Екатерина нигде напрямую не говорит о степени своей вовлечённости в составившийся заговор. Но целый ряд документов свидетельствует: всё знала, была вовлечена, делала, что могла, в пользу заговора, даже сносилась с зарубежьем в поисках средств для гвардейцев. Супруга она не любила, а почти ненавидела, зато сразу полюбила власть, которая перед нею брезжила, но в руки пока не давалась. В тех же записках она, заметно преумножая бесспорные недостатки и пороки Петра III, постарается безжалостно представить его настоящим дегенератом, идиотом, только и знающим, что играть в солдатики.
Хватило бы и только этого анекдота (в старом, историческом значении слова, которым обозначали забавное или странное происшествие, казус): «Однажды (…) я вошла в комнату Его Высочества и была поражена представившимся зрелищем. Посередине кабинета (…) была повешена огромная крыса. Я спросила, что это значит, и получила в ответ, что крыса эта совершила уголовное преступление и по военным законам подверглась жесточайшему наказанию, что она забралась на бастионы картонной крепости, стоявшей у него на столе в этом кабинете, и на одном из бастионов она съела двух поставленных на стражу часовых из крахмала, что за это он приказал судить преступницу военным судом, что его собака-ищейка поймала крысу, которую немедленно затем повесили с соблюдением всех правил казни и которая в течение трёх суток будет висеть на глазах публики для внушения примера. Я не могла удержаться от хохота, выслушав эту удивительную нелепость; но это очень не понравилось великому князю, и видя, какую важность придаёт он казнённой крысе, я ушла и сказала, что как женщина ничего не смыслю в военных законах. Но он не переставал дуться на меня за тот хохот и за то, что в оправдание крысы я говорила о необходимости, прежде чем вешать её, расспросить и выслушать её оправдание».
Положим, давняя позорная смерть крысы и не стоит заговора против ещё не успевшего короноваться, но всё же самодержца.
Гвардейцев, особенно Григория Орлова и его братьев, наверняка мало заботило и то обстоятельство, что Пётр предпочитал и в супружеской спальне играть в «куклы и другие детские забавы», которые ему исправно доставляла его камерфрау. Заговор был движим совсем иными мотивами.
Единственное, что могла положительно оценить элита империи из действий императора, это подписанный им «Манифест о вольности дворянства», который не только полностью освобождал дворян от физических наказаний, что раньше водилось. Внук Петра Великого (между прочим, это определение включалось в титул Петра III, и выпустить на письме эти слова было чревато большими неприятностями) отменил введённую дедом обязательную и поголовную повинность служить государству. Теперь дворянство могло не служить вообще, однако привилегии за ним не только оставались, но и расширялись, включая право практически беспрепятственного выезда из страны и право свободно распоряжаться своими владениями даже для неслужилых. «Манифест», собственно, обеспечит России появление в будущем тех самых знаменитых «двух непоротых поколений», которые насчитает Александр Иванович Герцен. «Непоротые» – значит, такие, в ком, по Пушкину, «сердца для чести живы», а умы открыты для высоких ценностей. И уж во всяком случае «непоротые» если станут служить Отечеству, то не за страх, а за совесть, и так, как они понимают благо Отечества, а не как им велят.
Ну и кое-что «по мелочи», как может показаться. Пётр III упразднил Канцелярию тайных розыскных дел, пыточных казематов которой боялись как огня все подданные, не исключая дворян старейших родов. Поощрил торгово-промышленную деятельность, приказав создать Государственный банк с правом выпуска им ассигнаций. Разрешил свободную внешнюю торговлю. Повелел беречь леса – один из важнейших ресурсов страны.
Попытался преодолеть самое мрачное явление закосневшего феодализма, своим указом квалифицировав убийство помещиками крестьян как «тирренское мучение», хотя, с другой стороны, феодальные права дворян укрепил: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать»: то есть правьте своими людьми и живите их трудами, но и жизни их сохраняйте, не уменьшая «тиранством» население моей, Петра III, империи.
