«Оллу, мы так не договаривались!» – решился заговорить орк.
Его трясло, он отводил глаза. А я и не предполагала, что такое в разговорах случалось и с другими существами, тем более – с мужчинами.
«Ты что, струсил, Блас?» – усмехнулся Оллу.
«Зачем было убивать и тащить ТУДА охранника? Я выкрал то, что было нужно в моем заказе кузнецу; он мне за это крупную сумму обещал, как раз с долгами разобраться. На этом моя роль в твоей игре окончена, сам добывай ключи и прочее», – сказав это, я ощутила мимолетное облегчение на душе Бласа.
«Окончена, так окончена», – игриво произнес Оллу.
Блас не успел даже поднять на него взгляд. Но сердце его, прежде чем остановиться, наполнилось надеждой и радостью на мирное прекращение совместной работы.
Я снова закашлялась и едва не упала, но меня успела поддержать Гулльвейг, и это послужило поводом покинуть храм.
На площади я, отдышавшись, рассказала об увиденном остальным.
– Уже две наводки на кузнеца и портниха, как отправная точка высшеэльфийского любопытства, – подытожил Велерус. – Она, кстати, недалеко от храма живет. Жила…
– Еще выжившая кухарка Тиела осталась, – напомнила Гулльвейг.
Я достала зарисованные в библиотеке карты города и сверила местожительства оставшихся известных нам фигур, которые Велерус узнал от стражников. Заглянув мне через плечо, Сфинкс озвучил план нашего дальнейшего передвижения:
– К ней заглянем в последнюю очередь. Сперва – портниха, а затем – кузнец. Для экономии времени.
Оказалось, что дом, на нижнем ярусе которого в аккуратной пристройке жила и работала Оливия, через всю площадь смотрел прямо на храм. Показав ближайшей группе стражников документ от командира Кофена, мы без проблем зашли в швальню.
Нас встретил звон колокольчика, висящего сразу за дверью.
Взору открылся коридор, с одной стороны которого висело большое широкое зеркало, собранное из множества маленьких, а с другой – полки с портновскими принадлежностями. Оглядывая их каждый на своем уровне глаз, мы двигались дальше, пока не уперлись в откидывающуюся к стене столешницу, на которой лежал ручной колокольчик и график приема вещей на починку.
За столешницей, в левом углу на полу лежали стопки вещей с приколотыми бумажными листами, где значились имена их владельцев. Велерус легко откинул столешницу, закрепил ее у потолка и мы завернули за угол, направо, где стояла прядильная машина с остатками нити, аналогичной той, которой зашивался шов на теле Бласа, и которая имелась у странной женщины из трактира. Они качались на ветру, как и ткани, висевшие вдоль стен коридора; здесь было в разы прохладнее.
– Та же нить, узнаете? – спросила я, собирая ее переливающиеся остатки и скручивая на катушку.
– Если бы эта Оливия не была уже мертва, я бы подумал, что она во всем как-то замешена, – сказал Сайрис и первым пошел по коридору.
Проход привел всех нас в уютное, прибранное помещение, освещаемое светом с одного-единственного окна. Оно было разбито.
Жилище совмещало простенькие приспешню и ложницу. В обстановке без всяких излишеств выделялся лишь увесистый сундук у кровати с большим замком, около которого сразу опустился на колени Сфинкс. Пока Гулльвейг и Сайрис проверяли стол и кушанья, я подошла к разбросанным у изголовья кровати бумагам, игнорируя огромное количество крови и осколков у окна. Возле кровати стояло узкое высокое зеркало на кованых ножках. Я встала так, чтобы не видеть своего отражения и обратилась к бумагам. Это были отчеты с прописанными задатками и итоговыми временем и стоимостью работ, где последние две строки занимали два имени: Тейран Солнечная Тень и некая Вексия.
– О, да здесь порядка трехсот золотых! – раздался радостный голос Сфинкса.
Мне не было нужды поворачиваться. Ясное дело: взломал замок, открыл сундук и щупает полный монет мешочек. Я лишь улыбнулась, а затем раздался причитающий голос Гулльвейг, заставивший меня покачать головой:
– Воровать нехорошо.
– Мне казалось, мы это уже проходи-и-или… – протянул Сфинкс, убирая богатую находку в свою походную сумку.
– Судя по написанному – это задаток на крупный заказ Тейрана. Здесь прописана сумма как раз в триста золотых, – поспешила заговорить я, чтобы не допустить очередной ссоры.
– Как бы проблем потом с ним не было, – цокнул Сайрис.
