Политическое отступление: о мотивации

Следует заметить, что первое в мотивации влюблённости для мужчины – женские формы. То, что может отменить первое, характер Ксантиппы, на что указывал Э.Роттердамский в «Разговорах запросто». Влюблённость расцвечивает жизнь красками. Она, как цветное телевидение – после чёрно-белого и немого кино. Она тёплая, как всё живое. Да здравствует влюблённость, да здравствуют влюблённые. Опять нет повода не выпить…

Читая «Искусство любви» Вислоцкой, представляется, что человек «произошёл» не от обезьяны (а у Дарвина и нет такого утверждения в «Происхождении видов»), и не из белка. Человек вообще не «произошёл», а создан «по образу и подобию» мировым разумом, природой…

Был скверный случай (правда, один) в моей случайной жизни… Как-то летом возвращался поздно вечером домой от подружки… Практически в центре города, на пересечении Комсомольской и Московской стоит громадный дворец (тогда – химиков, в 50-е – шахтёров, и приехавший Хрущёв критиковал, что в актовом зале повесили дорогую – тогда 25 тысяч – люстру), перед дворцом был круглый сквер с клумбами и на северном краю с памятником Ленину с поднятой на юг рукой. По периметру сквера росли кусты сирени. Проходя по шоссе мимо, случайно повернул голову в ту сторону… В кустах сирени в свете фонарей видны были две пары ног от пяток до колен – очевидно, мужские и женские. Как они там разместились и как забрались (скорее всё-таки они были за кустами – со стороны казалось, что в кустах)?.. Пары были напротив одна другой и соприкасались при быстром движении навстречу и обратно… Тогда и теперь не было каких-то ханжеских и лицемерных мыслей, может быть только философская:

– Во дают…

Вишневский пишет: «…женщина хочет лечь со своим избранником в постель и делает это не только потому, что так хочется ему. И когда он наконец с тобой, хоть ты уже совсем раздета, ты хочешь – для него – раздеться еще больше». Пусть он видит всю тебя: грудь, ноги и все четыре «окошка». Это страх, что уйдёт, дрожь любопытства, желание, настигающее у девушек после первых родов, стремление самой войти в любимого, раствориться в нём – «образ любви»…

Сократ размышлял о счастье и судьбе… Женитьба на Ксантиппе всё решила. В счастье – корень час, а судьба – это надолго. И потому Сократ – философ.

(Утерянный эпиграф Платона к «Пиру»).

Что-нибудь о вечной любви, – звонко сказал женский голос. – Вы когда-нибудь встречали вечную любовь?

(Надежда Тэффи. «О вечной любви»)

Высказанная как-то гипотеза о том, что понятие «любовь» – философское (кто первый скажет, что это не так, пусть первый бросит в меня камень) проецируется на сознание своими «образами», пока не опровергнута.

* * *

Эту сентиментальную мелодраму (хотя мелодрам без сантиментов не бывает) поведал приятель, вернувшийся из очередной командировки – откуда, куда и зачем – это не столь важно, интересно другое. Как уже было не раз, это произошло в купе поезда, где они случайно оказалось вдвоём (возможно, такие случайности случаются – если Гегель и приятель не врут). При этом, попутчиком (точнее – попутчицей, и это следует из купейной логики) оказалась симпатичная блондинка. В связи с этим и родился вечером (прошу понять правильно: для традиционного рождения должно было бы пройти 270 вечеров, т.е. приблизительно девять месяцев, а в командировки так долго теперь не ездят) речитатив об одном из множества упомянутых «образов любви». Вот несколько примеров этого множества изящной беллетристики (прошу пардону за тавтологию): фрейдовский «образ сублимированной любви» (сублимация), у Надежды Тэффи подробно показан «образ вечной любви» (как у приятеля тоже начавшийся в вагоне поезда), у Александра Житинского – «образ элегической любви» (и тоже в вагоне поезда), Алексей Толстой предложил «образ возмездной любви» (и этот – в поезде: эротика с подоплёкой военного шпионажа), от Ирины Одоевцевой – «образ могильной любви» (буквально: на кладбище, на могильном холме, а не на вагонном диване, но тоже очень, очень…), у Алексея Слаповского – «образ непроходящей любви», у Александра Богданова и Алексея Толстого – «марсианский образ любви». Причём, ни один «образ» не обходился и не обходится без физиологии, а другое, кстати, Фрейд считал ненормальностью.

