После ужина Ориэлла вызвалась караулить первой, опасаясь заснуть и снова увидеть во сне кошмары. С мечом в руке она уселась у костра и, глядя на огонь, подумала, что сейчас происходит с друзьями и врагами, которые остались там, в Нексисе. С тех пор как во сне волшебнице явилась Элизеф, ей было тревожно, и тревогу эту еще больше усиливали постоянные снегопады в горах. Ведь если Элизеф мертва, то зима, конечно, должна была бы уже отступать. Ориэлла грелась у огня, а вдали вздымались горы, которые, казалось ей, с неприязнью наблюдали за ней и словно ждали ее прихода.

Чем дальше продвигалась вся компания по извилистым дорогам и долинам, сменявшимся перевалами, тем труднее становился путь, тем сильнее и резче чувствовался холод. Бесплодные горные ландшафты, где не было ничего, кроме скал и камней, наводили на путников тоску, и только иногда им попадались зеленые долины, защищенные от беспрестанного ветра скалами. Путешественники с радостью останавливались отдохнуть в таких «оазисах», давая возможность лошадям попастись, а себе — отвести душу после унылооднообразных пейзажей. Но потом приходилось идти дальше, и от мороза тропы становились скользкими, и лошади спотыкались и могли идти только шагом. Путники жили в постоянном страхе, что кто-нибудь свалится. Однажды Боан вывернул плечо, когда его лошадь споткнулась — хорошо еще, что сама она не охромела. Нередко им приходилось подниматься в гору пешком, ведя лошадей в поводу, отчего дорога становилась еще тяжелее, а настроение путников — еще подавленнее.

Всем было нелегко в этом пути по горам. Еда была скудной, и ее явно не хватало, чтобы поддержать силы при подъеме, особенно в такую страшную стужу. Все стали мрачными, и даже добродушный Боан часто хмурился и ворчал. Было заметно, что ему не по душе Черная Птица, хотя он, конечно, не мог объяснить почему. Анвар очень тревожился за Ориэллу. Она исхудала, щеки ее ввалились. Ребенок забирал у матери все силы, так что от волшебницы остались только кожа да кости и еще — живот. У нее было мало сил для разговоров, и теперь она уже не отказывалась от помощи Анвара. По ночам Ориэлла дрожала от холода, хотя рядом лежали Шиа и Боан, а Анвар крепко обнимал ее, согревая своим телом. Юноша очень переживал, что не может помочь ей, и всем сердцем желал положить конец страданиям, которые Миафан причинял его возлюбленной и множеству других живых душ.

На всем протяжении долгого и тяжелого пути, которому, казалось, не будет конца, Анвару не раз приходила в голову одна и та же мысль. Разве необходимо Ориэлле рисковать собой и своим ребенком? Он теперь тоже многое умеет — ведь волшебница усиленно обучала его магии, прежде чем сама утратила волшебную силу, — и сам может вступить в единоборство с Миафаном. Однако поделись Анвар такими мыслями с Ориэллой — и она непременно удержала бы его от подобных храбрых, но неразумных планов. Ведь без недостающих Волшебных Талисманов ни у кого из них не было шансов одолеть обладателя Чаши Жизни, и в лучшем случае дело бы кончилось жестокой войной между двумя равными силами, способной погубить весь мир. Так что Анвар держал свои мысли при себе, но эти навязчивые идеи потихоньку сводили его с ума. Он вбил себе в голову, что таким путем должен искупить свою вину перед Ориэллой, ибо считал и себя виновным в гибели Форрала.

Они ехали уже много дней, когда начался буран. С утра лошади были отчего-то неспокойны, а Ориэлла заметила носящиеся в воздухе снежные дробинки, твердые, обжигающие воспаленную кожу на руках и лице. Они падали на камень, но не таяли. Небо почернело и стало как будто ниже, словно тучи спустились с вершин им навстречу. Ветер усилился, и Черная Птица, парившая над их головами, вдруг приземлилась рядом с уставшими магами.

— По-моему, — сказала она, — нам лучше вернуться назад. Мы приближаемся к перевалу, а там укрыться негде.

Ориэлла выругалась. Вокруг, насколько хватало глаз, был один голый камень.

— Назад, на протяжении целых миль также нет никакого укрытия, — ответила она.

