Кирилл продолжал жить в роли, но сердце его и впрямь болезненно ёкнуло, когда Ксения сказала о скорой дороге. Воображение живо нарисовало ему властного и сурового мужа и целый укрепрайон непреодолимых обстоятельств.

Девушки переглянулись в немом, но очень выразительном диалоге. Кирилл его истолковал только на уровне ассоциаций, а означал он примерно следующее:

« – Ну, Викулечка, милая, ну можно мне с ним остаться? Ты

же не обидишься? Ну, разве я виновата, что он на меня

запал? Ну можно, а?! Парень он интересный и сразу вид-

но, что при бабках, и не жмот! Я завтра приеду, на поезде.

Ага, знаю я тебя! Опять попадешь в какую-нибудь историю! У нас показ послезавтра! Надо еще платья подгонять! Что я модельеру скажу? А о женихе своем ты подумала? У вас же свадьба через месяц!

Витя от меня никуда не денется. А на показе Светка меня заменит. У нас и фигуры и типаж одинаковые. Ну, Викуся, ну будь ты человеком!

Черт с тобой, Ксюха! Оставайся. Только сама потом выкручивайся! Я скажу, что ты заболела.

Спасибо тебе, огромное! Вичка, я тебя люблю!..»

Вслух девушки сказали:

Позвони мне, как доедешь. Мой экипаж поставь в каретный сарай.

Непременно, дорогая кузина! Надеюсь, господин гвардии разгильдяй будет и дальше столь же любезен и обеспечит твою безопасность и доставку домой?

Кирилл, в душе которого уже буйствовала неисчислимая соловьиная стая, и распускались благоуханные розы, был согласен сейчас на все, что угодно.

Вазу с цветами пока оставили в ресторане. На улице девушки еще о чем-то оживленно переговорили, и Вика, сев в автомобиль, мастерски вписалась в довольно оживленное уличное движение, на прощанье, продемонстрировав мелодичность звукового сигнала. Ксения, после отъезда подруги, сразу вздохнула свободнее, и грациозно впорхнув на переднее сиденье «Боливара», повернула к Кириллу лицо с азартно заблестевшими глазами:

Ну, чем ты еще меня удивишь?

Кирилл решил следовать ранее выбранной стратегии, раз она оказалась столь успешной, и тоже перешел на «ты»:

Я подарю тебе самое красивое дерево в лесу. Потом мы немного полетаем.

Видя, что девушка заинтригована, объяснил:

Я хочу поехать с тобой за город и распить бутылку настоящего «Клико», стоя на высоченной сопке, под огромным и прекрасным кедром. А потом мы возьмем воздушный шар и поднимемся в небо.

А потом?

Потом не существует. Есть только сейчас!

С этими словами Кирилл привлек ее к себе. Шумно задышав, Ксения ответила на поцелуй и вся затрепетала в его руках. Страсть захватила их обоих. Кириллу пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не овладеть ею прямо здесь, в машине, даже не выезжая с ресторанной стоянки. Это было бы слишком вульгарно. Эта девушка стоила большего.

Программа была выполнена даже не на сто, а на все триста процентов. Кирилл превзошел самого себя. Они заехали на автостоянку, где он поменял свой «Опель» на джип «Чероки», одолжив его под честное слово у приятеля. Потом они забрали с бывшей базы «ДОСААФ» настоящий, воздушный шар, который принадлежал телеканалу, на котором он работал. Шар был приобретен в период раскрутки канала, в рекламных целях. Плетеную гондолу они водрузили поверх крыши, на багажнике. «Клико» взяли у Кирилла дома, где он второй год хранил это превосходное «Шампанское», привезенное ему в качестве подарка из Парижа. Все это время Ксения смотрела на него с восхищением и периодически приставала с поцелуями и кое-чем покруче. Кирилл отбивался. Зато, уже в небе над тайгой, плывшей далеко внизу в горячем летнем мареве, он с такой страстью набросился на нее, что они едва не разломали гондолу.

Шар никуда не летел, а просто висел огромной разноцветной игрушкой в синем небе над тайгой, крепко принайтованный канатом к старому разлапистому кедру.

