– Я рад, что ты понимаешь суть владения собой не так односторонне, как принято.

– Пытаюсь.

Женечка улыбнулся её ответу. Ира продолжила:

– Принято считать владением собой полное или относительное спокойствие в любой ситуации. По крайней мере, отсутствие внешних реакций.

Женечка кивнул несколько раз и сказал:

– Владение собой – это управление своими реакциями, эмоциями и переживаниями. Переживания, реакции и эмоции – это энергии. Какие-то из них кинетические, какие-то потенциальные. Они кишмя кишат, как внутри, так и снаружи. Управление ими не сводится лишь к умению подавлять их.

– Жень, я понимаю, зачем подавлять эмоции. Светлая голова, меньше проблем и тому подобное. А вот…

– Зачем их генерировать, им отдаваться и даже усиливать?

– Да.

– Но ведь ты сама прекрасно знаешь, зачем.

– Может быть, – задумчиво проговорила Ира. – Жень, извини.

– Извиняю. Говори. Что хочешь?

– Ну-у-у-у, – протянула Ира и замолчала.

– Ну?

– Жень, я не хочу поднимать на поверхность воспоминания, которые вряд ли тебе приятны.

– Ира, можешь со спокойной совестью наплевать на деликатность.

– Как скажешь. В тот день, когда умирала Гиала, ты сознательно контролировал внешние проявления своих переживаний и не менее сознательно не препятствовал их внутреннему овладению тобой?

– Не препятствовал? Я сознательно бросился в самую их гущу. Спросишь, зачем? Отвечу честно. Тогда я об этом на сознательном уровне понятия не имел. Тогда я просто знал, что так нужно, не пытаясь искать ответ на вопрос «зачем?». Почему не пытался искать ответ? Спроси об этом у Лоренца и Зива. Они тебе объяснят гораздо лучше меня. Впрочем, уже не раз объясняли.

Ира задумчиво усмехнулась и проговорила:

– Всё, о чем можно сказать МОЁ, принадлежит мне, но мной не является. МОЁ тело. МОЯ душа. Даже МОЁ я. В смысле человеческое я. И даже МОЙ АЗ, хоть и предполагается, что АЗ – это как раз таки и есть словесное выражение сути личности. Тем не менее… Это всё МОЁ, но не ___ .

Женечка кивнул и сказал:

– Этому нет и не может быть названия, так как ко всему, что может быть так или иначе названо, без проблем добавляется определение МОЁ, а значит то, что принадлежит мне, а не ___ .

Есть вопросы, ответы на которые бесполезно искать в том, что тебе принадлежит, а, следовательно, тобой не является. Их – ответов – там нет и быть не может, коли то, что не может быть названо, не зашлёт их туда. Если оно их туда засылает, они не нуждаются в поиске. В этот момент ты с предельной ясностью и без сомнений ЗНАЕШЬ.

Правда, сомнения могут прийти, наколдованные собственным мозгом. Но лишь потом. Лишь если это ясное Знание начинаешь мусолить человеческим мыслительным агрегатом.

Как и предполагала Ира, Алиночку выписали из роддома в пятницу.

Цветы, поздравления, улыбки, слёзы умиления – всё смешалось в пёстром водовороте, который перенёс Иру от здания роддома в её бывшее обиталище.

Радостная суета переполняла кухню. Новоиспечённые бабушки вместе с Наташей и Люсей, мешая друг другу, накрывали на стол. Новоиспечённые дедушки ушли в магазин за недостающими ингредиентами. Алину и Влада, как виновников торжества, общими усилиями освободили от хозяйственных обязанностей, и они миловались у окна.

Пользуясь моментом, Ира вошла в комнату, где в кроватке мирно спала пока ещё безымянная новорождённая.

Маленькое пухленькое личико светилось безмятежностью. Ира пристально вглядывалась в него.

Внешние особенности Алины и Влада, присутствующие почти в равных долях, отчётливо прорисовывались сквозь типично младенческие черты. Но не схожесть с родителями пыталась разглядеть Ира. Она искала запомнившиеся ей отблески личности Гиалы.

– Глаза этого не увидят, – нежным благоговейным почти шёпотом сказал Женечка, вплотную подошедший к Ире.

Ира, не уловившая, как он зашёл в комнату, вздрогнула. Женечка положил ей руку на плечо, и по телу разлилась тёплая волна покоя.

