Александр Берник
Ди III Гений
Глава 42. Локация 5. Не ведись, когда перед тобой снимают маски, под ними другие.
Дима проснулся с присохшим к зубам языком и вопросом на нём: «Какого хмуля?» Причём даже не понял: приснилось ему это или он мумифицирован уже наяву? Но просыпающийся рассудок сам себе ответил: «Если с утра писец, значит, вечером было зашибись. Закон вселенной, однако: всё есть баланс».
С трудом разлепив глаза до состояния якутского красавца, он замер. Прямо перед лицом красовалась чья-то грязная ступня. По габаритам женская. И она явно ступала не по стерильным полам помещений, а топталась где-то по бездорожью в распутицу. Его аж передёрнуло. Но резкая головная боль от дальнейшего передёргивания и вообще от какого-либо дёрганья настоятельно заставила воздержаться.
Наконец до него дошло, где находится, и он прошипел пересохшими губами: «Кон, приведи моё туловище в нормальные кондиции». Резко полегчало, а заодно и окончательно пробудило. Брезгливо взявшись за тонкую лодыжку в засохшей глине, Дима убрал с груди это безобразие и, приподняв голову, посмотрел на ту засранку, что позволила себе подобное свинство.
Параллельно его телу валетом, в позе давно почившего покойника, валялась Вера. Бледная, как смерть. Без каких-либо признаков жизни. Из макияжа на девушке присутствовала только сажа. Причём с ней она явно перестаралась.
С противоположной стороны обнаружилось ещё одно тело, но живое, потому что сопело. Тело завернулось в одеяло, поэтому разглядеть уровень его загрязнения не представлялось возможным. По всем признакам оно принадлежало Танечке. Девица спала на животе, уткнувшись лбом в предплечье, потому что блонде подушки не хватило. Подушка в спальном комплекте числилась одна и по праву сильного была захвачена Димой.
Молодой человек перевёл взгляд на панорамное окно. На улице шёл дождь. Причём поливал как из ведра, отчего комната пребывала в полумраке, что затрудняло определение времени суток. И тут вдруг как шандарахнет разрыв молнии, угодившей чуть ли не в сам дом. Все трое моментально подпрыгнули. Даже прикидывающаяся трупом Вера соскочила как ошпаренная.
– Кон, что за дела! – заорал в панике Дима. – Что за дебильный будильник у тебя!
– Напоминаю, – не хуже грома пророкотал Господство с потолка, ещё больше пугая троицу спросонья, – за окном – имитация реальности. Я не контролирую в ней природные явления, а лишь копирую.
– Мля, – буркнул недовольно Дима, отдуваясь и постепенно успокаиваясь. – Прости, запамятовал.
Но тут осмотр вывалившихся из постели подруг его повеселил, вызвав непреднамеренную улыбку. И было отчего. Девицы спали одетые. Обе в спортивных костюмах. И если брюнетка хотя бы кроссовки сняла, прежде чем завалиться, то блондинка так в обуви и залезла под одеяло. Хотя, судя по Вериным ногам, эта ведьма свои кроссовки не перед сном сняла, а где-то ещё за пределами дома потеряла.
Сейчас девушка стояла у кровати, раскачиваясь с закрытыми глазами, изображая киношного зомби, почему-то обеими руками обхватив плечи, словно замёрзла. При этом жмурилась брюнетка с таким усердием, что это больше походило на то, что она тужится на горшке. Её потуги выглядели двояко, отчего в достаточной мере испорченная фантазия вызывала у молодого человека неконтролируемое веселье.
Блондинка, выпав из-под одеяла на пол, подняться не смогла. Она сидела на полу и, зажав голову руками, имитируя тиски, тихо скулила.
– Ну что, подруги, опохмелимся? – радостно предложил уже подлеченный Дима, звонко хлопнув в ладоши.
Вера, застонав, согнулась, словно её сейчас вырвет. Танечка, перестав скулить, рухнула мешком на бочок, принимая позу эмбриона.
– Кон, – с ухмылкой обратился весельчак к Искусственному Разуму, – и как долго эти две алкашки будут мучиться, прежде чем додумаются обратиться к тебе за помощью?
