Поток имел быстрое течение, но не отличался глубиной. Моему коню эти стремительные воды вряд ли дошли бы до брюха. Возможно, я даже нижний край плаща не замочил бы, поэтому казалось, что преграды почти нет: "Вот они, молдаване, совсем рядом. Их мало, поэтому надо немедленно настигнуть их и разбить. А если удастся взять самого Штефана в плен, то будет ещё лучше!"

   Мысль была очень соблазнительна, а меж тем мои бояре уже успели подсчитать количество неприятельских полков и на всякий случай сверились в своих подсчётах с начальником передового отряда, первым заметившего молдаван.

   - Государь, - произнесли бояре, - за рекой стоит примерно десять полков. Не больше двенадцати. Даже сквозь туман видно.

   Это означало, что молдаван на том берегу никак не больше пятнадцати тысяч. А у меня на этом берегу стояло семьдесят тысяч воинов!

   - Ударим на них, государь? - запальчиво спросил Стойка, молодой черноусый боярин, который начальствовал над всей моей конницей. - Дело верное.

   - Ударим? - подхватили другие бояре, и я уже готов был согласиться, как вдруг один из них, дородный пожилой Нягу с окладистой рыжеватой бородой, спросил:

   - А если это ловушка?

   Приказ строиться для боя застрял у меня в горле. Я чуть не поперхнулся. Слова о ловушке показались странно знакомыми. Несколько мгновений я бессмысленно озирался вокруг, но затем будто перенёсся в другую страну и в другое время.

   Моему взору предстало яркое голубое небо. Палящее солнце отразилось в металлических пластинах на груди моёго кольчужного халата, заблестело на золотых ножнах сабли, остроконечном шлеме, украшенном золотой чеканкой, и на сбруе моего коня. Я будто видел себя со стороны, но находился уже не на берегу узкого стремительного потока, а на берегу широкой реки, мирно текущей по незнакомой зелёной равнине среди незнакомых бурых горных кряжей. Таких гор никогда не было ни в Румынии, ни в Молдавии. А вот в Турции, в азиатской её части, я видел такие, но реку никак не мог узнать. "Это Евфрат, - будто подсказал кто-то. - А вон мост через него".

   Меж тем я увидел перед собой не бояр, а неких турецких сановников, тоже облачённых в доспехи и сидящих верхом на боевых конях. Впереди всех находился главный сановник, одетый особенно богато - пожилой человек с густой рыжеватой бородой, как у Нягу, но это был не Нягу. Я сразу узнал его, хоть давно не видел - передо мной находился великий визир Махмуд-паша, который когда-то, по приказу султана, помогал мне заполучить румынский трон и прекрасно справился со своей задачей, но напоследок ограбил мою страну - увёл тысячи румын в рабство.

   Этот сановник смотрел на меня так же, как много лет назад - чуть снисходительно, как на султанского "мальчика", но эта снисходительность была лишь во взгляде. Общее выражение лица и наклон головы были любезнее некуда. Визир показывал всяческую готовность помочь, подсказать и вот теперь спрашивал:

   - А если на другом берегу ловушка? Добыча кажется слишком лёгкой. Возможно ли такое везение?

   В следующее мгновение я понял, что Махмуд-паша обращается вовсе не ко мне и смотрит вовсе не на меня. То, что предстало перед моим мысленным взором, было разговором Махмуда-паши с ныне покойным Хасс Муратом - султанским любимцем. Об этом разговоре я читал в донесении, полученном из Турции минувшим летом. Хасс Мурат не послушал Махмуда-пашу и в итоге погиб: на другой стороне Евфрата действительно поджидала ловушка. А теперь я оказался почти в таком же положении - стоял возле реки, видел на другом берегу заманчивую цель и не знал, что предпринять:

   - Странное дело, - произнёс я, и видение рассеялось: яркое летнее солнце исчезло, исчезли незнакомые горы, а река рядом сделалась узкой и покрылась белым туманом.

