Тяжелые снеговые тучи нависали над городом длинным пологом. Алиса перевела взгляд с пейзажа за окном на мужчину перед ней. Николай Александрович молчал, не смея прервать ход мыслей девушки. Минуту назад он спросил, что еще ее беспокоит, и она попыталась сформулировать ответ так, чтобы не смутить ни себя, ни его.

Сбивчиво, пытаясь припомнить все детали, Алиса начала свой рассказ. Психотерапевт внимательно слушал, время от времени записывая что-то. В моменты, когда она хмурилась и замолкала, он задавал наводящие вопросы, чем помогал ей разобраться в своих чувствах и мыслях.

– Исходя из ранее сказанного, – подытожил Николай Александрович, – можно сделать вывод, что эмоционально вы привязаны к мужчине из сна, хотя лично с ним не знакомы. Предположим, что это действительно ваш отец. Что бы вам хотелось сказать ему?

– Я очень скучаю… Не знаю… Можно скучать по тому, кого никогда не знал?

– Разумеется. Вы чувствуете нехватку родительского тепла, которое недополучили в детстве и юношестве. Скажите, Алиса, у вас есть возможность встретиться с ним и поговорить?

– Только один человек связывает меня с ним – мать. Кому, как не ей, быть в курсе того, где он и почему не с нами.

– И за двадцать четыре года она ни разу не упоминала о нем?

– Ей всегда была неприятна эта тема. Она говорила, что он конченый эгоист и мы ему просто не нужны были. Но что с ним случилось… Я не знаю.

– Но мать у вас все же есть, Алиса. А это значит, что единственный человек в вашем окружении, который знал его, может сообщить эту информацию.

– Даже думать об этом не хочу. Ей на меня плевать. И лучше бы ее вообще не было в моей жизни…

– Откуда у вас уверенность, что с отцом вам было бы лучше?

– С матерью было ужасно… А отец во сне такой ласковый и добрый…

– Ваши сны, Алиса, это субъективное отражение пережитых впечатлений, мыслей и образов. Разве человек, который, по вашим словам, бросил женщину с маленьким ребенком, способен на большее сострадание, чем она?

Алиса задумалась. Она не смотрела на эту ситуацию под таким углом. Но мысль, что отец действительно мог быть даже хуже ее матери, отозвалась болью в груди. На миг девушка усомнилась: «А если Николай Александрович прав? Что, если я выдумала его образ? И он совсем не такой, каким я его представляю?»

– Насколько сильно вы желаете узнать больше о нем?

– Очень! Очень сильно! – воскликнула Алиса.

– А с человеком, который может предоставить эту информацию, вы не поддерживаете контакт…

– Господи! Я не хочу даже думать о том, чтобы спрашивать ее об этом! – повысила голос Алиса и тут же осеклась: – Простите… Я без понятия, что мне делать…

– Оцените, насколько ваше нежелание общаться с матерью сильнее потребности узнать больше об отце. И примите то решение, которое посчитаете правильным.

Его слова заставили ее прислушаться к себе. Неужели она настолько ненавидит мать, что готова страдать от незнания всю свою оставшуюся жизнь? У нее ведь есть возможность поговорить с ней. И даже если эта женщина не захочет ничего рассказывать, Алиса хотя бы попытается что-то предпринять. За три года психотерапии с Николаем она усвоила, что ничего не делать – это тоже выбор. А осознание, что ей придется страдать от этого решения, заставляло ее чувствовать себя хуже.

– Сколько уже не появляются сны с пережитым травматическим опытом? – спросил Николай Александрович.

– Недели две, – на выдохе ответила Алиса.

Она и правда больше не видела во снах нависающего над ней Невзорова. Не слышала голосов умерших и не встречалась с ними. Только каркающие вороны с внимательными умными взглядами темных глаз за последнее время стали неотъемлемой частью ее снов.

– Это отличный показатель. Я очень рад, – сказал Николай с мягкой улыбкой. – Кроме сонливости вас еще что-то беспокоит?

– Наверное, нет.