Господство не ответил, правильно поняв, что вопрос адресован не ему. Вместо Создателя зашипели болезные. До них, наконец, дошло, и девицы шёпотом принялись синхронно отдавать команды на собственное излечение от алкогольной интоксикации. Подруги резко перестали шипеть. После чего в комнате слышался только шум дождя за окном.
Вера выпрямилась и, разведя руки, пристально оглядела себя. После чего обернулась к Диме, который единственный из троицы оказался раздетым, по крайней мере, до трусов. Непонимающе уставилась в его наглую рожу паяца и тихо поинтересовалась:
– И где меня вчера валяли?
– Понятия не имею, – радостно ответил восседающий на подушке хозяин кровати, – но, судя по сажному макияжу, где-то в районе мангала.
Она чисто машинально потёрла лицо ладошками. После чего глянула на руки и, поняв, что этим только ещё больше усугубила неприглядность физиономии, резко кинулась к двери на выход, по ходу требуя от Димы её открыть.
Танечка поднялась на ноги. Глянула на изгвазданные в грязи кроссовки, в которых спала под чистым одеялом. Проинспектировала следы своего присутствия на спальном белье. Стыдливо стряхнула куски высохшей глины с простыни. Буркнула себе под нос извинение и чуть медленнее, чем брюнетка, но быстрее, чем предписано сбегать из постели мужчины, покинула спальню следом за подругой.
Оставшись один, Дима слез с кровати. Общепринятым движением поправил хозяйство в трусах, уставившись на заливаемое дождём окно. Попытался вспомнить вчерашний вечер, который привёл их троицу к такому нелицеприятному финалу. Но вспомнить ничего не удалось.
Единственное утешение беспамятству – это понимание, что он и этой ночью остался в девственниках. На это указывала не одежда на девушках, а трусы на нём. Несмотря на то, что организм был приведён в идеальные ангельские стандарты, чувствовал молодой человек себя соответственно погоде за окном: тоскливо.
Поинтересовавшись у Кона температурой за бортом и посчитав её вполне комфортной для утренних водных процедур, Дима распахнул стеклянную дверь и храбро шагнул в разверзнувшиеся небеса. Прямо как был. В трусах и босиком.
Ливень сначала показался ледяным, но организм довольно быстро привык и уже через минуту ощущался тёплым. Подставив лицо хлеставшим струям, он какое-то время просто наслаждался природным душем. Потом, прошлёпав по луже, подошёл к перилам террасы. Перегнулся, подставляя потоку спину, и приступил к допросу Искусственного Разума.
– Кон. Почему я не помню вчерашний вечер? Ты специально так сделал?
– Ты не помнишь, потому что был не в состоянии что-либо запоминать. Сделал я это по вашей просьбе.
– Так, – твёрдо проговорил Дима, останавливая в первую очередь самого себя, поняв, что изначально начал задавать неправильные вопросы. – Будь добр. Изложи всю пьянку от начала до конца. Всё, что произошло, только конспективно. Без подробностей и протокольных изысков.
И Кон рассказал. То, что они решили отпраздновать первую победу, Дима ещё помнил. Для этого пошли жарить шашлыки на берегу реки его персонального мира. Он помнил, как заказал мангал. Как жестом фокусника соорудил раскалённые угли. Как уже замаринованные куски мяса насаживал на шампуры и укладывал над углями. Как в наколдованной беседке на столе появилась бутыль вина литра на три. А дальше – полный абзац.
– Мы шашлыки-то хоть попробовали? – перебил он рассказчика.
– Нет, – с какой-то тоской в голосе ответил Кон, – мясо сгорело на мангале.
– Мля, – выдал Дима универсальное заключение с интонацией, не подразумевающей какую-либо оценку. – Я так понял, мы успели напиться быстрее, чем они приготовились?
– Разложив мясо, ты предложил бахнуть по маленькой для затравки. При этом вы все отключили сытость, повысив чувство голода. Вера, махнув рукой, изъявила желание напиться в зюзю и попросила поменять фужеры на стаканы. Мол, что тут пить? Ты в ответ выдвинул идею отключить ещё и сопротивляемость организма алкоголю, раз пошла такая пьянка.
– И мы в режиме форсажа выхалкали всю бутыль?