– Здорово, Толя, – полицейский поздоровался с вышедшим водителем. Тимур вылез с уазика, размяться надо, а то растрясло всего.

– Фамилия как ваша? – глянув на него, спросил патрульный. – Документы есть у вас?

Покопавшись в рюкзаке, Тимур нашёл и вытащил водительские права. Отдал их полицейскому.

– Ага, – сказал тот, прочитав фамилию. – Гражданин Акчурин. Жена вас ищет второй день. Где машина ваша?

– Капец мне, – Тимур почесал шею. – Телефон сел, машина в овраге, еду домой.

Он рассказал свою историю и добавил, что, видимо, в Соликамске не останется, а уедет в Пермь, чтоб жену успокоить. Та, скорее всего, вернулась от мамы раньше чем хотела.

– Я отойду по нужде, – сказал он, убирая обратно права. Анатолий кивнул, патрульный, как понял Тимур, был его родственником, и они заговорили о каких-то знакомых, о лицензиях на лося, запчастях для снегохода и прочем.

Зайдя в лес шагов на десять, Тимур вытащил из рюкзака пачку салфеток и только собрался присесть, как вдруг что-то тихонько толкнуло его. И совсем поневоле, думая вовсе о другом, он просканировал местность. В уазике возилось что-то блёклое, сгусток чего-то беловатого, а примерно в километре отсюда, в глубоком глухом логу катились два мутных шара.

Секунду Тимур решал, что делать: бежать с воплями к полиции, или снять штаны и сделать дело. Выбрал второе, заодно и успокоился, как-то забыл об опасности. В солнечный день, на большой дороге, рядом с родной полицией ничего не страшно. Городской тогда был Тимур, верил не в жизнь, а в чепуху всякую.

По гравийке пронёсся фургон, за ним пара легковушек, все на юг, в сторону городов. Тимур подошёл к Анатолию, тот рассказывал, как будет нижние венцы у бани менять.

– Да лучше новую поставь, – сказал патрульный. – Хотя батя и против, но ты же старший сын, меня-то он не очень слушает.

Выходя из леса, Тимур демонстративно вытирал руки влажной салфеткой, показывая, что санитария и гигиена для него важны. Постоял, послушал, спохватился, бросил смятую салфетку в мусорный бак.

– Ладно, мы поедем, – Анатолий пожал руку патрульному. – Пока, Клим. Женушке своей привет передай, скажи, что скоро компьютер привезу, как обещал.

Они сели в уазик и поехали дальше. Анатолий предложил довезти Тимура до Соликамска. Тот спросил, сколько надо будет доплатить, водитель махнул рукой, дескать, ничего.

– Я не собирался в город, да брат напомнил, что запчасти к снегоходу надо, – пояснил он.

Через часа полтора выехали на трассу, крытую асфальтом. Тряска прекратилась и Тимур даже вздохнул с удовольствием.

– Хорошо после грунтовок, – улыбнулся Анатолий и спросил: – Ты Алёху давно знаешь? Как он, живой ещё?

Гости поставили свои ружья к стене и уселись на лежанке. Чудинов, невысокий, худой, но страшно жилистый, будто свитый из стальных канатов мужик, достал из рюкзака свою кружку – литровую, из нержавейки. Вскрыл пакетик кофе «три в одном», залил кипятком. Его напарник Чагин, тоже не великан, но очень лёгкий и быстрый на ногу и на руку не промах, стал пить чай. От доширака отказались оба.

– Давно тебя не видать, – сказал Чагин. – Ты когда откинулся?

– В июне, – Марафет ложкой черпал свою мясную лапшу.

– Где был? Сюда когда прибыл?

– К родне ездил, потом в больничке полежал, кашель какой-то поймал, думали, что туберкулёз, но обошлось, – покончив с дошираком, Марафет тоже принялся за чай. Всё, что он сказал, было неправдой. Здесь такие места и такой народ, что могут ухватиться за один фактик, и всю биографию размотать. А там информация, где алмазы сбывает или золото моет человек. Так что откровенность в этой компании путь к нищете или яме в тайге.

Почти все черные алмазники народ сидевший, и потому обладающий сверхъестественным чутьём на всякие людские слабости. Да и развести могут одним базаром, вроде бы никчемным, но с большими последствиями. Марафет это знал, гости тоже, но как не поговорить о том, о сём, вдруг и полезное что вылезет.

– Ты когда скупщика завалил, алмазы забрал у него? – пробасил Чудинов, прихлёбывая горячий вонькой кофе.

