Передав документы Жану, Розенштейн устало откинулся на подушку и следил, как тот убирал бумаги в саквояж. Затем он попросил Жана достать с полки конверт, в котором лежала колода карт в коробке с надписью «Пигмалион». Жан открыл коробку. Карты напоминали карты Таро. Много символичных знаков, образов, непонятных надписей.

– Я не силен в оккультизме, – задумчиво сказал Розенштейн. – Но, изучая архив, я понял, что эти карты скрывают местоположение эликсира бессмертия. Среди бумаг есть рукопись черного цвета. Думаю, в ней ты найдешь подсказки. В конверте еще два совершенно одинаковых перстня-печатки: один – из золота, другой – из серебра, с латинскими буквами «BK» и цифрой XV, возьми себе. Не знаю их предназначение, но я дважды видел серебряный перстень на руке отца, когда он встречался с какими-то людьми.

– Я мог бы отдать документы в Ватикан или местному епископу, но меня бы это мучило. Не знаю, кто и как ими воспользуется. Так мне спокойнее. Ты адвокат, думаю, твои действия будут более взвешенными. Среди бумаг есть и хронология деяний некой организации «Пигмалионы», с 1300 по 1565 год – со времен Бонифация VIII до Диего Лайнеса, второго генерала ордена иезуитов, преемника святого Игнатия Лойолы.

Похоже, Лайнес возглавлял эту организацию по поручению Великого инквизитора Джана Пьеро Карафы, папы Павла IV. Вторая часть хронологии, вероятно, в потерянном пражском архиве. Что-то мне подсказывает, что Пигмалионы действуют до сих пор. И когда ты обнаружишь их следы, поймешь – с ними лучше не встречаться. – Прощаясь, он добавил: – На прошлой неделе ко мне приходили люди. Они настойчиво интересовались архивом, угрожали мне, предлагали деньги. Двое говорили между собой по-русски. Я уверен, что с ними шутки плохи. Не знаю, как они узнали об архиве, но они пойдут на все, чтобы заполучить документы. Нам нужно быть осторожными. Может быть, архив открывает дверь к чему-то, о чем мы даже не догадываемся. Конечно, я сказал им, что ничего про архив не знаю.

Лишь через месяц после возвращения из Базеля Жан узнал, что Розенштейн трагически погиб – его нашли повешенным в кабинете, с явными следами пыток.

Осознавая, что Яков мог назвать убийцам его имя, Жан позвонил своему московскому приятелю Вадиму Крылову. Он рассказал ему про архив и попросил поискать его следы в России.

О перстнях и рукописи в черном переплете Жан ничего не упомянул.

Жюли не спеша закончила свой рассказ, бросила взгляд на Жана, понимая, что он полностью погружен в свои мысли и почти не слушал ее.

– О чем думаешь? – спросила она с улыбкой.

– О твоем видении на Карибах… помнишь аудиозапись? Что это за чаша Илии, которая упоминалась там? – ответил Жан, в попытке переключиться на другую тему.

Жюли, зная, что предки Жана были крещеными евреями, пристально взглянула на него, пытаясь понять, испытывает ли он ее или действительно не знает.

– Хорошо, слушай. Иисус и апостолы пришли в Иерусалим, чтобы отпраздновать Пасху, как поведал апостол Лука: "И послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть Пасху". В еврейской традиции на пасхальной трапезе подают четыре чаши с вином, каждая из которых символизирует этапы освобождения народа Израиля из египетского рабства. Не сложно предположить, что на Тайной вечере должна быть и пятая чаша – чаша Илии, но об этом в Евангелиях прямо не говорится. По традиции во время трапезы эта чаша оставалась на столе полной и неиспользованной, так как она символизировала ожидание прихода пророка Илии. Подробнее можешь прочесть сам.

– Неужели он что-то заподозрил и проверяет меня? – мелькнула мысль, но, сохраняя непринужденную легкость, Жюли "включила блондинку":

– Надо же, а я про эту чашу уже забыла. Там еще что-то про вино из вяленого винограда было…

– А про вино из заизюмленного винограда я и сам могу прочитать тебе лекцию, – с улыбкой произнес Жан. – И не только. У меня для тебя приготовлен сюрприз – Сотерн твоего года рождения, как раз из вяленого винограда.