Все переглянулись. Никому не хотелось, чтобы их усилия оказались напрасными. Но прежде чем путники успели прийти к какому-нибудь решению, в воздухе вдруг закружились большие снежные хлопья. Их было так много, что они словно заполнили собою все пространство; стало трудно дышать, и путники перестали различать друг друга.

— Эй, где вы там? — закричал Язур.

Ориэлла протянула руку и вцепилась Анвару в рукав и тут же почувствовала, как он, в свою очередь, сам ухватил ее за запястье. С другой стороны за волшебницу ухватился своей ручищей Боан, и ей оставалось надеяться, что остальные спутники тоже нашли друг друга на ощупь.

Сквозь вой ветра она услышала крик Элизара:

— Соберите лошадей в круг, а сами встаньте внутри. Нелегко было последовать этому совету, вслепую пытаясь совладать с испуганными животными, да еще пальцы на руках занемели от холода. И все же, после нечеловеческих усилий, они оказались под защитой конских тел. По-прежнему находя друг друга на ощупь и боясь сесть, так как можно было уже никогда не подняться, они прижались друг к другу, но безжалостный ветер выдувал все остатки тепла. Собственные ноги Ориэлла уже давно перестала ощущать, а теперь и все остальное тело стало как будто ватным, и волшебница почувствовала, что ее клонит в сон. Она вспомнила детство, когда в такую же метель искала Форрала… Вот она просыпается на теплой кухне, в мамином замке у озера, и видит тревожное лицо воина, наклонившегося над ней…

— Ориэлла, проснись! — Это был голос Анвара, и радостный сон растаял, словно снег… О Боги, опять этот снег! Ориэлла с трудом открыла глаза. Анвар тряс ее за плечо.

— Благодари Богов, что ты жива. Ты ведь заснула, глупая! Если бы я не заметил, как ты падаешь…

— Я видела такой чудесный сон… — простонала Ориэлла.

— Да уж, надеюсь, — мрачно ответил Анвар. — Ведь он бы мог стать последним в твоей жизни.

И только тут до нее дошло, что она снова отчетливо слышит его голос. Ветер улегся. Снег все еще шел, но теперь это был заурядный снегопад, и на несколько ярдов видимость была неплохой, хотя Ориэлла видела вокруг только тот же снег да своих спутников, которые сами настолько были облеплены снегом, что с трудом различались на общем белом фоне.

Самой энергичной оказалась Черная Птица благодаря холодостойкости, свойственной ее народу.

— По-моему, — сказала она, — мы уже довольно близко. Если вы подождете немного, я поднимусь в воздух и уточню, где мы находимся.

Нэрени вздохнула:

— Хорошо бы костерчик развести. Нам всем не помешало бы сейчас съесть чего-нибудь горячего.

Но ей пришлось ограничиться пожеланием. Скудный запас дров, собранный в последней долине, закончился уже несколько дней назад. Но все-таки ждать возвращения Черной Птицы пришлось не так уж долго.

— Я так и думала, — заявила она, приземляясь. — Башня — в конце следующей долины. Мы могли бы достичь ее до темноты, но только… — Лицо ее поскучнело. — Вы, нелетающие, вряд ли способны двигаться с такой скоростью.

Мрачные и молчаливые, путники заставили своих уставших и замерзших коней карабкаться на перевал, по грудь в снегу. Ближе к верхней точке идти стало легче, потому что ветер разметал здесь снег, и лишь тонкий слой его лежал на камнях. Отсюда, сверху, открывалась следующая часть пути, которую им предстояло пройти в ближайшее время. Внизу простиралась заснеженная долина, на которой тут и там темнели густые ели, обремененные снегом и напоминающие утомленных старцев. А вдали угрожающе маячили горы, словно огромные клыки, нацеленные на маленьких человечков, которые отважатся сунуться туда.

При виде этого зрелища у Ориэллы упало сердце. Теперь она поняла, что имела в виду Черная Птица. Весь путь пролегал по глубокому снегу.

— Только этого еще не хватало, — вздохнула она. — Как же мы сможем пробить себе дорогу в такой толще? Шиа, рожденная в горах, оглядела заснеженный склон.

— Лавина могла бы очистить нам путь… Если бы только суметь ее вызвать…