Налетавшись и налюбившись до головокружения от слабости, они заехали на турбазу и продолжили любовный марафон, сначала в сауне, а потом в номере. Утром, они проснулись, крепко обнявшись, с присохшими друг к другу, зацелованными до крови губами. Это было восхитительное, любовное безумие. Кирилл просто голову потерял. Утром, искупавшись голышом в реке, поражая окружающих своим аппетитом, они плотно позавтракали в ресторане, и оставив свернутый воздушный шар и гондолу в помещении склада турбазы, помчались на бешеной скорости в город. Со свистом пролетали мимо встречные машины. Остались оскорбительно незамеченными гаишники на блок-посту при въезде в город. Едва войдя в квартиру, они повалились прямо на ковер в зале, и лихорадочно срывая одежду, пили друг друга снова и снова, сплетаясь на полу, как змеи и крича, как обезьяны в джунглях.

Наконец, силы оставили их и они уснули.

Проснулся Кирилл один. Всё еще не веря своим глазам, он метнулся в ванную, в кухню. Но тщетно. Ксении не было. Она не оставила даже записки. Собственная квартира показалась ему отвратительно неуютной, какой-то грязной и пошлой. Не одеваясь, он бродил по ней, еще не веря, что все кончилось. Кончилось, едва начавшись. На мгновение вспыхнула надежда, что еще можно догнать Ксению, удержать ее. Но «опыт, сын ошибок трудных» подсказал ему, что ее уже нет в городе. Расстроенный, почти до слез, он заставил себя пойти в ванную. Стоя под ледяными струями, постепенно приходил в себя. Одевшись, вышел из дома. Уже вечерело.

Сев в джип, он бездумно повел его по дороге, сам не заметив, когда и как выехал на загородную трассу. Память вела его назад, во вчерашний день, а разум подсказывал, что «машины времени не получится, даже если он воссоздаст вчерашний день в мельчайших подробностях».

Отчаянно грустя, он просидел до четырех утра в баре той же турбазы, потягивая коньяк и не обращая внимания на окружающих. Бармен, мужчина лет сорока, с грустными еврейскими глазами, как видно один понимал, что он чувствует, запомнив его еще с прошлого посещения. Он молча подливал ему коньяк, каждый раз, как тот заканчивался и не лез с разговорами. Устав от своего молчания, и от коньяка, он вышел на улицу и постоял некоторое время во дворе, делая дыхательные упражнения. В голове немного прояснилось. Его потянуло в тайгу. Он долго шел, не разбирая дороги. Потом побежал. Запалено дыша, забирался на высоченные сопки, сбегал с них, рискуя в темноте свернуть себе шею или выколоть глаза. Однако судьба хранила его, подготавливая к другим, более тяжким испытаниям.

Устав до полного, отупляющего все чувства, состояния, Кирилл забрался под поваленную буреломом огромную лиственницу, лёг на сухие ветки и провалился в глубокий, без сновидений, сон.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Беда не приходит одна».

Житейская мудрость.

На душе у Юрия Андреевича Темнова, следователя по особо важным делам было погано. Это чувство не покидало его который день. С того момента, когда ему поручили вести дело об убийстве депутата Сержантова, Юрию Андреевичу стало погано вдвойне. От дела несло такой гнильцой, что тошно стало не только ему. Задерганный до состояния бешенства, старший оперуполномоченный Грошев из второго, «убойного отдела» УУР, тридцатилетний крепыш с фигурой тяжелоатлета и взглядом снайпера, вместе с ним не спал уже вторые сутки. Это бы еще ничего, доводилось и по трое суток быть на ногах, но очень доставали директивы вышестоящего начальства, постоянные понукания и упреки в плохой работе и недостатке служебного рвения. Вышестоящих гнобили из Москвы. Они подгоняли прокуратуру. Прокуратура давила на Темнова, а он в свою очередь вынужден был давить на оперов. Те, взмыленные, как кони на учениях, носились по городу и окрестностям, отрабатывая версии следствия, отлавливая и допрашивая возможных свидетелей и подозреваемых. К исходу вторых суток круг подозреваемых не только не уменьшился, а напротив, значительно увеличился. Желающих видеть славного депутата в гробу и в белых тапочках нашлось немало. И у многих из них были на то весьма серьезные основания. Узнавая с каждым допросом свидетеля или подозреваемого новые подробности о прижизненных деяниях покойного, опера только матерились и курили чаще, чем обычно. Темнов почти не выходил из кабинета, непрерывно изучая материалы допросов и устные отчеты оперов, успевая еще отвечать на непрерывные звонки сверху и от «голосов общественности», неизвестно от кого узнавших номера его служебного телефона и даже сотового. Страшно хотелось спать, а от кофе уже подташнивало. На вопросы начальства, он сдержанно отвечал, что работа ведется и уже есть результаты, а «голоса общественности», требовавшие немедленно «найти и обезвредить», просто посылал куда подальше, а потом и вовсе отключил сотовый.