– Точнее, увидят, – продолжил он, – но гораздо позже. Через несколько лет. И не во внешности. Это проявится в пластике движений, в мимике. Проявится, как нечто мимолётное и едва уловимое. Как нечто, которое если и получится разглядеть, то только при очень большом желании.

– Значит, у тебя такого желания не было?

– Ты о чём?

– Уверен, что хочешь услышать ответ?

Женечка усмехнулся и промолчал.

Ира подняла на него глаза и тут же вышла из комнаты, оставив его наедине с новорождённой девочкой, спящей в кроватке.

Первый тост подняли за новорождённую, и Наташа спросила:

– А как назвали-то?

– Ещё никак, – смущённо ответила Алина.

– Алиночка, ну что тут думать! – вступила в разговор Алиночкина мама. – Родила ты доченьку в Татьянин день, вот и назовите Танечкой.

– Мама! – возмущённым голоском проворковала Алина. – А почему ты меня тогда не назвала какой-нибудь Машенькой или вообще Фёклой или Акулиной?

– Алина, – вступил в разговор её папа, – Таня – это не Фёкла и не Акулина. Это – очень хорошее имя.

– А чем Фёкла с Акулиной плохи? – весело спросил Валентиныч.

Все дружно рассмеялись, и наречение новорождённой продолжилось, перерастая в жаркие споры.

Люся принесла орфографический словарь, Наташа – два тома «Тайны имени». Алина взывала к Владу, но он держался мнения, что решать, как будут звать ребёнка, должна мать.

– Хотя бы предложи свой вариант, – настаивала Алина.

– Алин, – Влад улыбнулся ей, – ну какой я ещё могу предложить вариант? Вон, тебе целых три книги вариантов принесли!

Ира в обсуждении принимала участие лишь в качестве зрителя. Женечка тоже молчал. Ира не видела его лица, но чувствовала, что тело его напряжено как у хищного зверя в засаде перед прыжком.

Настроение Влад казалось ещё более странным. Если бы не усилия Алины, он, как и Ира, тоже ограничился бы ролью зрителя, но зрителя больше похожего на Женечку, только без напряжения хищного зверя перед прыжком.

Напряжение было, но иного качества. Как у паука, который ждёт, что добыча сама залетит к нему в паутину, гадая, муха то будет или бабочка.

И вот, когда казалось, что все говорят разом, и каждый слышит только себя, Женечка вдруг прижал к себе Иру так, что та едва не вскрикнула, и в следующее мгновение очень тихо, но так, что все разом умолкли, сказал:

– Назовите Дана.

Влад затаил дыхание на середине вздоха.

– Дана? – Алина расплылась в благостной улыбке. – А что, мне нравится. Только это ведь краткая форма. Как будет звучать полное имя?

Женечка усмехнулся, глубоко вздохнул и изрёк:

– Данаида, Даниэла, Даная, Даналия, Богдана. Выбирай!

На несколько мгновений воцарилась тишина. А потом…

– Влад, давай назовём нашу дочь Богдана. Ты не против?

– Нет, – ответил Влад с умиротворением паука упаковавшего в паутину свой будущий пир. – Смородская Богдана Владиславовна. По-моему, здорово!

Как и в день рождения Даны, Ира и Женечка брели в полумраке по набережной.

– Дана, – задумчиво проговорила Ира. – Так звали её тогда?

– Нет, – в такой же задумчивой отрешённости ответил Женечка. – Так звал её только я. Имя у неё было другое. Оно для меня ничего не значит. Да и для неё тоже.

– А что значит «Дана»? Что это значит на языке, на котором, говорили две с лишним тысячи лет назад в районе нынешней Соболевки? Ведь, насколько я понимаю, ты не звал Даной Гиалу?

– Если честно, звал. Она тоже спрашивала, что это значит.

– И что же?

– Неважно. Ир, не обижайся, это – СУГУБО ЛИЧНОЕ.

– Извини.

Женечка усмехнулся.

– Не извиняйся. Ты и она вправе знать ответ, и вы его знаете. А так же знаете и то, что к поверхностным значениям слов, независимо от языка, его смысл не имеет никакого отношения.

Тогда я сам не знал, почему так называю её. Мне просто нравилось и хотелось её так называть. – Женечка снова усмехнулся. – Хочешь понять, обратись к расшифровке азбуки, которую я тебе дал.