– Не знаю, – пожал плечами мужичок.

– Вот телепень! – не выдержал майор и повернулся к Илье.

  Тот уже деловито раскрывал сумку:

– Поля, килий корень заваривай и вливайте в нее хоть силой! Держите, пока все не выпьет. Рецепт помнишь?

– А? –  Трескина уже пришла в себя и была как никогда серьезна. Пока Икота не зацепилась внутрях, надо было спешить.

– Выйдет и в печь её тут же! Хозяин, огонь разводи! Кузьмич, иголку в порог воткни, да такую покрепче, старинную. Соль приготовьте!

– А ты куда? – майор с некоторым испугом наблюдал за сборами опричника. Он ведал, что ребята там служат лихие, но их непосредственную работу видел впервые. И ему крепко было не по себе. Уж лучше матерых уголовников брать, чем с нечистой силой бодаться!

– Пока икотницу не повяжем, не выгнать болезнь.

– Справишься один?

  Семенов поправил сумку-планшет на груди и достал из нее фонарик.

– Поверь, Кузьмич, толку там от тебя не будет.

 Илья исчез, полицейский достал из инструментального ящика молоток, Авакумов согнал с печи детей и сноровисто готовил растопку. Кинуть внутрь  несколько кусков бересты и нарубать с полена щепок – премудрость небольшая. Трескина с минуту стояла с мешочком сушеного корня папоротника в руках, а затем начала стремительно действовать. Отвар – это хорошо, но без заклинаний такое обычно не срабатывает. Откуда они в эти тяжкие минуты появились в голове? Почему сюда послали именно её? Хватит стоять – время действовать!

– Где чайник? Мне нужна чистая вода! И лучше найти большой заварочный чайник. Из него легче будет вливать. Иван Кузьмич, – она решительно повернулась к майору, – чтобы не происходило, не вмешивайтесь. Ни в коем разе! Хуже всем будет.

  Полицейский побледнел, пытаясь вспомнить молитвы. Эх, говорила же бабуля – ходи в церковь Ванятка!

   Илья перехватил Икотницу возле сарая. Он неплохо запомнил уроки Варакиной. Пусть это массовое в былые годы на Пинежье явление, казалось, исчезло, но рецидивы все равно время от времени случались. Так что лишними знаниями никогда не бывают. А человек, подсадивший икоту, поначалу всегда крутится рядом. Никаких окриков – «Стоять!». Семенов просто-напросто догнал побежавшую через сугробы тетку и повалил её в снег, повторно затем окунув её лицо в снежную кашу.

– Сразу будем сознаваться или методы дознания применить?

  Оробевшая поначалу Икотница неожиданно взвилась гадюкой:

– Не докажешь, начальник!

– Опа! Да ты у нас бывалая!

– Аааааа! Убериииии!

– Знаешь, откуда я? Хочешь сдохнуть неприкаянной?

 Семенов отлично помнил, что главной ошибкой христианских священников были их негодные методы изгнания кликушества и бесов изнутри обращенных. На Пинеге попы и монахи столетиями безуспешно пытались выжить Икоту и Икотниц из таежного края. Но успешных примеров практически не случалось. Ну не действовали обычные приемы среди потомков чуди! Все дело в том, что заморскими подходами излечить совершить невозможно. Духи местные, старинные, укоренившиеся корнями в суровой таежной земле, а Белая вера новая.

 Опричник же сейчас припечатал Икотницу оберегом с символом Сварожича. Земля северная подчинялась детям Сварога, Сварожичам, а главным среди них был Симаргл, небесный кузнец и дух огня. Только его пламенем можно было выжечь невероятно архаичную заразу. И древние новгородцы, что сюда пришли, об этом знали, потому и протекли горячим потоком по землям и весям Биармии. Нестрашны им были местные духи и идолы. Сварожичи оказались намного сильнее. Потому и зацепились именно здесь, в Подвинье русские люди крепче всего, в отличие от Зырянских и Карельских земель. И каждый северянин всегда носил с собой оберег Сварожича. Потомки мудрость предков забыли и потому страдали, предав богов Рода.

– Говори! Или зажгу изнутрях!

 Икотница продолжала выть, но корчась, смогла ответить:

– А чё она? У ней все есть, муж, дети. А я? А мне тошно!