Пройдя по ковровой дорожке вагона, приятель остановился у двери купе, номер которого был указан в билете, и деликатно постучал. Почти сразу девичий серебряный голосок, позвал: – Войдите… Начитанный в глубокой юности указанными «образами» и в надежде, что в купе к ним больше никто не постучит, он нажал на ручку двери… «Прощайте, мои бедные глаза, вы никуда не годитесь после такого» – сказал бы Гоголь, а приятель внешне спокойно поприветствовал незнакомку, попросил извинить за беспокойство, уточнил соответствие номера купе указанному в его билете, сообщил свой маршрут и представился. Сидевшая на диване с книгою в руках, девушка в свою очередь назвала себя: – Ирина.

– А она прехорошенькая – отметил с удовольствием вошедший – но строгого вида. И книга, как он успел заметить, также имела серьёзное название: «Формальная логика». Разместившись, приятель завёл разговор о том, о сём, как это случается в поездах, но не о погоде. Ирина оказалась раскрепощённой и интересной собеседницей, весело реагировавшей на байки собеседника, несмотря на «Формальную логику». Не жеманясь и без ханжества поучаствовала «за знакомство» в дегустации «Киндзмараули». Согласно неформальной логике вспомнили нечаянно об «образе первой любви», который имеет место быть наравне с «вечным». Что возобладало в купе: «формальность» или естественность – неизвестно – рассказчик умолчал (потому как по Тэффи, «о тех, которые были недавно, рассказывать не принято»), и не будем сочинять – по Стругацким, которые отметили: – Пишите о том, что знаете хорошо. Случайность ли это, повезло ли приятелю и преуспел ли он также, как пишет Житинский? Неизвестно, но его речитатив – приблизительно следующий.

«Так вот, о первой любви (бывает же не только «вечная», но и «первая» – не так ли?).

Дело было в поезде. Случай – почти по Житинскому. Моя попутчица, милая и общительная девушка, кокетливо спросила:

– Какой была у Вас «первая любовь»? Расскажите хоть один случай.

– Один? Их столько, что затрудняюсь.

– И все первые?

– Натурально. Любви не первой не бывает. Ну вот, например, могу Вам рассказать одно маленькое, но без продолжения приключение. Дело было, конечно, давно. О тех, которые недавно, джентльмены не рассказывают (хотя Пушкин даже написал, что у него было в стогу с «чудным мгновеньем»). Случилось это… Дверь из комнаты, если её открыть, а открывалась она наружу, в небольшой холл, образовывала с перпендикулярными стенами замкнутый треугольник, некое подобие алькова, где я и разместился кое-как со своей возлюбленной. Свои трусики девочка предусмотрительно сняла (возможно априори или уже была наслышана о случае под телегой в «Петре Первом»), а может и вообще не надевала (в предчувствии моды танцплощадок в будущем). Я приподнял край платья или Мальвина это сделала сама, повернувшись ко мне спиной, – это у меня не отчётливо. Но как сейчас помню: присев, я прикусил её левую бело-розовую полусферу юго-восточной части спины (это то место, что расположено ниже одного из элементов женских форм – талии). Не уверен – было ли это проявлением моего любовного пыла в настоящем или женоненавистничества – в отдалённом будущем, но то, что пушкинская болтливость моей Мальвины повлияла на последнее – можно предположить с некоторой долей вероятности. Дальнейшее продвижение по пути нашего «образа любви» у меня как-то не отложилось. Нечего говорить, что девица была счастлива вниманием к прелести некой части её туловища, и потому не замедлила похвастаться своей радостью с воспитательницей нашей группы (забыл сказать, что «это всё происходило в городском саду», как пела Анна Герман своим ангельским голоском). Воспитательница в течение всего дня с изумлением посматривала на меня (ведь «в СССР секса нет») и с сожалением, негодованием и завистью – на покусанную Лолиту, но ничего не говорила до прихода за мной моей мамы. Они пошептались тет-а-тет, после чего мне была прочитана примерно получасовая лекция – не запомнил содержания, но с явным уклоном против аморальности моего «подвига». Дома меня не побили, что явилось случаем из ряда вон выходящим, т.к. и за меньшие преступления против нравственности мама меня регулярно воспитывала физически – в основном по юго-восточной части спины, но этим элементом моего организма «воспитание» не ограничивалось, доставалось и другим. Таким образом, в детском саду (что естественно) «образ первой любви» остался незавершённым.