– С кем? Вы вообще о чем? – как ни в чем не бывало сказал Сфинкс и стал старательно делать вид, что обыскивает кастрюли, которые уже оглядели и Гулльвейг, и сам Сайрис.
– Что там еще написано? – спросил меня Велерус.
– Оливия отказала женщине по имени Вексия, которая просила ее спрясть волшебную нить, в пользу более дорого и объемного заказа от Тейрана, где должна была пошить с ее помощью мантии его свите.
– Здравое решение для выживания в месте, где все так дорого, – заключил Велерус.
– Для мира городов, где правят деньги, – поправил Сфинкс.
Велерус усмехнулся и снова обратился ко мне:
– Там, у окна, кровь, видела уже?
– Сейчас займусь, – кивнула я, откладывая бумаги.
Уже готовясь к тому, что я буду кашлять и, возможно, вряд ли удержусь на ногах, я присела около лужи кровавых осколков, коснулась компонента и закрыла глаза. Здесь моим желанием было увидеть этих Вексию и Тейрана, чтобы понять основание конфликта. Я думала, что если я увижу этого «хорошего» высшего эльфа, то проясню что-нибудь не только в деле, в которое ввязалась вся моя стая, но и в себе…
Передо мной в кровавой дымке вдруг появилась та самая женщина в платке, которую я видела в трактире! Она медленно сняла платок, крутанула головой, расправляя волнистые пряди темных волос, которые тронула легкая седина, и показала его разноцветную тесьму, в которой я узнала волшебную нить из ее арсенала. Оливия согласилась взяться за работу с условием предоставления нужного ингредиента, с чем проблем у человеческой женщины, чье имя по бумагам оказалось именно Вексия, не возникло.
Когда картинка резко поменялась, меня замутило, но все быстро пропало, потому что я снова стала ощущать чужие эмоции: спокойствие, поскольку разворачивающаяся перед глазами ситуация в практике портнихи была далеко не первой. Вексия злилась. Хоть ее лицо и было по-прежнему закрыто, она кричала в ответ на отказ Оливии от заказа в пользу более дорогого, что она была первой и вообще та пожалеет, хотя Оливия оставалась вежливой и даже задаток вернула. В ответ она получила пощечину, но это никак не повлияло на эмоциональное состояние мастерицы.
Затем, я увидела саму Оливию, которая смотрела на свое отражение в зеркале и забирала короткие темные волосы под смешную шапочку, готовясь ко сну. Девушка не обладала магией и была человеком невысокого роста; она любовалась собой в длинном белом платье для сна, ощущала себя счастливой, радовалась выгодной сделке, и я не только чувствовала это по ее крови, но и видела в блеске синих глаз.
Внезапно раздался стук в дверь, однако за дверью никого не оказалось. За ней стояла ночь, и играл лунный свет в витражах храма. Когда Оливия вернулась к зеркалу, ее отвлек стук в окно. Стоило девушке подойти, как его разбил Оллу и со словами:
«Не стоило дерзить моей госпоже».
Накинул на шею портнихи веревку.
Задыхаясь и кашляя, я пересказала об этом своей стае, невзирая на беспокойство Гулльвейг и ее призывы дать мне отдохнуть. В конце концов, что я за колдун такой, если не могу справиться с магией, которая окружала меня и снаружи и изнутри всю мою жизнь?
– Задушил? – удивился Сайрис. – А откуда кровь?
– Спустил прямо здесь, прежде чем тащить куда-то, куда и всех остальных, – предположила я.
– Но куда… – вздохнула Гулльвейг.
– На сколах окна тоже кровь, – сказал Велерус. – Раз убийца разбивал стекло, он мог пораниться. К тому же, он тащил обескровленное тело.
– Мне кажется, Лекте нужно отдохнуть от магии крови хотя бы немного, – настаивала Гулльвейг.
– Спасибо, но я в порядке, справлюсь, – сказала я.
И хоть убедить я никого не смогла, – даже саму себя, – я упрямо поднялась на ноги и подошла к оставшимся в окне стеклам. В голове шумело, перед глазами двоилось, а сердце билось так, словно хотело успеть за всеми остановившимися сердцами, воспоминания которых я за сегодня потревожила и еще буду. Но я жестом игры на кантеле активировала заклинание видения потоков крови на своих глазах и внимательно осмотрела стекло. Найдя отличающуюся от уже прочитанной кровь секунд за пять, я оборвала заклинание в надежде, что так белки моих глаз будут красными недолго, и я не привлеку к себе лишнего внимания.