Успел он это за недолгий (семь месяцев) срок правления. Сочувствующие из числа современников отмечали, что в императоре, помимо малообразованности и пороков, были и жажда деятельности, неутомимость, доброта и доверчивость. Хотя академик Якоб Штелин, которому доверено было воспитание и обучение племянника императрицы Елизаветы Петровны, ещё недавно считал главной чертой своего ученика не столько способности, сколько лень.
Но за внуком Петра Великого (при рождении – иноязычным и даже инославным Карлом Петером Ульрихом) числились и непростительные отступления от достижений и заветов его предшественников.
Он заключил невыгодный для России мирный договор с Пруссией и вернул ей захваченные земли, тем обессмыслив все понесённые русской армией в ходе войны потери (именно в честь этого невыгодного для России Петербургского мирного договора и давался торжественный обед, за которым разыгралась семейная сцена). Зато готовился к династической войне с Данией за Шлезвиг, которым когда-то владели его предки. Война должна была вестись в союзе с любезной его сердцу Пруссией, тогда как на этот момент союзницею России была, наоборот, Дания. Он предполагал лично возглавить поход на Данию во главе гвардии, но гвардия находила сей поход неуместным, бессмысленным, а Шлезвиг – нужным разве что лично Петру, но никак не России. Осуждалось в обществе и намерение секвестировать имущество Русской церкви, отменить монастырское землевладение.
Вообще-то Екатерина позже всё-таки секвестр проведёт, однако Пётр, воспитанный поначалу в лютеранстве, ещё и заговаривал о реформе церковных обрядов и запрете на иконы, чего Екатерина, тоже перешедшая в православие из лютеранства, себе не позволит. Особое недовольство отечественных дворян вызывало наметившееся в очередной раз засилье иностранцев. К этому вроде бы было не привыкать, но всегда надеешься на лучшее…
Короче говоря, Пётр Фёдорович не был плоской, картонной фигурой. Дурная слава о нём была пущена на века вперёд дворцовой оппозицией, его вдовой, участниками заговора. И наоборот, те современные нам историки, которые делают центром своих исследований именно Петра III, охотно преувеличивают его достоинства или потенциал. Такой пересмотр старых хрестоматийных оценок падает на благодатную почву: на привитую нам, потомкам, дихотомию «наши» – «чужие». Нам свойственна поляризация действующих лиц истории по линии «добро» – «зло». Чего обычно не было, не бывает и не может быть с живыми людьми.
Орловы и их единомышленники и до ареста Пассека явно не намерены были откладывать задуманное в долгий ящик. На то были причины и у офицеров, и у самой Екатерины. Ей Пётр открытым текстом объявил, что после Датского похода может с нею развестись и жениться на своей фаворитке Елизавете Воронцовой. А зарубежный поход может увести гвардейцев из столицы, и им уже не удастся повлиять на ситуацию. Поэтому – сейчас или никогда.
Первейшую из задач они уже решили: государыню никто не сможет арестовать, пока она в бегах. Однако пристало ли государыне петлять, как заяц? Нет, это не побег от врагов – это бег к заветной цели. Так считают Орловы, которые сегодня, по сути, похитили Екатерину Алексеевну. Похитили, как они полагают, не просто у мужа, но – для Отечества.
Век XVIII. Утро 28 июня 1762 года. Алексей Орлов отнимает лошадь у крестьянина
Интересно, что по церковному календарю 28 июня – день перенесения мощей святых бессребреников Кира и Иоанна, прославившихся успешным врачеванием христиан. Подходящий день для излечения России… Следующий эпизод мы находим только в книге «Русские избранники и случайные люди в XVIII веке» (случайные – в смысле «попавшие в случай») фон Гельбига, секретаря саксонского посольства при дворе Екатерины II. Дипломат способен был узнать об этом разве что с чьих-то слов:
