Эти жесткие слова принесли Сигнусу просветление. Он поклонился ей.

— Я постараюсь, Эльстер, — прошептал он.

— Не надо стараться, надо выполнять, — возразила она сурово. — Сейчас жизнь этой девушки в твоих руках. Не усугубляй же того зла, которое ты уже причинил. — Она слегка улыбнулась. — И если это утешит тебя, то я верю в тебя, Сигнус.

— Не понимаю только, почему, — пробормотал он со вздохом и взглянул на Черную Птицу. — Но я обещаю, наставница, сделать все, чтобы оправдать твое доверие.

— Слава Иинзе — мой ученик вернулся ко мне! — Эльстер обняла молодого целителя. Она сочувствовала его душевной боли, но знала, что эта боль означает пробуждение совести. Она была очень огорчена, когда он связался с Черным Когтем, и потрясена его ролью в убийстве королевы. Эльстер готова была возненавидеть юношу, но она хорошо знала натуру Крылатого Народа и понимала слабости своих соплеменников. Все обстояло не так уж просто, и целительница не считала Сигнуса безнадежно падшим, а раз так, то была обязана «попытаться вернуть его к истинным ценностям. Достаточно было дать ему понять, сколько добра он может принести своим искусством… И кроме того, хотя она ни за что не призналась бы в этом, он ей нравился.

Эльстер отстранила Сигнуса и сказала:

— Ну, а теперь иди, поешь да позаботься, кстати, чтобы и мне прислали чего-нибудь. И постарайся не попадаться на глаза Верховному Жрецу, пока на твоем лице так ясно написаны твои чувства. Сегодня ты хорошо поработал, но, увы, для нас, врачей, нет отдыха. Еще один твой пациент ожидает тебя в пещере. Сигнус охнул:

— Я же совсем забыл про колдуна!

— Тише, не так громко, — предостерегающе заметила Эльстер.

— Но я же забыл предупредить тебя, наставница, — ответил он, понижая голос. — Я сказал Черному Когтю, что для лечения колдуна моего искусства недостаточно, на тот случай, если бы Жрецу пришло в голову избавиться от тебя, после того как ты поняла, что случилось с королевой Пламенеющее Крыло.

Эльстер была поражена:

— Так ты побеспокоился обо мне? — Она сама удивилась тому, сколько это значило для нее, и тут же одернула себя, недовольная собственной сентиментальной глупостью. Справившись со своими чувствами, она вновь обратилась к ученику:

— Так это правда?

— Что? — не понял тот.

— Что для этого мало твоего весьма немалого искусства?

— Нет… Хотя была минута, когда мне самому так казалось. У него была лихорадка, вызванная, конечно, холодом, перенесенными лишениями и дурным обращением. Я даже опасался за его жизнь, но теперь она в безопасности. — Впервые за эту долгую, тяжелую ночь Сигнус позволил себе улыбнуться.

Эльстер тоже улыбнулась ему:

— Что ж, пойди займись своим пациентом, а потом постарайся немного отдохнуть. Когда отдохнешь, возвращайся сюда, побудь с королевой. А я, быть может, навещу нашего таинственного пленника. — Она подняла брови. — Никогда не видела человека, тем более — колдуна. Признаться, любопытно немного… Волшебник, из дальних стран, наделенный силой, которую нам трудно представить… — Целительница пожала плечами. — Ну да ладно. Просто помни, кто он, и делай свое дело. И знаешь что? — добавила она шепотом, — попробуй перетянуть его на нашу сторону! — Сигнус кивнул. Он посмотрел на королеву и вновь ощутил горе и гнев.

— Наставница, она поправится? Ему показалось, что Эльстер вдруг на глазах постарела, и он сразу пожалел о своем вопросе. Помолчав, она ответила:

— Тело ее будет жить, но только Иинзе ведомо, что станет с ее душой.

Тяжким и мучительным был путь Шиа через горы. Долины сменялись перевалами, за которыми открывались другие долины, расположенные выше прежних, а за ними вставали новые вершины… Все тяжелее и опаснее становилось продвигаться вперед среди неприступных скал и бездонных пропастей, и пугающие завывания ветра звучали словно предсмертные вопли тысяч обреченных пантер.

Поначалу Шиа находила приют в пещерах и трещинах, где можно было на время укрыться от бесконечной метели. Она была рада этим убежищам, а иногда ей попадались тощие зайцы или куропатки, горные козлы или бараны и удавалось хоть как-то утолить постоянный голод. Но чем дальше, тем реже встречались ей такие места, и снег становился все глубже, а продвижение вперед все медленнее и мучительнее.