– Не подумал, – буркнул Марафет.

Он тогда у Хромого Камня встретился с Чикой, старшим у скупщиков, матёрым и жестоким барыгой. Тот вежливо покатил на него бочку, дескать, зажал от него пару камней. В это время Марафет, только собравшийся рассказать, что поссорился со скупщиком и тот оболгал его, заметил качнувшуюся ветку боярышника справа от себя. Если бы когда слушал Чику, не ухватился левой рукой за подбородок и оттого машинально повернул голову вправо, то и не увидел бы. А так моментально отбросился на спину, провернулся через левый бок и дал с ружья по боярышнику. Там с карабином засел тот самый лживый, а сейчас уже и покойный скупщик. Картечь разнесла ему грудь.

Чика сидел с открытым ртом, и когда Марафет, решив, что тот завёл его в засаду, навёл на него ружьё, побожился, что ни при чём. Сказал, что убитый скупщик вчера ему пожаловался, не зная, что Чика собирается на встречу с Марафетом. Они о старой шахте старателей хотели поговорить. Оправдался барыга тем, что невыгодно ему Марафета кончать. А про пару заныканных алмазов так просто базар завёл, чтобы качнуть его на всякий случай. Об скупщике в кустах не знал ничего.

Вроде всё разрешалось нормально, но тут чёрт нанёс троих охотников, среди них Клим Михеев, гаишник и зампрокурора района. Прибежали на выстрел, нашли покойника. Чика свидетелем прошёл по делу. А Марафету сунули десятку. Обставили дело так, что тоже были на охоте, и вроде неумышленное убийство. Могли и поменьше дать, да накануне подрался Марафет по пьяни с этим скупщиком в посёлке и при народе грозился убить. Вот так и сплелось.

– Сейчас куда двинул? – Чудинов тяжело выдохнул и вытер пот со лба.

– Поищу чего-нибудь.

– Ну, тут места все заняты, – сказал Чагин. – Разве в помощники кому идти.

– Можно и так, – согласился Марафет.

Помолчали. За окном стемнело, поднялся ночной ветерок и по крыше зашуршали еловые лапы.

– Чика грев тебе передавал на зону? – поинтересовался Чагин. – Ты же из-за него присел, должок считай за ним.

Марафет кивнул, посылки с едой, куревом регулярно приходили. Тут уж ничего не сказать.

– Ладно, давай спать, что ли? – Чудинов стянул берцы, вонь носков моментально забила все запахи. Недовольно сморщившись, Марафет встал с лавки и пошёл к двери – приоткрыть, проветрить чуток. Но тут вдруг Чагин дёрнулся и ударил его в живот, а Чудинов жёстко, как стальными щипцами, ухватил за локти, завёл за спину.

– Ну ты вовсе дурак стал, – хихикнул Чудинов. – Спиной к друзьям повернулся.

– Таких друзей – врагов не надо, – скривился от боли Марафет.

В печи жарко шаяли угли, при их багровом свете Чудинов ловко связал ему руки за спиной и толкнул на лавку.

– Там и сиди, а друзья мы не тебе, а убитому скупщику, – сказал он. – Поверил Чике, что он случайно с тобой заговорил.

Ему стало смешно, глянул на приятеля, тот только хмыкнул.

– Чика хотел тебя завалить, потому что алмазная делянка, где ты пасся, богатая оказалась, – не спеша проговорил Чагин. – Вывел тебя под пулю, да повезло, мент с прокурором оказались там. Он бы и сам прикончил, если у скупщика не вышло. Завтра по утру тебя зарежем и зароем, а то с покойником неприятно спать в одной избе.

– Да можно и зарезать, мне всё равно, – отозвался Чудинов.

– Куда ему деваться, – сказал Чагин. – Тут бы главное, чтоб эта нечисть не пришла.

– Да плевать на неё, – Чудинов прошёл к двери, приоткрыл, осмотрелся. – В избу не сунется, а на свету отобьёмся, патронов хватит, – он сел на лежанку: – Как спать будем? В обнимку или валетом?

– Я от твоих носков сам нечистью стану, – засмеялся его приятель. – Давай покойника на пол бросим, я на лавку лягу.

Так и сделали. Марафет молчал, алмазники вскоре засопели, угли в печке угасли, стало темно и тихо. Крепко скрученный Марафет не двигался, он знал, что враги спят чутко и любой шорох, как бывалых таёжников, их пробудит.