– Ты жизнь свою сама по ветру пустила и на сторону нечистых ижиндов перешла! – сурово отвечал Илья. За время работы в конторе он научился главному правилу опричников – никогда не верить тем, кто по жизни встал на «темную» сторону. – Иди со мной и не дергайся. Иначе спалю! Как мои предки с вами поступали. И не думай, что закон за тебя в этот раз заступиться. Мы выше его!

  Тетка-Икотница больше не сопротивлялась, испуганно ковыляя впереди обратно к избе свояченицы.

– Вливай, вливай до конца все!

   Иван Кузьмич не узнавал тусклую девицу, что встречал у поезда. Громогласная и властная молодая женщина с горящими глазами лично заварила килий корень, что-то при этом тихонько приговаривая, а затем без перехода начала командовать. Пока муж держал беснующуюся жёнку, майор насильно вливал ей в рот лечебный взвар.

 Трескина встала перед ними, как-то вся вытянулась и, подняв лицо вверх, начала распевать, попутно раскачиваясь и махая руками:

– Лабуда-беда явилася – горе глубокое навалилося! Люди добрые, вспоможите – гортань бесячью уберите. Бешеная гортань закройся, Лабуда-беда, сглаз моих смойся! Нагерь ли няялькесь, лыхк ли пыччкар! Сон сладок, жизнь горька!

   Бедолага в этот момент страшно закричала и последний раз икнула. Затем тотчас опала и осунулась, закрыв глаза.

– Гляди-кося! Чтой-то выплюнула! – завыл белугой муж, а Кузьмич тут же метнулся к кровати. Полицейский оказался очень ловок.

  Пелагея приняла от него завернутую в белое полотно икотку и тут же побежала к печке:

– Разойдись!

  Пламя ярко вспыхнуло и тут же в печке бахнуло. Так, что она чуть не подпрыгнула.

– Сделали?!

  В избу ворвался Илья, встревоженно озирая комнаты. Идущую вслед за ним Икотницу чуть не вывернуло на пороге. Это она на иголку наткнулась.

– Все хорошо, Илюша, – Иван Кузьмич вытирал пот со лба, а затем с ослабевшими враз ногами упал на стул. – Выгнали икоту. Размером с таракана вышла, разрастись не успела, зараза эдакая.

– Ну и ладненько.

 От Семенова не утаился взгляд, что кинул повидавший всякое полицейский в сторону его напарницы. Значит, не зря девчонку в Отдел взяли! Да и Пелагея сей момент отнюдь не выглядела малахольной. Глазища ярким пламенем полыхают, на щеках румянец выступил. Бой-девка! К такой на кривой козе не подойди!

  Из комнаты еле выполз хозяин, ноги его тоже не держали.

– Ну как она?

– Спит. Кто её так?

– Так свояченица ваша. От зависти. Обычное дело.

– У злыдня! Да я её!

– Спокойно, Петр – Кузьмич взялся за привычную ему работу. – Отдадим в хорошие руки, и больше эта тварь никому зла не сделает.

  Семенов бросил в сторону майора пытливый взгляд.

– Какие указания были сверху?

– От епархии звонили. Заберут ее в дальний погост черные клобуки. Отбегалась, отмучилась.

– Тогда грузимся?

  Что-то задерживаться в этом доме никому больше положенного не хотелось.

  Икотницу спеленали и засунули в обширный багажник. Пелагея в один момент ощутила, что безмерно устала. Её усадили на заднее сиденье, где девушка тут же уснула. Илья в дорогу выпил с Кузьмичом кофе из термоса.

– Ну и работка у вас, робятки!

– Надо же кому-то, – пожал плечами Семенов.

– А эта…– Кузьмич ткнул рукой назад, – откуда она?

– С района вроде.

  Полицейский подумал немного и шепотом спросил:

– Она не из чудских ведьм часом? Слышал я о таких ворожеях. Ноне редкость, а ране часто встречались.

 Вот сейчас пришел черед удивиться Илье. Правда, в их Отдел на работу могли взять и настоящую ведьму. Просто молодой опричник представлял их иначе.

– Мне не докладывают, Иван Кузьмич.

– Понятно, – майор глянул на часы, затем снял вездеход с ручника. – Через пару часов машины до города по зимнику пойдут. Добросят вас хотя бы до Белогорского. Поезд только поздно вечером пойдет. Что зря торчать?