   Мои бояре, которых я теперь видел перед собой, внимательно слушали, что ещё я скажу, и мне следовало продолжать:

   - Если Штефан действительно там, на другом берегу, то он видит, сколько у нас войска. И он собирается принять бой, имея в распоряжении лишь пятнадцать тысяч? На его месте всякий разумный военачальник немедленно отступил бы. И скрыл бы свой стяг от глаз неприятеля. Почему Штефан этого не делает?

   - Он не скрывает стяг, потому что уже поздно, - сказал боярин Стойка, который начальствовал над моей конницей. - Мы уже видели его знамя. Поэтому Штефан знает, что если сейчас скроет своё присутствие и прикажет своим людям отступить, мы непременно за ним погонимся.

   - Почему ты говоришь "непременно"? - холодно спросил я, сдвинув брови. - Я ещё ничего не решил. Я не буду гнаться за молдаванами, пока у меня есть основания полагать, что это ловушка. А что если неподалёку находится другая часть молдавского войска? Мы вступим в бой с этими полками, а другие полки ударят нам в тыл.

   - Прости, государь, - Стойка опустил взгляд, но тут же снова посмотрел мне в глаза и запальчиво продолжал: - Голову даю на отсечение, что это не ловушка! Чтобы устроить ловушку, Штефан должен был заранее знать, где мы. А он не знал. Не знал точно так же, как мы не знали, где он. Это случайная встреча. Бог послал нам удачу! А Штефан не уходит и не прячет знамя, потому что это жест отчаяния. Он хочет достойно принять бой, хоть и видит, что мы заметно сильнее. Он не пытается уйти, потому что не хочет показать нам своего страха. А если мы не ударим на него, Штефан решит, что испугались мы! Мы, которых в несколько раз больше, испугались кучки молдаван!

   Мне показалось, что этот человек кричит так громко, что слышно даже на противоположном берегу реки. И ведь я знал, в чём причина, потому что меня предупреждал об этом мой предыдущий начальник конницы - седоусый Стан.

   Стан не пошёл со мной в поход именно из-за своих преклонных лет. Он служил мне почти половину времени, что я занимал трон, а тут сказал, что лучше мне взять на войну кого-нибудь помоложе, и назвал имя Стойки. Помнится, Стан предупредил, что Стойка - человек деятельный и, конечно, будет стремиться выслужиться, поэтому всегда будет стремиться действовать, а не ждать. Однако теперь это стремление действовать и выслужиться уже перешло все разумные пределы!

   - Хватит! - оборвал я. - Ты достаточно сказал. Теперь я желаю выслушать других.

   Нягу с рыжеватой бородой, которого я невольно сравнил с Махмудом-пашой, поклонился:

   - Государь, дозволь, я скажу?

   - Дозволяю.

   - Молдаване могли выследить нас. Ведь главная дорога в их пределы одна. И мы идём по ней. Если молдавские лазутчики нас выследили, а мы не заметили...

   - Мои люди заметили бы! - не унимался начальник конницы, но я даже не взглянул в его сторону - лишь видел, как другие бояре укоризненно посмотрели на него, поэтому дерзкий вынужденно замолчал.

   - ...если они нас всё же выследили, - меж тем повторил Нягу, - то Штефан имел время подготовить ловушку. Очень может быть, что другие полки Штефана где-то неподалёку.

   - Мы можем рискнуть и разбить эти двенадцать полков быстро - до того, как придут другие! - опять воскликнул Стойка. - Государь, если я ошибусь, накажи меня по всей строгости, но если окажусь прав, наградой для меня будет уже то, что молдаване не посчитают нас пугливыми овцами. Ты же сам говорил, что хватит терпеть грабежи! Пора дать отпор! Пусть Штефан не думает, что...

   - Мне всё равно, что думает Штефан, - всё так же холодно возразил я. - Мы разумные люди и поэтому не станем ввязываться в азартные игры на поле боя, мы подождём и посмотрим, как враг себя поведёт. Лагерь устроим здесь, у реки. А ты, - мне всё-таки пришлось посмотреть на начальника конницы, которого не следовало бы удостаивать взглядом, - добудь мне сведения о молдаванах. И чем больше, чем лучше. Жду первого донесения в ближайший час, и дальше докладывай так скоро, как сможешь.