записную книжку, где, уж что-что, а в этом ему не откажешь, аккуратно записывал все служебные дела и поручения. Нашёл последнюю запись: экскурсия в краеведческий музей – девять тридцать. С испугом взглянул на часы. Было уже полдевятого. Только-только добраться до пансионата. Мысли заработали учащенно, но голова оставалась тяжёлой.

В прошлом Сидор Николаевич был военный, а потому, стоило ему только получить команду – от вышестоящего ли руководства или даже от самого себя – и он сразу же, несмотря ни на что: настроение ли плохое, недомогание ли ощущается, принимался выполнять её. Он дал себе эту суровую команду: «На экскурсию бегом марш!» Ответил: «Слушаюсь!» Умылся, оделся за минуту и выбежал из дверей.

Экскурсия в краеведческом музее прошла великолепно. Отдыхающие были в восторге от своего экскурсовода. Он давал им такие разъяснения, которые не найдёшь ни в какой литературе. Он шутил, сыпал остротами.

Возвратясь с экскурсии, отдыхающие тут же побежали к руководству пансионата и упросили объявить Сидору Николаевичу благодарность с выплатой денежной премии.

Вот что значит военный человек: раз надо – значит надо!

ПО ГРИБЫ

Супруги Прохоровы, по совету соседки по даче, которая утверждала, что грибов этим летом в лесу видимо-невидимо, отправились на их поиски, прихватив с собой своего маленького пёсика по кличке Шкода.

Долго бродили супруги по лесу, но грибы не попадались. Видимо, сама соседка и собрала их. Расстроенные грибники уже совсем решили возвращаться домой, как увидели вдруг под листочком большой крепкий белый гриб. С криком бросились они срезать его, но пёсик опередил: подбежал к грибу и демонстративно поднял над ним лапку.

Возмущению супругов Прохоровых не было предела.

ВЕЯНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

В деревне Психово сторож местного клуба уже много лет собирает и хранит у себя в саду доски, деревянные рейки и прочие деревянные изделия.

Сначала жители думали, что старик зябнет, и дрова нужны ему для растопки печки; а потому стали сами помогать сторожу, принося к калитке его дома дрова.

Но недавно сельчане увидели на поле возле деревни странные знаки, выложенные из этих самых досок и реек.

Сторож, в ответ на недоумение сельчан сказал, что, наконец, его мечта исполнилась, досок он накопил достаточно, и теперь, с помощью разработанной им самим секретной сигнализации, приступает к общению с инопланетными мирами.

«КАТОРЖАНЕ»

–А ну, пошевеливайтесь! Живей, живей! – покрикивал конвоир на закованных в кандалы людей.– Чего растянулись!

Каторжане, застревая в грязи, то и дело останавливались, чтобы сбить с ботинок налипшую грязь, ещё более отяжелявшую их путь в кандалах. Кругом – бескрайние Сибирские просторы, лишь иногда попадалось одинокое деревце, чудом уцелевшее от гулявших вольных ветров. Небо нахмурилось, того и гляди, опять начнёт моросить дождь. Каторжане шли, понурив головы, и, казалось, все их мысли были устремлены на грязь под ногами, да на кандалы, лениво перекатывающиеся по вязкой жиже.

– А ну, подтянись! – всё кричал с телеги конвоир.

– Да не ори ты! – не выдержав, обернулся на телегу один из отставших, молодой парень с жиденькой бородкой и с серьгой в ухе.

– Что за разговорчики! Забыл, что ли, кто ты – каторжанин, и больше ничего. Вот приедешь домой – к компьютеру сядешь, или больных будешь лечить… а пока ты каторжанин, и всё тут, а значит, выполняй мои команды. – А ну, живей! Подтянулись, подтянулись!

Парень послушно прибавил шагу, чтобы догнать ушедшую вперед группу людей.

«Сами захотели окунуться в жизнь каторжан. Значит должны прочувствовать её во всей красе, – разговаривал сам с собой ехавший в телеге конвоир, а вернее, инструктор по туризму, который в данный момент исполнял роль конвоира. Главной его задачей было указывать путь туристам, по которому шли когда-то закованные в кандалы ссыльнокаторжные; да, уж если кому совсем невмоготу, вытаскивать из грязи и сажать в телегу. – Еще кандалы у вас облегчённые. А если б настоящие были, что тогда?.. Вот, прочувствуете все тяготы подневольного существования, тогда даже самая гадкая и скучнейшая жизнь на свободе покажется раем небесным. Для того и разрабатывали этот маршрут. Опять же физическая тренировка…»

– Налево сворачивай, что встали! – кричал конвоир.– Вишь, направо шоссе начинается. Наш маршрут налево пролегает, там как раз грязюга непролазная. Всё точно так же, как в те времена, когда ссыльнокаторжных в Сибирь усылали.

– Передохнуть бы, – робко сказал кто-то из туристической группы, – ноги в лодыжках уже все кандалами растёрты…

– Привал только через два километра.

«Каторжане», волоча кандалы, послушно поплелись дальше.

УЦЕЛЕВШИЙ ЭДЕМ

Дядя Серёжа, как его именовали жители окрестных многоэтажек на окраине Москвы, и сам давно уже должен был получить квартиру, да всё тянул с переездом, упрямился, как ни наседало то и дело подъезжавшее к калитке его старенького дома, начальство.

Жил дядя Серёжа в доме один и держал солидное хозяйство: были у него куры, утки; в сарае жило десять коз, в конюшне – три лошади. Без этого хозяйства он уже не представлял своей жизни, поэтому и не хотел переезжать в один из тех домов, которые, как бородавки, выросли на месте ещё недавно утопавшей в зелени садов деревни.

В пору своей кипучей молодости Сергей Петрович работал конструктором летательных аппаратов и жил в центре Москвы. Дом в деревне тогда служил ему дачей. Уйдя на пенсию и похоронив жену, он оставил квартиру детям, а сам перебрался в деревню уже навсегда. И его так увлекла эта жизнь на природе, что ни о каком городе он уже и не вспоминал. А поскольку его деятельная натура требовала реализации, он стал активно обзаводиться хозяйством.