Шея и челюсти болели от постоянного контакта с Жезлом Земли. Волшебная сила, заключенная в Талисмане, вызывала жжение во всем теле и мешала инстинктам подсказывать нужное направление. Вся пасть у пантеры покрылась язвами, так что стало почти невозможно охотиться и есть в тех редких случаях, когда попадалась хоть какая-то добыча. В этой снежной каменной пустыне добывать пищу было очень трудно, и в конце концов огромная кошка отощала так, что стала сама на себя непохожа. Она до такой степени ослабела, что даже думать ни о чем не могла, а просто тащилась по снегу, сжимая в зубах Жезл. По ночам она рыла в сугробах норы, чтобы хоть как-то согреться, но все же постоянно дрожала от холода и жалела, что рядом нет Ориэллы, Анвара или Боана — может быть, тогда было бы не так холодно.

Наконец ее мучения возросли настолько, что ей показалось, будто смерть уже близка. Однажды ей пригрезилось наяву, что она видит Анвара и что он при смерти. Но все же маг ухитрился задать ей несколько глупых людских вопросов, чем вызвал у Шиа, в ее теперешнем состоянии, невыносимое раздражение. Она недвусмысленно посоветовала ему немедленно прекратить эти глупости и возвращаться в свое тело, и он, похоже, выполнил ее требование — по крайней мере ей так показалось.

Анвар исчез, а у Шиа подкосились ноги, и она упала на снег спрашивая себя, могло ли увиденное быть правдой. Впрочем, кто их разберет, этих магов, с их колдовскими шуточками? Но в одном Шиа не сомневалась: если Анвар и правда умирал, то она смогла его увидеть только потому, что и сама близка к этому!

С трудом разжав челюсти, Шиа посмотрела в свинцовое небо. Она умирает? Но это же невозможно. Она обещала Ориэлле дойти! В глазах замелькали какие-то черные пятнышки, и лишь по резким крикам над головой она поняла, что это ей не мерещится. Стервятники! Если уж стервятники кружат над ней… Пантера снова взяла в зубы Жезл, с трудом поднялась и, шатаясь, потрусила вперед, Ее спасло только то, что огромных птиц отпугнуло таинственно-жуткое свечение, которое излучал Жезл, иначе она вполне могла бы стать их жертвой, подобно этому замерзшему до смерти барану. Превозмогая боль, Шиа с трудом откусила несколько кусков заледеневшего мяса. Но все же силы постепенно вернулись к ней, и она с радостью продолжила свою трапезу, принимая ее как дар судьбы. Шиа подумала о глупых травоядных, которые в такую зиму обречены на голодную смерть, что, впрочем, сейчас было ей на пользу. Насытившись, Шиа отыскала углубление в скале и отнесла туда сначала Посох, а потом — остатки барана. После этого она в сама устроилась там поудобнее и впервые за последние дни смогла хорошенько выспаться. Шиа словно провалилась куда-то, и перед нею снова возникли картины ее детства.., первый самец.., потом — великая битва, которая сделала ее Первой Самкой в Стае… Затем она вновь пережила нападение казалимских охотников с их копьями и стрелами, — тогда она пожертвовала собой, чтобы спасти своих детенышей и свой народ… Потом — плен и тоска, ярость и ненависть. Потом.., потом был поединок с Ориэллой — когда Шиа неожиданно с радостью и облегчением обнаружила, что встретила существо, способное понять ее, и обрела счастье дружбы и духовной свободы…

Лишь неотвязная мысль о друзьях, попавших в беду, давала Шиа волю и силы идти дальше. Она непременно должна выручить Анвара — ведь иначе не спасти Ориэллу! Лиходей уничтожит ее ребенка, а сама Ориэлла навсегда останется его рабой.., или же он убьет ее, если она откажется помогать ему в его черных делах. А Шиа знала, что Ориэлла наверняка такт и сделает.

Положение ее было тяжелым. Прямой путь на северо-запад она знала плохо, и, кроме того, этот путь был опасен. Горы становятся все выше, все круче, все непроходимее, и жить среди них может только Крылатый Народ, который исстари был заклятым врагом Черных Пантер. Этой дорогой идти нельзя, значит, остается путь в обход, мимо горы под названием Стальной Коготь, а этот путь лежит через Землю Пантер.