– Я поменяю вам противотревожный препарат, – уточнил он, заполняя листочек с рецептом. – Если и это лекарство не подойдет и после повышения дозировки антидепрессанта появятся такие симптомы, как отдышка, тремор и головная боль, следует постепенно уменьшать дозировку согласно инструкции и за три-четыре дня прекратить прием.

– Кстати, про тремор. Судороги уменьшились.

– Их частота или длительность?

– И то и другое. После того, как я стала пить габапентин.

– Тогда продолжайте принимать его. Если частота не изменится, повысим дозировку. А пока что на сегодня все. Я счастлив, что у вас наблюдается значительный прогресс в лечении.

Они вышли из кабинета и подошли к девушке за стойкой. Николай передал рецепт с подписью и печатью Алисе улыбнулся на прощание и пожелал скорейшего выздоровления. Она не смогла удержаться от того, чтобы не улыбнуться в ответ, и проводила его широкую спину в белом халате смущенным взглядом.

Алиса оплатила прием, записавшись на следующий, оделась, сняла бахилы и вышла из клиники. Мороз ущипнул за теплые щеки. Она выдохнула облачко и посмотрела на небо. Снежинки медленно опускались на голову и сразу же таяли на вязаной черной шапке. Смена времени года принесла с собой облегчение. Ноябрь показался ей вечностью. Разумеется, сказывались частые консультации с Николаем и прием лекарств. Впрочем, первые результаты радовали не только ее, но и психотерапевта.

Алиса почувствовала вибрацию телефона. Она не ждала звонка. «Возможно, это Белый? Больше ведь некому…» – подумала девушка, запуская пальцы в карман куртки. Но, увидев имя звонящего, Алиса не сдержала вырвавшегося из горла сдавленного хрипа.

Ошарашенная и сбитая с толку, она раз за разом перечитывала два слова, выведенные белыми буквами на экране телефона: «Эта женщина».

Глава 8

Изучив информацию, которую предоставил Рудской, Белый нашел то, что ожидал. За последний год в разных районах города пропало в общей сложности 12 человек.

Александр анализировал данные, когда в кабинет вошел Антон Соличев.

– Ты скоро?

– Почти… Я пытаюсь найти закономерности в этих исчезновениях, но пока не вижу.

– Может, потому что их нет? – предположил Антон.

– Ха-ха, очень смешно.

– И все пропали без вести?

– Не совсем… Двое сами вернулись домой. Судя по отчетам, одного выловили в реке этой весной. Остается девять.

– И какие мысли?

– Мне это не нравится, – признался Александр. – Такое ощущение, что… В этом есть какая-то взаимосвязь. Но я пока не могу уловить ее…

– М-да, Белый, ты как всегда. Тебе не кажется, что два душегуба за год – это как-то многовато? Особенно в нашем городе.

– Как показала практика, всякое бывает, – мрачно ответил он.

– Ты как хочешь, а я пошел. Удачи с потеряшками.

Александр махнул ему и, когда остался один, откинулся на спинку стула. Голова гудела от долгого изучения заявлений и отчетов, а слова Соличева не добавляли ему оптимизма. Белый прокрутил в мыслях последний разговор с друзьями пропавшей Юлии Бакуменко. От него осталось неприятное послевкусие, как после глотка застоявшейся воды. «Хорошо бы поговорить с кем-нибудь из них отдельно», – подумал он, доставая телефон, и набрал номер Савелия.

Услышав, что новых сведений по делу Бакуменко нет, Александр попросил его вызвать завтра в отдел друга детства девушки.

– Дмитрия Мишина? – уточнил Савелий. – Зачем?

– Хочу переговорить с ним лично.

– Твое право. Сделаю.

Белый поблагодарил мужчину и сбросил звонок. Он громко выдохнул, потер затекшую шею и размял плечи. «Пора и мне домой. Сеня там совсем один», – подумал Александр, собирая бумаги в стопку. Приведя стол в порядок, подошел к шкафу и надел верхнюю одежду.

Когда он вышел на улицу, был уже глубокий вечер. Свежий снег блестел в желтом свете фонарных столбов. Парковка опустела, остались только служебные машины, крыши и капоты которых покрылись мягкой снежной шапкой.