– О-лала, – засмеялась Жюли, и в ее смехе зазвучала вызывающая нотка.

Шагнув к Жану, она обвила его шею руками и одарила долгим поцелуем. – Надо, чтобы он забыл, про эту чертову аудиозапись, – подумала она, прижимаясь к нему всем телом.

– Ну вот, прощай завтрак, – мелькнула мысль у Жана, прежде чем Жюли с неукротимой страстью увлекла его в спальню.

Жюли еще дрожала в его объятиях, когда Жан почувствовал холодок, пробежавший по спине. Он приоткрыл глаза и вздрогнул – ее пронзительно-голубые, ледяные глаза смотрели сквозь него, как будто пытались заглянуть в самую глубину его души.

– А эликсир бессмертия в твоем архиве есть? – тихо спросила Жюли, ее голос дрожал от скрытого напряжения.

Тревожная тишина окутала комнату, и сердце Жана забилось быстрее. Он осторожно высвободился из ее объятий и, притворно насвистывая веселую мелодию, направился в ванную.

– Пора, пора! Труба зовет! – напевал он, стараясь заглушить внутреннюю тревогу.

– Жан, я не успела сказать тебе одну важную деталь, – интригующе произнесла Жюли, глядя ему вслед.

Жан на мгновение остановился у двери спальни.

– На некоторых листах рукописи кроме подписи "брат Пигмалион" виден оттиск печати с латинскими буквами «BK» и цифрой XV.

– Уверен, что ты уже разгадала и эту загадку, – засмеялся Жан и, продолжая насвистывать, аккуратно закрыл за собой дверь.

– Не надо ничего разгадывать, когда ответ известен, – сказала Жюли вслух, оставшись одна. Ее зловещая улыбка мелькнула тенью в полумраке зеркала. – Вопрос в другом, милый: откуда у тебя архив? Если, конечно, он у тебя есть. И какое у тебя кольцо – золотое или серебряное?

Стоя под струями душа, Жан прокручивал в голове их разговор.

– Что происходит? – думал он. – Подозрительно быстро Жюли сделала акцент на Пигмалионе и даже озвучила кодовое название – Операция «Пигмалион». Провокация? Вряд ли. Совпадение? Я не особо верю в совпадения. Да и эти ее видения на Карибах. А что, если она меня просто разводит, как мальчишку? Надо проверить ее. Жюли, конечно, девушка-загадка, и сюрпризов от нее будет еще много, но, скорее всего, у Операции «Пигмалион» протекает дно. Хотя, возможно, Крылов умышленно допустил утечку информации, не посчитав нужным предупредить меня. Как генерал ФСБ, он и так слишком деликатен со мной. Да и операция – его детище, – усмехнулся Жан, прекращая мучить себя вопросами.

Не прошло и часа, как Жюли непринужденно сидела в обнимающем ее красном кресле-тюльпане, сливаясь с умиротворенной атмосферой бара «Блюзпун». Миндальный торт с английским кремом и ванильным мороженым из Мадагаскара манил своим ароматом, а бокал розового шампанского в руке напоминал о вечной классике утонченного вкуса. Но за этой маской спокойствия таилось глубокое напряжение.

Ее взгляд из-под густых ресниц неотступно следил за месье Жан-Мишелем Пуатье, который вел неторопливый разговор с седовласым джентльменом почтенных лет в одном из укромных уголков бара. Диалог на английском, порой доносящийся до ее чуткого слуха, позволял уловить отдельные фразы, придавая окружающей атмосфере налет загадочности и интриги.

Внимательно вглядываясь в лицо мистера Нилина, чье имя блестело на визитной карточке, месье Пуатье оценивал каждое его слово.

– У меня хорошие адвокаты, но они слишком… рафинированные. Это скорее привычка, необходимый атрибут. Их сила – в законе. Мне же нужен адвокат, работающий на результат, для которого закон – инструмент, а не препятствие. Я навел кое-какие справки, но ясности так и не добился, – голос Нилина звучал обдуманно, как будто каждое слово было тщательно взвешено. – У вас не кабинетное прошлое, месье Пуатье. Ваш стиль работы, с которым я заочно познакомился, напоминает мне мои собственные методы в России в лихие девяностые.